роман Победитель трилогии Благодарю. Гл. 15

Глава 15
Президиум Верховного Совета СССР

               

                Легче встретить  людей,  обладающих       
                умом, нежели способностью употреблять
                его в дело,  ценить ум в других и находить
                ему полезное применение


Приёмная Президиума Верховного Совета выглядела довольно затрапезно, в ней даже отсутствовала милиция – только швейцар на входе – и представляла собой заведение подобное юридической консультации. Как и в приёмной Моссовета, но здесь уже за круглыми окошечками как в кассах, сидели две женщины-оператора. Они выдавали посетителям бланки для заполнения, затем сверяли данные, и по селектору связывались с теми, к кому направляли граждан. Мы оказались счастливчиками, нам сразу выдали бланки.

Другая пара, пожилые мужчина и женщина, возмущались:
–   Ну и что, что мы третий раз идём на приём – значит, так надо! Мы не виноваты, что живём в стране дураков, где всё поставлено с ног на голову.
“Зачем же их злить, – подумала я, – конечно, не будут пускать”.
Дама продолжала:
–   …Мы двадцать лет ишачили на Родину, работали геологами, всю жизнь в экспедициях, без элементарных удобств, и никогда не заикались о квартире. А теперь, когда пенсия на носу, оказывается, мы даже не имеем права на свой угол. Ну, где же тут справедливость? Люди всю жизнь сидят на одном месте, добиваются квартир, а мы о стране думали, искали полезные ископаемые, о себе думать было некогда. Надеялись, что выйдем на пенсию и Родина отблагодарит. А теперь Родине на нас наплевать – “не имеем права”, видите ли. Да что это за Родина такая?.. Правильно люди делают, что едут за границу, здесь одни взяточники и бюрократы!

Попала прямо в точку. Молодец, баба! Жалко её – уже не молодая, измученная тяготами походной и неустроенной жизни, со следами былой красоты на лице, бедно одетая. Суетливые и резкие движения выдавали нервозность просительницы, муж успокаивал жену, как мог, и уговаривал не психовать. Но от безнадёги у него тоже был поникший и подавленный вид. Действительно, искренне жаль геологов, тоже ситуация не из лёгких. Не одни мы ищем правду.

Я рискнула подойти к женщине, чтобы спросить:
–   Извините, вы здесь уже были?
–   А как же! Надоели уже всем! 
Я подумала: “как и мы”.
–   Вы не подскажете, к кому лучше попроситься, кто подобрее?
–   Мы тут у двух консультантов были и оба сволочи, – приветливым тоном ответила она мне. – Не знаю, может вам и повезёт.
При слове “сволочь” я вспомнила вальяжную личность из Моссовета. Боже упаси!
–   А какие кабинеты?
–   Вот слева и второй – вглубь.
–   А фамилии?

–   Ой, лапочка, мы записывали, но я не запоминаю. Я только рожи их помню и сейчас узнаю, если к ним попаду.
–   А вообще, их тут много… как это… консультантов?
–   Да нет, три или четыре.
–   Да? И всё?
–   А зачем им больше? Они всё равно всех отфутболивают, как нас. Троих и то много – они же ничего не делают! – зашёл и вышел. Но вы не бойтесь, идите, может, ваше дело и пройдёт. В прошлый раз один старичок тоже правды добивался, куда только не писал – всё бесполезно. А здесь взялись и он радостный вышел. Так что и вам, даст Бог, может, повезёт!
Приятно, что геолог упомянула Бога. Как будто благословила.

Мы прошли к указанному кабинету. В прошлые разы воспринимала всё равнодушно или, по крайней мере, старалась настроить себя на такой лад, а теперь почему-то боялась. Вероятнее всего, меня впечатляло то, что мы находимся в приближённом к верховной власти учреждении. Молила Бога, чтобы нам не попался такой балбес, как в Моссовете, и чтобы уровень умственного развития был повыше, нежели там. Иначе совсем разуверюсь в элите советского общества и перестану уважать государственные учреждения, в которых такие вот придурки занимают ответственные посты. В принципе, это ни для кого не секрет, что папа, блат, взятки, и прочая, и прочая, и прочая имеют место быть. Но голова всё же должна быть на плечах!
Мы вошли в кабинет. Обстановка в нём такая же бедная, как и в приёмной.

Рабочий стол завален документами, справками, письмами, cразу видно – деловой человек, а не как в Моссовете – идеально чистый стол, даже имитации деятельности не наблюдается. Морозов Виталий Александрович работает, а не протирает штаны. Это был шатен со светло-серыми глазами и такими же светлыми ресницами и бровями, высокий, худощавого телосложения средних лет мужчина с немного вытянутым лицом. Виталий Александрович чем-то напоминал предыдущего помощника и сразу внушил доверие. Я посмотрела ему в глаза и подумала, что он постарается что-нибудь для нас сделать. Ну хотя бы постарается! Отпечаток интеллекта на лице давал надежду. К тому же он по-доброму посмотрел на нас. Но радоваться было ещё рано.

Витя начал свой рассказ, который известен мне наизусть лучше, чем таблица умножения. Приятно, что консультант снизошёл с высоты Президиума и стал вникать. Опять не торопилась делать выводы. Он может культурно выслушать, а потом так же интеллигентно разведёт руками – увы! – с удовольствием бы помог да не получается. Но мужчина выслушал, как нормальный человек, и далее лицо не потеряло осмысленного выражения, – он думал. Соображал. Однако!
Однако, он протянул руку за телефонным справочником и по-деловому, без лишних слов и личных вопросов, переговорил с тремя собеседниками.

Из всего, что сейчас происходило, можно было сделать вывод, что этот товарищ нам не отказывал, и кто-то из его собеседников говорил что-то стоящее. Мы с Витей договорились, что я выйду, когда пойму, что Вите пора говорить про взятку. Он сказал, что если появится хоть какая-то надежда, то обязательно будет давать. Почувствовав, что мне пора покинуть помещение, тронула носочком сапога Витин башмак. Он едва заметно покачал головой из стороны в сторону. Надо же, удивилась я – он надеется жениться на мне на халявку? Позже мне стал ясен его маневр: Витя хотел потянуть время, может, и без подарка пройдёт номер. Есть же на свете добрые люди! Хотя бы гипотетически! Может, как раз такой редкий экземпляр и сидит сейчас перед нами.

А я всё не верила – ну, позвонит. Ну, ещё куда-нибудь сбегаем. И всё. Женщина-геолог сказала, что они здесь все одним миром мазаны. Раз те два бездельники, то почему этот должен быть порядочным? Он только внешне похож на порядочного, а внутри такой же, как и все остальные. Сегодня Витя еле выволок меня из дому, и я всю дорогу ныла – так не хотелось никуда идти. “Ну вот, сейчас всё и закончится, – думала я, оказавшись в кабинете приёмной, – и слава Богу. Сил уже нет, все дни в бегах, ног под собой не чувствую. Пусть обижается, но я больше не пойду, это уже дико – идти ещё куда-то”.

У Морозова В.А. стало что-то наклёвываться, и Витя с радости пообещал:
–   Я вас отблагодарю.
–   Да какая там благодарность, ребята! Я буду рад, что вы поженитесь! Этого будет достаточно!
–   Ну тогда на свадьбу пригласим!
–   Вот это другое дело! Но сначала нужно её пробить…
Я переводила взгляд с одного на другого и понимала, что это разговор двух сумасшедших. Столь многообещающим он казался. Я не верила, что возможно ещё что-либо хорошее. Лично у меня в судьбе. И в нашей стране тоже.

Для того, чтобы окончательно выяснить наши шансы, нужен был ещё один человек, но его не оказалось на месте.
–   Ладно, друзья, приходите завтра, – сказал тов. Морозов. – Я вам ничего не обещаю, но постараюсь всё, что в моих силах, сделать. Честное слово, вы такие приятные, хочется помочь. Вам по восемнадцать-то есть?
–   Есть! – засмеялись мы, потому что все принимают нас за сопляков, горячо рвущихся к взрослому делу – женитьбе.

Надо было выяснить ещё один вопрос, но я не знала, задавать его или нет. Если консультант только притворяется хорошим, то вопросом я могу всё испортить, он на этом сыграет не в нашу пользу. Да и Витя может быть недоволен моей инициативой и начнёт выговаривать, зачем обратилась к Морозову. Но, с другой стороны, вопрос принципиальный, если всё это долго будет пробиваться, то нет никакого смысла сейчас трепыхаться.
И я решилась:
–   Виталий Александрович!

Консультант с приятной улыбкой обратил на меня свой взор.
–   …Дело может осложниться тем, что осталось не так много времени для решения вопроса, нам до 9 февраля надо расписаться, потому что 9 февраля заявление аннулируется. Оно действительно только три месяца.
–   Это уже сложнее, – сдержанно отметил он. – Существенное дополнение! Значит, в нашем распоряжении две с половиной недели. Да, задали вы советским бюрократам задачку! Они месяцами документы оформляют, а вам за неделю надо.
–   Но мы же исключение, Виталий Александрович!
–   Да, исключение, и довольно симпатичное! Конечно, всё должно быть человечно, но не всегда получается, к сожалению... В общем, постараюсь!

Я специально смотрела ему в лицо, когда говорила о сроке. Чтобы заметить лукавинку: “Ага, детки, попались, на этом я вас и прищучу!”. Но ничего крамольного не заметила. Может, он хороший артист? Или действительно хороший человек и искренне желает помочь…

Покинув кабинет благодушного консультанта и приёмную, мы направились на выход.
Зима в этом году выдалась необычная. Вместо полагающихся крещенских морозов на столицу обрушилась оттепель с растаявшим снегом и слякотью. Тёплая погода способствовала нашим хождениям, передвигаться по городу было значительно легче во всех отношениях. На Вите была кепка в клеточку, столь непривычная для январской Москвы, а я не стала завязывать шапку и два шарика-помпона свисали по обеим сторонам пальто, игриво покачиваясь при ходьбе.

За нами закрылась дверь Президиума, мы вышли на улицу и порыв свежего воздуха дунул нам в лицо.
–   Может, он притворяется и строит из себя наивного? – сказала я. – Или наивный на самом деле. Тот, в Моссовете – хам, а этот – наивный.
–   Нет, мне кажется, колесо завертелось. Эх, надо было всё равно намекнуть о подарке, без тебя…
–   Но я же показывала.
–   Тогда не надо было, да и потом тоже. Я раздумал, он и без того, смотри, как за нас взялся!
–   А я всё равно не верю, – упрямо произнесла я.

–   Нет, я теперь не отступлю. Если и здесь не пройдёт, то на приём к Брежневу пойду.
–   Из-за такого пустяка тебя к нему не допустят.
–   А я буду добиваться. Имею я право жениться, в конце-концов, или нет? Или я не мужик?
–   Скажут – женишься после Чехословакии. Как тот лоснящийся от самодовольства тип говорил: “два дела сразу делать нельзя-я-я”, – передразнила я моссоветчика.
–   Да козёл он! Он и мне всякую ерунду говорил, такое, что уши вянут. А я своего добьюсь! Ты ещё не знаешь, какой я: если что-то задумал, то так оно и будет!

–   А я честно тебе признаюсь, что уже спокойна.
–   Не дрейфь! Всё будет нормально!
–   Мне нормально не нужно, мне нужно, чтобы было хорошо!
–   Раз ты связалась со мной, то всё будет хорошо! Пусть год, два буду ждать, но к Брежневу на приём прорвусь…
“Ничего себе, – в замешательстве подумала я, – “год, два”?!? Я не смогу так долго ждать. То Саша тянул кота за хвост, теперь государство строит препоны. Ужас!”.

Мы стояли на улице, перед нами в несколько рядов проносились машины, месили под колёсами грязный от слякоти снег коричневатого оттенка, а вдалеке виднелась Красная площадь. Как всё связано в один узел: наша свадьба, Президиум Верховного Совета, Красная площадь и Брежнев. О-бал-деть!..
–   Витя, слушай, а если ты говоришь, что долго ждать, когда же мы с тобой.., что мы с тобой.., – пролепетала я, покраснев, и он по моим глазам сразу понял, о чём я беспокоилась.
–   Не знаю, Кирюша, я тоже хочу побыстрей, но видишь, как получается.

–   Мы оба хотим, но ничего не получается, – констатировала я грустно.
–   Можно просто свадьбу сыграть, – как вариант, предложил Витя, – а расписаться потом.
–   Нет. Тогда вместо Дворца – венчание. Я очень хочу венчаться. А как ты к этому относишься?
–   Я не хочу. А вообще мне всё равно.
–   Почему не хочешь – ты совсем не веришь?
–   Нет.
–   А я верю. К тому же венчание скрепит наш брак. Мы перед Богом уже будем мужем и женой, и Он будет нам помогать.

–   Я в это не верю, не надо. Ещё боюсь, что это может отразиться на пребывании за границей, ведь в церкви надо показывать бумаги. Если бы просто так, то ещё ничего.
–   Да вообще это маловероятно. Сейчас кажется, что всё просто, а как придёшь в церковь, опять запреты какие-нибудь начнутся – этого нет, того нет. Быстрее всего, без регистрации они не венчают, а вообще, надо узнать… У нас нет другого выхода – я могу стать твоей женой только после регистрации или венчания.

Виктор попытался собраться с мыслями, чтобы оценить новый фактор, который кардинально менял ситуацию, и которому раньше он не придавал особого значения. Чем это может обернуться для него? Он почувствовал опасность, тем не менее, быстро взял себя в руки и для начала решил меня просто успокоить:   
–   Но ведь мы сыграем свадьбу…
–   Это для людей, а мне нужно что-то значительное.

Виктор похолодел. Рушились его планы. Пройдя столько ступеней, он просто не ожидал, что и во мне встретит сопротивление. Он так надеялся, что я буду послушной и здравомыслящей девушкой, без всяких там заморочек и условностей мыслящей с ним в одном русле.
–    Потом всё будет основательно, позже, – пытался он удержать на плаву всё, что было сделано за эти недели – практически невозможное.
–   Я очень хочу, но не могу поступиться своими принципами. Придётся искать священника, который обвенчает нас тайно, …как Ромео и Джульетту.      

С ума сойти, разве когда-нибудь я думала, что так буду выходить замуж – через Президиум Верховного Совета и через тайное венчание? “С ума сойти, – параллельно моим витали мысли в голове Виктора. – Какие ещё Ромео и Джульетта, дорогая моя, спустись на землю! Что ты там себе нафантазировала? А я-то надеялся, что сумею найти с тобой взаимопонимание! Потратить столько трудов и всё впустую! Кто же мог такое вообразить! Как я мог догадаться, что Кира такая принципиальная?!..”. В очередной раз взяв себя в руки, он отставил панику, и, усилием воли сохраняя самообладание, без видимого энтузиазма промямлил:
–   Не знаю. Ищи.

Его поникший вид говорил сам за себя. Невозможность избавиться от неприятного чувства полной зависимости от ситуации ставила его в подчинённое положение.   
–   Значит, ты в принципе согласен?
–   А что мне остаётся делать?! – впервые повысил он голос. – Если у нас такое грёбаное государство, что не дают жениться по-человечески! – и Виктор рубанул рукой воздух. –  Но ты погоди, может, всё ещё утрясётся, и поженимся нормально, – уже более миролюбиво прибавил он.

Затронутая тема имела для меня большое значение, поэтому на свой страх и риск я позволила себе её продолжить.
–   А даже если и нормально, я всё равно хотела бы венчаться.
–   Ты меня извини, Кира, но у тебя какие-то детские фантазии, – напрямую без обиняков решил высказать Виктор и своё мнение тоже. – Мы это-то пробить не можем, а ты про венчание говоришь. Да и денег, ты думаешь, у меня так много? Если сделают, то ещё Виталию нужно будет дать, и тому, кто следующий будет продвигать, и даже, может, не одному. И во Дворце, чтобы день какой мы хотим, а не они…

–   Во Дворце-то зачем давать?
–   А как ты думаешь – везде нужно!
–   Нам всё равно, какой день, к тому же заведующая сказала, чтобы я не волновалась, в любой более свободный день нас впишут. У них все молодожёны с задержками визы, для Дворца это не редкость.
–   Это она тебе так сказала, а мне другое скажет. Знаешь, такие люди привыкли что-то получать. Раз я оттуда, они будут стопорить, чтобы я дал.
–   Витя, у тебя искажённое восприятие действительности. Не все же хапуги.

–   Все, Кира, все.
–   Но ведь Виталий отказался.
–   О, это пока! Как сделает, да я ковёр притащу – не откажется, небось.
–   Нет, он не похож на такого.
–   Ты просто ещё очень наивная девочка.
–   Да, а ты такой умный-разумный дядечка средних лет.
–   Ну, не умный, и может, не разумный, но кое-что повидал в жизни, – сказал Витя с достоинством и подвёл черту разговору.

Дома родители увидели на лице у Вити проблеск надежды. Я же по-прежнему сомневалась. Виталий Александрович просто добрый человек и, наверно, такой же доверчивый, как и я. Раньше все хором говорили: “Что вы, конечно же нет!”, не оставляя даже сотой доли надежды на благополучный исход дела, и под завершение моя вера вконец иссякла. Так, решил немного приободрить нас перед окончательным отказом. Товарищ же понимает, что Президиум – последняя инстанция. Он даже не подозревает, что Виктор собирается идти дальше…

Папа оповестил нас, что приходили ребята. Виктор уже неделю в Москве, они три дня подождали, и стали сами его ловить. А мы с Витей в бегах. От Витиных родителей ушли ни с чем, они гонят их: “Ребята, не приходите, им сейчас не до вас!”, так они сюда пришли.
–   Иван Романович, четыре дня поймать не можем!
–   Им не до этого,  –  отвечает отец.
–   Ну что ж, друзей, что ли, совсем не хочет видеть?
–   Да дело не в хотении, заняты просто.
–   Прямо так заняты?
–   Да. Возникли сложности из-за заграничного паспорта, не расписывают.

Позже друзья высказывали свои недовольства: “Пять минут уделить нам не мог, друг называется…” – “Шура, какой пять минут, там такие дела завертелись, пришлось крутиться как белка в колесе. Да, Кирюша? Извините, ребята, но было действительно не до вас”… Все эти дни Витя и не вспоминал о друзьях, хотя вечера у него иногда свободные. Он был полностью поглощён глобальными проблемами своей личной жизни, поскольку настал решающий момент – быть нам вместе или нет. Виктор так волновался за исход дела, что даже друзей к себе не подпускал. Именно для него это невероятно – не встретиться с друзьями, не выпить за встречу. Гордилась таким самоотречением Вити от всего ранее привычного, каждый день он убеждал своими поступками, как я ему дорога.

Спозаранку подняв меня с постели на следующий день, он опять решил нанести визит Виталию; я тщетно умоляла Витю оставить меня в покое и ехать на этот раз одному. Чуть не поругались.      
Мы повторно посетили приёмную Президиума. Виталий уже с кем-то договорился и на этот раз очень кстати пригодился телефон того парня, который был перед Виталием. Чтобы не тратить время на дорогу, мы сразу, с любезного разрешения Виталия Александровича, позвонили ему и обрисовали проблему. Раз выяснилось, что Президиум готов идти нам навстречу, второй добровольный помощник согласился оперативно оформить документы для своего начальства и ходатайствовать за нас, на деле подтверждая заявленную ранее доброжелательность.

Пока нам везло. Мы приехали к помощнику (мир не без добрых людей), он уже приготовил образцы и справки для заполнения. Виктор заполнил формы и отдал – это надо было сделать немедленно. Дальше Виктору предстояло написать заявление, в котором необходимо полностью отразить ситуацию. Писать было негде. Мы набрели на Центральный телеграф, выбрали место, где поменьше людей. Виктор знал, что я веду дневник, и что у меня никогда не было проблем с сочинениями, и думала, что это серьёзное занятие он передоверит мне. Но Витя и не собирался мне что-либо предлагать, он устроился поудобнее на стуле и сделал умное лицо.

–   Ты что, сам будешь писать?
–   Ну а кто же?
–   А я?
–   Нет, я! – сказал он важно.
–   А ты знаешь – как?
–   Постараюсь. Не знаю, конечно, только приблизительно.
Ничего у него не получится, решила я, ведь писать надо грамотно. С другой стороны, была довольна, поскольку настолько устала за прошедшие дни, что голова вообще ничего не соображала. Если бы он поручил занятие мне, пришлось бы напрягаться, прежде чем составить такую серьёзную бумагу, даже несмотря на то, что эпистолярный жанр – мой конёк.

На удивление быстро Виктор стал писать и писал, практически не раздумывая. Черкать нельзя, нам дали всего два листка. В случае ошибки, переписать можно только один раз. Изредка заглядывая в текст, который рождался на моих глазах, восхищённо смотрела на Витю: суть дела он излагал, используя литературные обороты и придерживаясь сугубо делового стиля, как и положено в таких случаях. С грамматикой тоже всё было отлично, он только раза три спросил, как правильно написать слово. Жаль, что не было ни бумаги, ни времени, чтобы продублировать заявление на память. Виктор написал даже про любовь, просил войти в положение и разрешить пожениться. Наша романтически-бюрократическая история уместилась на двух страницах, написанных аккуратным мелким почерком. У Вити возникла мысль пойти на маленькую ложь, чтобы убыстрить дело: “Может, для пущей важности написать, что будет ребёнок?”. Покумекав, решили не врать, хотя и очень хотелось, и уж в любом случае делу не повредило бы.

Итак, через сорок минут мы, боясь помять листочек, направились к милосердному товарищу. На улице ветер шалил и швырял листок туда-сюда, и он дёргался в руках у Вити, как живой…
Решения высших органов власти, документирования и окончательной  подготовки всех необходимых документов предстояло ждать два дня. Но мы уже понимали, что в принципе вопрос решён положительно, все мытарства позади и мы прорвались. Я не верила и говорила: “Ущипни меня, не сон ли это?”. В этот вечер мы более нежно целовались, и родители оставили нас одних. Вскоре разошлись не на шутку и дело дошло до того, что можно, и нужно, и очень хотелось раздеться до пояса.

Но Виктор остановился сам и образумил меня:
–   Понимаешь, ты мне нужна не половинками, ты мне нужна вся.               
–   Так до свадьбы ещё, может, целая неделя, а мы бы просто так поласкались.
–   Я уже просто так не могу…
Через день получив документы, наведались в милицию. Срочное изготовление российского паспорта занимало три дня.

Во Дворце Бракосочетания обговорили дату регистрации – день бракосочетания, если выражаться противным бюрократическим языком, был назначен на 27 января. Паспорт должен быть готов 25 января, на всякий случай прихватили лишние дни, чтобы в день свадьбы не носиться по инстанциям и зря не поднимать на ноги всю родню. Гости и так измаялись, и никак не могли дождаться команды “на старт!”. Совершенно не представляла себе, как выдержу свадьбу физически. Настолько была измучена хождениями по мукам, что даже похудела, осунулась и настроение, соответственно, было не то.

После неимоверно напряжённого дня домой к Виктору приехали еле живые, буквально валились с ног. Внутри у меня всё дрожало от страшной усталости. Я просила Витю не делать всё в один день, но он торопился и говорил:
–   Кирюша, давай быстрей закончим, я уже не могу! Если поздно сыграем свадьбу, у нас останется день или два. Ты сама понимаешь, мне этого мало.
–   Я в этом вообще ещё ничего не понимаю.
–   Умничка ты моя, за это я тебя и люблю! И ценю!
–    Наконец-то хоть о любви услышала, а то как приехал, всё о делах да о делах.
–  Ничего, закончится эта свистопляска, организуем родным праздник и займёмся друг другом.

Хорошей вестью мы обрадовали родных, которые нас поздравили и впервые бурно расцеловали. Что я расценила как благословение, ведь всё уже было решено и через пять дней мы должны официально стать мужем и женой. Желание было только одно: бахнуться в постель и недвижимо лежать. Даже ужинать не стали. Рассеянным взглядом я обвела зал, в котором мы уединились, и стала медленно снимать одежду. Так надоела однообразная тягомотина прошедших дней, но мозг по инерции продолжал работать в том же направлении и ему трудно было переключиться на другое. Хотелось сбросить груз ответственности и самым преступным образом предаться лени и бездействию, вместе взятым. Никаких мыслей! – волевым решением пыталась я запретить себе думать. Апатии не было, просто хотелось абсолютного покоя. Сейчас самое время заняться бы АУТом, но обстановка не позволяла полного отрешения. Воронка мыслей затягивала и образы встреченных людей и слов мельтешились, как мухи, перед глазами и требовали к себе внимания.

Воспалённое воображение отвечало им и лихорадочно искало выхода из создавшейся ситуации. “Спокойствие, только спокойствие”, – пыталась я сохранить баланс разума и встать над ситуацией. “Всё образумится, всё будет хорошо, а теперь тебе надо отдохнуть, просто расслабиться и отдохнуть”... Поскольку свадьба должна была состояться всего через пять дней, в постель можно лечь раздетой, – джинсы плотно стягивали тело, и оно тоже, как и мысли, хотело свободы. Мы скинули одежды и легли в постель, предусмотрительно расстеленную мамой. Сначала просто вытянулись во весь рост на спинах и балдели. Минут через десять потянулись друг к другу и лежали в обнимку. Вскоре стало жарко и постепенно мы скинули с себя всё.

Первая усталость прошла, я немного оклемалась, и мысли были заняты тем, в каком виде я лежу, и я сказала:
–  У меня такое первый раз…
И далее пошутила насчёт того, что другие бы просто так не лежали, а мы с ним порядочные, ждём свадьбы. На что он ответил:
–   Да сейчас даже если бы я хотел, ничего не получилось, я устал. Ни до чего, даже встать поесть не смог бы…

Фраза показалась немного обидной, и я подумала вот о чём: а вдруг он импотент? Вдруг мне не понравится всё то, что нам предстоит? А он станет лезть. Как страшно – если не понравится, а он пристанет, и уже никуда не денешься, поскольку печать в паспорте. Придётся нести “трудовую повинность”, которая так и называется – супружеский долг. “Долг” – ужас, ну по крайней мере, придётся терпеть какое-то время, пока не привыкнешь, или всё-таки решишься отказаться... А вдруг, наоборот, понравится, и муж будет говорить вот так же: “не хочу”. И тоже никуда не денешься. Кстати, сейчас я и разделась для того, чтобы он посмотрел, кого в жёны берёт. Усталость куда-то испарилась, её перекрыл интерес, исключительно половой. Комнату окутали сумерки, но на белой простыне чётко вырисовывались очертания двух тел – белого и смуглого. Вспомнила “Анжелику” Галонов, ту запись: “её белое тело и смуглое тело мужа”.

Темнота была нашей союзницей, поскольку мы ещё стеснялись. Нагота и разглядывание друг друга. Рассмотреть частности было невозможно, мы всего лишь удовлетворяли первичное любопытство – какой ты, мой будущий спутник жизни? Поцеловались целомудренно, что в такой обстановке выглядело по-родственному, совсем как у близких людей. Казалось бы, всё должно быть как раз наоборот, но получилось именно так. После второго, более волнующего поцелуя, в который мы вложили всю нашу любовь и всё восхищение друг другом, мы осторожно, подушечками пальцев, стали обрисовывать конфигурации тел – изгибы, подъёмы, впадины. Витя откинулся на подушку, а я приподнялась на локте и смотрела на него. Осторожно, едва дотрагиваясь, провела ладошкой по груди, ногам.

Потом он сделал то же самое, склонившись надо мной. Впервые меня разглядывал мужчина, и я от страха даже зажмурилась. Витя тонко уловил моё состояние и не давал повода для беспокойства. Он просто любовался и легонечко обрисовывал пальчиком мой живот, плечи, руки. Витя оказался на высоте, проводил пальцем по телу, минуя сокровенные области и каждый раз я замирала когда пальцы оказывались рядом с ними. Даже грудь оказалась священной и недосягаемой для ласк. Это был огромный по значению вечер для меня как для женщины. Виктор поступил мудро... Мы разнежились, хотя пора было вставать. Стало прохладнее, что заставило накрыться простынёй. Тепло подействовало возбуждающе, и мы стали страстно целоваться. Но в наших телах присутствовало одно желание. И только. А силы совершенно оставили нас.

Лишь немного погодя, почувствовав зверский аппетит, мы наконец-то вылезли из своей берлоги. Как только вышли из комнаты, мать принялась как-то особенно пристально изучать меня, отчего я стушевалась. Отец увивался вокруг нас, как будто мы маленькие детки, и всячески обхаживал, ласково приговаривая: “Ребятки, садитесь, уже два раза подогревали, ждём, пока отдохнёте”.

Мы сели за стол и как следует навернули. Я – впервые за последнюю неделю, поскольку от хронической усталости отсутствовал аппетит, а также не хватало сил. После всех пережитых волнений перед приездом и после приезда Вити – вообще в рот ничего не брала. Теперь, когда cамое страшное осталось позади, можно было и покушать. Во время трапезы Витя действовал на нервы, чуть ли не силой впихивая в меня ужин:
–   Ты ничего не ешь! Ну-ка быстро, чтобы тарелка была чистая.
“Ну вот, раньше Миша упражнялся в истериках по поводу еды, теперь Витя. Это называется – дождалась свободы и самостоятельности, второй папа нашёлся”, – подумала я.
–   Ешь как котёнок, так не годится! – возмущался жених.
–   Я всегда так ем.

Почему-то в этой связи вспомнила слова Михаила о детях; Витя тоже сейчас может что-то подобное ляпнуть: “Пока не съешь, не выпущу из-за стола. Мне нужен здоровый ребёнок, а его может родить только здоровая женщина, так что не рассчитывай улизнуть…”. Но Витя о ребёнке ничего не сказал.
Отужинав, мы собрались уходить.
–   Что вы в такую темень поедите, устали же. Оставайтесь! Ки-ира! – обратилась ко мне тётя Нина, и по обыкновению тянула буквы, как бы причитая.
–   Может, останемся? – спросил Витя.

Я покачала головой из стороны в сторону, посмотрела ему в глаза, и в них он прочёл: “А как мы будем спать?”. Сын всё понял без слов, мама же продолжала распевать слова:
–   Ну оставайтесь! Постель я чистую постелила, здесь бы поспали, какая разница? Витенька устал, Ки-ира! Ему туда и обратно ещё ехать... Витя, может, останешься, а до остановки отец проводит. А там Кира одна дойдёт, чего там идти-то!
Во даёт! Ну и маман! Наверное, с головой не в порядке. Отец подошёл и пихает её в бок:
–   Иди, иди, отдыхай, ты соображаешь, что говоришь?
–   А чего? Он же устал!

И как она не понимает, что мы жених и невеста. Тем более, он здоровый мужик, а она с ним обращается, как с первоклассником.
–   Нина, иди, ложись. Они без тебя разберутся, что им делать. Всё, твоя власть закончилась. Иди, иди!
–   Остались бы здесь, или пусть он там останется, – продолжает канючить Нина Евлампиевна, – какая разница где спать… Ну подожди, дай хоть поцелую его.
“Его”.
Подходит и целует, треплет, любя, тискает, и вдруг кидает на меня такой взгляд, как будто я отнимаю у неё сына. Будущей свекрови моя персона явно не по нраву. Но почему? – всё при мне. Может, это обычная ревность? Но нельзя же так открыто её проявлять…

Наконец, мы ушли. Приходим ко мне, и я провожу “разведку боем”:
–   Ты доедешь домой, а то мама волнуется.
–   Конечно, доеду.
–   Устал?
–   Конечно, устал.
–   А хочешь остаться здесь?
Жду стандартного ответа: “Конечно, хочу”, но благоразумие побеждает, и Виктор даёт мне возможность вести себя культурно, он говорит:
–   Ну мы же не можем вместе, а отдельной кровати и раскладушки нет.
–   Умничка ты моя! Мама решила, что мы с тобой уже того.., раз ты ночевал у нас и сейчас опять лежали вместе. Витя, я думаю, что нам пока не стоит, да? Как ты считаешь?
–   Как ты скажешь…
–   Я хочу, чтобы было, как положено.
Мнения на этот счёт сошлись. Также удалось уговорить Витю, что за паспортом он поедет один, даст мне день передышки и, кстати, отдохнёт сам. Сначала он был против и настаивал на встрече, потом под напором моих аргументов согласился.

Утречком я хорошенько выспалась и думала, что встану человеком. Но вместо этого была разбитая, уставшая и больная, как девяностолетняя старуха. “Тоже мне, невеста называется!”, – начала я заниматься самокритикой… Опять ничего не хотелось есть, поклевала маленько и снова завалилась подремать.
Бабуля сидит на страже и бдит, как часовой на посту. Хоть бы в сторону отвернулась, нет, сидит, смотрит на меня в упор. С ума сойти – внучка замуж выходит – это же надо! В дом войдёт чужой мужчина! Что за семья у него? Хороший он или плохой человек? Скоро замаячит перспектива стать прабабушкой! Боже, сколько новостей!   

В час заваливается Витька.
–   Ну ты даёшь, всё дрыхнешь?
–   Чувствую себя неважно, то ли заболеваю, то ли усталость после походов никак не проходит.
–   Ты у меня болеть не смей, я тебе болеть не позволю!
–   Ну-ну, всю жизнь так было и ты в курсе, а теперь что же изменится?
–   Всё!
–   Нет, Витя. Из-за слабого здоровья в библиотеке работаю, да ты и сам прекрасно это знаешь. Так что, решай, пока не поздно, может, передумаешь, и женишься на здоровой?
–   Брось! Меня это вообще не волнует.


–   Смотри, а то надоем со своими болячками.
–   Не надоешь, ты мне вообще никогда не надоешь…
–   Кстати, ты слово дал, что не придёшь…
–   Не смог, тянет к тебе и всё, ничего с собой поделать не могу! Сначала сопротивлялся, ты же вчера настаивала. А чем мне ещё заниматься, Кирюша, ведь сейчас придут ребята и потащат обмывать разрешение.
–   Нет, тебе сейчас пить нельзя.
–   Так вот и оно!
–   И вообще…
–   Ну само собой, теперь каждая копейка пойдёт в семью…
Надо же, и говорить ничего не надо, сам всё понимает. Неужели муж будет покладистый? Повезло девчонке!

На следующий день Виктор собирался идти в милицию и, само собой разумеется, не мог не известить о том, как там идут дела. Второй день подряд я валялась в кровати, слонялась по квартире, всё валится из рук, настроение никакое, то ли вирус подхватила, то ли от физического перенапряжения отойти не могу. К тому же сели голосовые связки. Из милиции Витя пришёл с известием, что паспорт не готов – опять появился повод для беспокойства. Хорошо, что перестраховались и не назначили свадьбу на эти дни. Ещё два раза Виктору пришлось заходить к ним и подгонять. Сотрудники  районного отделения внутренних дел толпились в кабинете начальника, и каждый своими вопросами-расспросами отвлекал его от дела. Витя никак не мог вклиниться и наконец-то поговорить с ним по существу. Паспорт выдали на следующий день, но так выпендривались! Вите надоела волокита, и он сказал паспортистке: “Что вы здесь канитель развели, мне в Президиуме Верховного совета быстрее сделали документы. Между прочим, они взяли это дело под свой контроль…”. Сразу хвосты поджали и забегали по кабинетам. 

Пришёл ко мне с новеньким паспортом, похвалился, и опять полдня балагурили. Уговоры оставить меня в покое и дать отдохнуть от общения не увенчались успехом. Голосовые связки сели окончательно. Через три часа бросила пробный камушек для отчаливания не в пример мне бодрого жениха.               
–   Устала жутко, может быть, ты всё-таки пойдёшь домой?   
–   Ты что, выгоняешь меня?
–   Бог с тобой, конечно, нет. Просто мне хочется побыть в тишине, не  разговаривать, полежать, расслабиться.
–   Уйду и весь вечер твой, хотя и на вечер я бы остался. Дома мы всё уже передвинули, я там не нужен.
Когда Витя уходил, взяла с него слово, что завтра, в предпоследний день, он даст мне свободное время. Все моменты, касающиеся свадьбы, давно обсудили, и по идее встречаться было незачем…