Революция-без-конца

       Общество-цивилизация отличается от «обычного» общества – условно-обычного, потому что любые социальные системы в функционально-сущностном отношении обычны: сколь бы масштабными или яркими они ни были, все представляют собой результат активности, столкновения интересов людей, различных систем созданных ими норм; и все уникальны, непохожи друг на друга и, следовательно, ценны, интересны истории – своей безусловной социокультурной значимостью, мощным воздействием на мировой исторический процесс. И даже после ухода цивилизации с арены мировой истории, она продолжает играть роль в становлении человечества тем, что оставляет глубокий след в культуре человечества, в глобальном общественном мировоззрении, в сложной совокупности его национальных, профессиональных, метафизических, научных, эстетических фрагментов.
       Россия – цивилизация, которая не только не собирается пока уходить с мировой исторической истории, а которая только «примеряется» к своей роли. Не той, которую ей усиленно прочат внешние оценщики, ростовщики, «рациональные» спекулянты всех мастей, те, кто видит в ней весьма привлекательный ресурс, удобный для личной наживы, кто не-Россия, а по сути ее враг, как бы он ни назывался. А той, что уже не один народ спасла от насилия таких «эффективных рационалистов», а то и от гибели, которая нужна миру, как его гарант спасение. Наша уникальная цивилизация, которая продолжает искать наилучшие формы взаимодействия с этим миром, которая находится в стадии самопостижения… 
       Разумеется, универсальных неоспоримых критериев меры «цивилизационности» не существует, как не существует ничего однозначного в пан-искусственном, то есть в культуре, противопоставленной естественному – натуре, природе.
       Или противопоставившейся? В какой степени? В какой части? С какой интенсивностью? …?
       А может быть, всего лишь кажущейся противопоставленной?
       Наука на такие вопросы не отвечает. Во всяком случае, однозначно.
       В религии они если и возникают, то формулируются иначе, имеют иные смыслы.
       Мифология и вовсе сосредоточена, прежде всего, на «ответах».
       Остаются философия и художественное творчество…

       Впрочем, вопросы на этот раз не выходят за рамки культуры, искусственного. Хотя не всегда замечается атрибутивность искусственного в культуре. Да и дело-то не столько в вопросах, которые зачастую лишь способ подыграть себе, а в собственной реакции, в самореализации, в потребности высказаться. Ни вопрошающие, ни горячо отвечающие (нередко на свои же вопросы), как правило, не думают о «фундаментальной искусственности», глубокой ангажированности своих мнений и оценок о проявлениях культуры собственной идентичностью, миропониманием, … Да мало ли еще чем. Тем более, когда предметом обсуждения становится произведение искусства.
       Сложности добавляет то, что, с одной стороны, художник, казалось бы, вправе использовать все доступные ему средства. И не его проблема, что конкретный реципиент идеи, выраженной автором в системе смыслов, образов – читатель, слушатель, зритель и даже значительная часть зрителей – чего-то недопонимает, не имеет достаточного опыта, вкуса. Иногда элементарной выдержки, терпения, вежливости.
       С другой стороны, любой акт художественного творчества, как бы гениален, оригинален, мастеровит, независим не был его субъект ¬¬– автор или творческий коллектив – ответственен перед обществом, перед Отечеством, перед историей. Результат творчества всегда соотнесен с ожиданиями людей, их настроением, вкусом, надеждами…
       С максимально глобальной общеисторической точки зрения между этими двумя частными проявлениями социальной реальности нет противоречия. Но с такой предельно культурно-эволюционной «высоты» и любая война или революция – частный неизбежный, если не органичный и необходимый эпизод социального прогресса. Однако «изнутри» эпохи, там, где (как часто говорят, «здесь и сейчас») сталкиваются интересы отдельных людей, поколений, сословий, классов, народов, даже много менее яркие события, не несущие (по крайней мере прямой) угрозы жизни, становятся поводом для споров, причиной обнажения мировоззренческих противоречий и «разломов».
       И не безосновательно.
       Субъект в принципе, о чем бы не думал, что бы не исследовал, какой бы масштаб вселенной не охватил своим мышлением, всегда судит обо всем из своего настоящего. Видно прав был Августин, утверждая, что нет прошлого и будущего, есть лишь настоящее, в котором человек, помимо настоящего, свершающегося в данный момент, выделяет  настоящее-прошедшее – понимание состоявшегося, уже сложившегося, и настоящее-грядущее – представление о будущем и детерминированность «текущего момента» этими представлениями…

       Сказать, что сериал «Хроники русской революции» Андрея Кончаловского, показанный в дни, предшествующие сто восьмой годовщине Октябрьской революции 1917 года, наделал много шуму в обществе, было бы преувеличением. Вместе с тем, волну дискуссий и высказываний, в том числе и резких, он вызвал еще до демонстрации на телеканале «Россия 1». Официальное представление многосерийной картины, отражающей взгляд авторов на исторический период становления России с 1905 по 1924 год, добавило новые мнения, споры, может быть и острые «в моменте», но, в целом, не нарушающие сравнительно «мерное» развертывание (в самых различных аспектах, по поводу множества событий) общественного мировоззрения. Большинство так или иначе проявляющих интерес к картине, вероятно, остались «при своих».
       Почти во всем, надо полагать. Ведь в этих сгустках мировоззренческих дискуссий не только идеи сталкиваются, но и статусы, материальный интерес. Зависть, глупость, злобу лучше не учитывать, хотя и они представляют собой формы проявления социальной энергии.
       О тех, кто не смотрел фильм, можно было бы и не вспоминать, если бы не понимание того, что их судьбы, качество жизни в немалой степени зависит и от того, чего они не знают, не хотят знать или не желают постичь. Это подобно геомагнитным аномалиям, хищнической эксплуатации природных ресурсов, повышению уровня радиации на планете, научным открытиям, обострению политэкономических противоречий на планете: можно об этом и не знать, но избежать их последствия невозможно.
       Конечно, фильм – не таможенная война между крупнейшими субъектами мировой экономики, не изменение национальным Центробанком ключевой ставки, и не дворцовый переворот. Но и фильмы играют свою роль во влиянии на общественное мнение, на состояние общества; роль существенную: не более, но и не менее той, на которую они могут претендовать.

       Трудно предположить, много ли зрителей посмотрели кинороман, упакованный в шестнадцать серий. Этого не знает и никогда не узнает никто. Высказалась о нем лишь небольшая часть увидевших картину. Число же слышавших о нем, по всей видимости, превышает число смотревших. Нельзя исключать и традиционную привычку (некоторых и не по любому поводу, разумеется) судить о чем-то не по личным впечатлениям от события, а по «отзвукам», эпизодам, по мнению тех, кому «можно доверять» или, напротив, кто априори не в чести.
       Так или иначе, фильм нашел отражение в умах и чувствах соотечественников.

        «Хроники русской революции» во всем их многогранном проявлении – от сценария до игры актеров в эпизодах, деталей одежды, интерьера – заслуживают  разбора. Обычное дело в таких случаях анализ специалистов: коллег авторов «по цеху», профессиональных кинокритиков, историков, а может и психологов, социологов…
       Однако и у каждого «рядового» зрителя, «неспециалиста», добросовестно посмотревшего картину, может и должно состояться мнение о ней. И лучше всего, чтобы это мнение было как можно более объективным. А это требует определенного уровня образования, системы знаний, жизненного опыта, глубины и сложности идентичности зрителя и (без преувеличений) ценителя картины. Ценителя не только с эстетической точки зрения: ведь авторы взялись за проблемы, связанные с русской идентичностью, общенародной рефлексией, исторической самооценкой российского социума. Предметом их внимания стали судьбы России и ее народа с рубежа сравнительно недалекого прошлого (столетие для такой страны, как Россия, не так уж и много), которое, в сущности, не завершилось до сих пор. Процессы, приведшие к революциям начала ХХ века продолжают определять настоящее, неумолимо формируют грядущее…
       То есть смотреть фильм, вроде бы, можно всем, кому исполнилось восемнадцать лет, как определено Министерством культуры. Но настоящая целевая аудитория фильма, думается, гораздо уже – старше, опытнее, мудрее выпускников школ. Хочется надеяться, что это зрелые во всех наиболее важных отношениях люди, еще и чрезвычайно ответственны. В любом случае, просто высшего образования для более или менее серьезной оценки картины маловато. Помимо широкого кругозора, понимания сущности социальной эволюции, сравнительно ясного представления об отрезке российской истории, как минимум, от Первой (1905-1907 гг.) русской революции до середины двадцатых годов ХХ столетия, важно иметь серьезный багаж собственного социального опыта. Поэтому и людям «плюс-минус 21» (хотя такой возрастной категории в ограничениях кинопоказов не предусмотрено и не должно быть), возможно, рановато смотреть подобные фильмы. И даже возраст «плюс-минус 35» в наше время не гарантирует мировоззренческой объективности, глубокой преданности стране, осознания меры ее жертвенности в прошлом, проблем в настоящем, целей и интересов, формирующих ее будущее.
       Неокрепшим умам смотреть фильм небезопасно …
       И уж в качестве «иллюстрации» русской истории фильм не может быть использован. Конечно, и по таким художественным произведениям, как, например, роман М. Шолохова «Тихий Дон» или трилогия А. Толстого «Хождение по мукам»  историю изучать не стоит. Тем не менее два названные классика отечественной художественной литературы выглядят более объективными в отражении тех нелегких, безусловно, судьбоносных и во многом страшных лет.
       Впрочем, речь о киноромане «Хроники русской революции», не только ставшем очередным вкладом в отечественную культуру в 2025 году, но и отразившим восприятие судьбоносных исторических процессов из нашего настоящего.
       В стремлении к достоверности авторам сериала отказать трудно. Однако при всей, пусть и относительной, скрупулезности, старании художников, актеров, реальность, отраженная экраном, выглядит однобоко-мрачной, неутешительной, местами гнетущей до беспросветности. Зритель видит преимущественно одну сторону реальности. Деформация неизбежна, причем, сразу на нескольких уровнях, в разных формах восприятия: рациональной, эмоциональной, этической, эстетической…
       Если совсем кратко: ну невозможно поверить в то, что человек – и до революции, и в момент ее совершения, и после ее свершения – настолько однообразно несовершенен нравственно и интеллектуально, от отсутствия моральной глубины и непросвещенности, непонимания реальности до подлости! Если бы это было так, то люди дано бы уже съели друг друга не только в переносном смысле, но, возможно и в прямом.
       Имеет ли право даже именитый художник вольно распоряжаться правом отражения судьбы, страданий, свершений постоянно жертвующего собой народа? Цивилизации...
       И все же из-за каскада кадров, отражающих чередующиеся заблуждения, надежды, предательства, отчаяния, прозрения, можно различить не столько пессимизм, сколько когнитивный рационализм, иногда пугающе бесстрастный, но призывающий к «чаянию веры». Как минимум, в русского человека. И в страну. С учетом заключительных кадров советской кинохроники, прозвучавших то ли оптимистическим, то ли проблематичным, но, безусловно, обнадеживающим по отношению к остальной картине диссонансом, можно подумать, что автор (наверное, коллективный, но создается впечатление, что именно А. Кончаловский) предлагает свой вариант … трактовки «эстетическими средствами» собственного опыта, переживаний по поводу судеб Отечества. Не объясняя «как это возможно», пользуясь иммунитетом художника, демонстрирует лишь то, что сумел увидеть и пытался понять.
       Безусловно, А. Кончаловский-автор остается в своем настоящем, отличном не только, от «настоящего» его героев, но и «настоящего» большинства современников.
       И не удивительно, что остается во многом не понятым и многими отторгнутым.
      
       Вероятно, каждый видит разное в этих шестнадцати сериях, объединивших в единое полотно художественный вымысел и документальные кадры, пейзажи и интерьеры, музыкальные фрагменты и обрывки тишины, актерские «ансамбли» и «соло».
       Стоит ли придираться к деталям, шероховатостям, историческим и психологическим неточностям?
       Вероятно, у кого-то найдутся претензии к мере соответствия содержания и названия. И повествование может показаться в чем-то поверхностным, не способным вместить в драматические рамки сложность времени, характеров. Наверное, не всегда вымышленные и реальные персонажи выглядят органично и «атрибутивно», а порой и неуместно грубо. Некоторые обороты «сценической речи» выдают незавершённость авторской мысли, и даже как бы неряшливость в реализации задуманного. Отдельные ситуации в представленной трактовке должны бы, видно, шокировать или даже потрясать, но вызывают недоумение, а у кого-то и брезгливость, отторжение.
       Кто-то из реальных героев смотрится местами гротескно, местами «пунктирно», в некоторых эпизодах неестественно. И «технические» неточности тоже можно заметить – от элементов одежды до стрельбы, местами похожей на «голливудскую». Все это, все же «второстепенное», видимо, имеет какое-то значение…
       Специалистам виднее.
       В конце концов, и автор, и критики обязаны работать для зрителя, в интересах общества.
       А зритель понимает, что перед ним не документ, а художественное произведение.  Впрочем, понимает и то, что выбором темы автор взял на себя высокие обязательства.
       Насколько справился? В какой мере результат соответствует затратам, авторитету автора? Служит ли фильм решению проблем, которые стоят перед страной? Судите сами, кто смотрел.
       Важным представляется искреннее стремление авторов еще раз «пережить эпоху», процедить ее насколько возможно через свой разум и эмоции. А также и то, что они тревожатся, не столько о прошлом, сколько о настоящем и, надо полагать, о будущем...
       Актеры уважают тех людей, которыми становятся в картине, искренне сочувствуют своим героям, стойко и смело, порой обреченно живут их надеждами, бедами, страданиями. Они любят их. Или себя в их образе? Если даже и так – они актеры. Автор должен любить результат своего творчества. Не любят только неудачи.
       А кому приятны свои неудачи, провалы?

       Что ж… В любом или почти в любом художественном произведении мы находим нечто, с чем не можем согласиться. «Хроники русской революции» в этом смысле «нормальны». Несогласных много. И каждый свое несогласие аргументирует.
       Однако право выражения своего мнения остается за художником. А он (не только А. Кончаловский, а все или большинство тех участников картины, результаты чьего труда стали большим фильмом) … не бездарен. Он – не провокатор и, наверное, не сноб. Он – безусловно, мастер – трудолюбив и откровенен. И честен, насколько это возможно.
       Он все же стремится отразить в своем произведении, пусть и предвзятый,  портрет растущей цивилизации. Нашей русской цивилизации.
       Впрочем, это мнение лишь одного зрителя. И только некоторые его мысли, возникшие во время просмотра…


       7 ноября 2025 г.