Лиса Алиса

Я сижу на втором этаже бара и любуюсь на диджея, на его тонкие музыкальные пальцы. На то, как он жмет какие-то кнопки, что-то прокручивает, меняет настройки. Я в этом ничего не понимаю. Но любуюсь его пальцами. Со второго этажа это безопасно.

Потом он закуривает, и в огнях бара, в дымке, это выглядит совершенно крышесносно. Я бросила курить десять лет назад, но меня цепляют красиво курящие люди. Фетиш. Я любуюсь им и его изяществом. Он двигается будто актер, на которого направлены камеры.

Сет с диджейской музыкой заканчивается, и я выхожу на улицу. Вдыхаю воздух. Замечаю диджея, подхожу к нему. Он снова с сигаретой.

— Ты красиво играешь и красиво куришь.

Он смотрит на меня насмешливо и говорит:

— Никогда мне еще не делали комплименты насчет сигарет.

Я пожимаю плечами. И мы стоим, молчим какое-то время, разглядывая друг друга. Он выглядит старше, чем со второго этажа. Но все равно моложе, чем я, лет на пять. Или хорошо сохранился.

— Ты красивый, — говорю я ему.

Психотерапевт советовала мне открыто выражать свои мысли и чаще практиковаться. Практиковаться на улице с диджеем безопаснее некуда. Он ухмыляется как мальчишка.

— Как тебя зовут? — спрашивает он меня.

— Алиса, — называю я ему не реальное имя, а ник с форума.

— Лиса Алиса, значит, — говорит он. — А что ты хочешь, Лиса Алиса? Меня зовут Филипп, кстати. Фил.

— Поцеловать тебя, — отвечаю я честно. Все по заветам терапевта.

Он шокирован. Он смотрит прямо в глаза мне.

— Целуй.

И я касаюсь губами его нежной, как у младенца, щеки. И шепчу ему на ухо:

— Спасибо за музыку, за настроение, за вечер.

И собираюсь уходить. Поздно. Он берет меня за руку.

— Останься. Потанцуй. Я угощаю тебя коктейлем или что ты там пьешь. Я буду играть только для тебя. Обещаешь?

И я остаюсь, отдаюсь ритму на танцполе, закрыв глаза и погрузившись в музыку. Меня толкают, сзади обнимают какие-то руки, я оборачиваюсь — парень, я мотаю головой. Не до тебя. И он понимает. Какая-то пьяная девчонка обнимает меня. Кричит мне в ухо:

— Завтра моя свадьба! Пожелай мне счастья.

Я обнимаю ее и прижимаю к себе. Целую в щеку и шепчу ей:

— Я поздравляю тебя. Живите счастливо!

И мы с ней какое-то время танцуем вместе, пока толпа из ее подруг не относит ее от меня. И вот сет заканчивается, и снова очередь живой музыки. Выхожу на улицу. Красная, счастливая. С учетом того, что я почти не пью и не так молода, как хотелось бы, — есть еще порох в пороховницах.

Диджей, Фил, находит меня.

— Поедешь со мной? — спрашивает он.

— А ты не маньяк?

Мне море по колено этой ночью.

— Я же диджей. Отвечает он мне. — Я работаю в ночное время суток, у нас с маньяками график совпадает.

— Ну мало ли, — отвечаю ему я, — может, ты дневной маньяк и подрабатываешь диджеем для маскировки.

Он наклоняется ко мне и прижимает меня к себе изо всех сил и целует по-взрослому. Взасос.

— Поехали, Лиса Алиса, в гости. Я тебя чаем напою.

— А тебя босс не будет ругать?

— А я и есть босс.

Я недоверчиво смотрю на него. Он зовет менеджера и говорит ему:

— Я поехал, и ты за главного.

И по тому, как подобострастно менеджер ему отвечает, я понимаю, что это правда. Это его бар.

Мы садимся в его машину. Боже, я в машине с незнакомцем впервые за долгое время. Будет даже жаль, если это маньяк. Машина дорогая и красивая. Красная. Он включает музыку, и салон заполняет нечто прекрасное. Я плачу. Ну серьезно. Как овечка. Он удивленно смотрит на меня.

— Лисичка, чего ревем?

Я отвечаю, что музыка так прекрасна. Что она трогает меня до слез. Он берет мою руку и подносит ее к своим губам.

— Ты же моя девочка, — говорит он нежно. — Какая ты чувствительная.

Я хочу спросить, как часто он возит к себе женщин на этой машине. Но вдруг понимаю, что мне плевать. Ну правда, все равно. Женат он или нет, есть ли у него девушка. И даже если он каждую ночь цепляет новую, то мне тоже плевать. Я хочу взять свое. И я возьму это.

Мы едем молча, и я разглядываю его аристократичный профиль. Он очень тонок. Красив. Благороден, и эта кожа как у младенца. Я отворачиваюсь в окно и смотрю на город, на его огни. Поздно. Он сплетает мою руку со своей. Наши пальцы встречаются, и меня бьет током желания. Покалывает и теплеет в кончиках пальцев. Значит, у нас будет хороший секс. Я еду за этим.

Мы поднимаемся к нему. Хорошая квартира. Дорого, стильно, богато по-холостяцки. Он наливает мне бокал вина. И я сижу на столе и пью. Квартиру заполняет медленный и печальный сет. Он подходит ко мне и раздвигает мне ноги, прижимая меня к себе.

— Ну что, Лисичка, ты готова?

Я хихикаю.

— Всегда готова.

Он берет меня за руку и ведет в спальню. И там мы садимся друг напротив друга. И он медленно гладит мое лицо.

— Какая ты красивая, Лисичка.

И водит пальцем по моей губе. Я прикусываю его палец и притягиваю его к себе. Мы не торопимся. Я пришла сюда играть. И моя игра только началась. Я первый раз в жизни поехала домой к незнакомцу. Я первый раз после развода даю мужчине касаться себя. Я хочу почувствовать себя желанной. Красивой. Свободной. Не матерью-одиночкой двух подростков, которых удалось сплавить к бывшей свекрови на выходные. Я не знаю, когда повторится такое еще раз. И я не тороплюсь. И ему не дам.

— Я люблю медленно, — говорю я ему. — Ты как?

Он поднимает руки.

— Желание дамы — закон. Ты хозяйка этой ночи. Королева ночи. Делай что хочешь.

— Можно доставать клофелин? — шучу я.

Он хохочет и целует меня.

— Ах, Лисичка, я так в тебя влюблюсь.

— И это будет последнее, прежде чем тебя вырубит, — хохочу я.

С бывшим мужем я все время плакала. Сначала долго, потому что никак не могла понять, что ему нужно. Он винил меня во всем: и в неудачах с карьерой, и в неудачных номерах турецких отелей, куда мы прилетали в отпуск. Потом в детях, которые, как назло, оба росли крикливыми и болезненными. В том, что я поправилась после родов и не могла похудеть. В том, что обвисла моя грудь. В том, что я не хотела секса.

«Ты фригидная!» — кричал он мне. А я просто хотела умереть от усталости. Упасть и не проснуться. И весь наш последующий секс был выстроен на шантаже и угрозах. И сравнениях с порно. «Почему там они кричат от радости, когда видят член?» Я ответила как-то: «Потому что им за это платят». И мы орали друг на друга шепотом до утра.

А потом мы развелись. Он ударил меня. По щеке, изо всех сил. Так что моя голова дернулась и щека загорелась от боли. Ни с чего. Я спросила, как его назначение на новую должность. Он ударил меня и прошипел: «Что, сука, не веришь в меня?»

И на этом наш брак закончился. Да, он валялся в ногах, стоял на коленях и плакал. Да, его мама приезжала и тоже плакала и умоляла простить его. Но мою щеку продолжала жечь та пощечина.

«А ты жестокая, Аля», — сказал мне муж на прощание.

«Благодаря тебе», — ответила ему я.

И после развода я свалилась в депрессию. Я плакала сутками. Я не могла есть. Буквально не могла впихнуть в себя еду. Меня тошнило даже от воды. Почему-то заходили кола, кофе и галеты. На этом я жила полгода. Я не могла работать. Нет, как-то я отсиживала там. Но это была моя тень. Иллюзия. Голограмма. Я не могла быть хорошей матерью. Я нашла у старшего сигареты в рюкзаке и застукала младшего с банкой энергетика. Я не могла жить. Я не думала всерьез умереть. Нет. У меня же дети. Но и жить не могла. Вот прямо забирай меня, смерть, если хочешь.

А потом, когда я дошла до грани и заглянула в пустоту, и пустота позвала меня по имени, началась психотерапия. Первые сеансы я молчала. Я сидела перед монитором и просто молчала. Потом я стала плакать. Я платила за сеанс в 60 минут и 60 минут плакала перед незнакомым человеком. Потом я выталкивала из себя слова. Шепотом. Еле-еле. Я шептала то, что я не могла сказать даже самой себе.

О том, что я вышла замуж, даже не понимая, что это значит. О том, как скандалили мои родители и о том, как я поклялась себе, что в моей семье все будет по-другому. О том, как я вышла замуж за правильного парня. О том, как я не знала, что такое любовь. О том, как мучителен был для меня секс, ведь муж не знал, как найти ко мне подход. Он требовал от меня ухищрений и смен поз, а я даже не могла расслабиться и думала о том, как накопить на отпуск. О том, как тело мстило мне бесконечными проблемами по гинекологии за это насилие над собой. О том, как я родила одного за другим двух детей, толком не понимая, ни зачем мне это, ни то, что я теперь отныне и навсегда за них отвечаю перед этим миром. Я позвала сюда две души и теперь перед ними в вечном неоплатном долгу.

И мы говорили. Говорили. Порой я на сеансах давилась слезами. Просто давилась ими, как давятся яблоком. Порой меня тошнило, и я прямо во время сеанса бежала к унитазу, и меня выворачивало наизнанку. И я выблевывала из себя прежнюю себя. Слабую, во всем виноватую себя. Плохую жену и плохую мать. Фригидную.

И так шаг за шагом мне становилось легче. Признаваться детям, что я не знаю, как правильно, но считаю так. Говорить старшему, что курить — это его решение, но я тоже курила и потом не могла бросить. Говорить им о себе. Своим детям. Говорить: я устала, у меня болит голова, ужин не готов, пицца с доставкой. Могла выйти из дома без косметики и без макияжа. Стала говорить всем все как есть. Человеку, чье имя шептала бездна, терять просто нечего.

Я начала отказывать знакомым в помощи с переездом. Или начальнику с переработкой. Говорить таксистам: сделайте музыку тише. Я устала. Я стала говорить это слово — «я». Я тут, я есмь, я часть этого мира, я так не играю, я так не могу, я так не буду. Я так выбираю. И это и есть мое слово и мой выбор и мое решение. И будет так, как я хочу. И бездна мне улыбалась и пожимала кончики моих пальцев.

Одно оставалось неизменным: я не могла принять свое тело. Я изнуряла его диетами и тренировками и скрабами и мазала и мазала и мазала его кремами. Но я не могла смотреть на себя в зеркало голой. Как только я снимала халат и смотрела на себя, я видела свой возраст. Обвисшую грудь. Растяжки на животе, который выносил двоих детей. И слова бывшего мужа. Фригидная. Толстая. Распустилась после родов. А в порно они кричат от счастья, когда видят член.

И тогда я начала ходить танцевать в ночные клубы. Одна. Чтобы сбросить с себя оковы моего несовершенства. В темноте никто не видел моих слез. И моих морщин. Поначалу внутренний голос кричал мне: посмотри на них, они двадцатилетние, а тебе два раза по двадцать. Ты тетка. Сначала я пила, чтобы раскрепоститься. По два коктейля. Потом стала пить меньше, потому что стало проще. Я увидела, что они разные, те, кто приходит в клуб. Есть молодые, есть постарше, есть красивые как ангелы, есть откровенно некрасивые, есть высокие и низкие, есть толстые и худые, есть совсем дети, а есть такие, как я, и даже старше меня. И это не имеет никакого значения. Я смотрела на женщин с пышными формами и спрашивала себя: ненавижу ли я их за их вес? И отвечала себе: нет. Я не ненавижу их. И второй вопрос следом: а почему я ненавижу себя?

И научилась видеть красоту. Красоту момента. Красоту людей. Красоту несовершенства. Морщинок, кругов под глазами. Торчащих волос и неудачных стрижек. Я научилась смотреть глубже, и я увидела в них людей. Таких же, как я. Одинаковых со мной. Тех, кто боится и страдает, болеет и ненавидит себя. Тех, кто когда-то потерял себя. Тех, кто не потерял надежду.

А потом я сделала комплимент молоденькой девочке-официантке. Напуганной тем, что она что-то делает не так. С лицом фарфоровой куколки. И я сказала ей: «Вы такая красивая, у меня захватывает дух». И я видела, как она вспыхнула. И как ей стало легче. Как перестал дрожать ее голос, когда она повторно продиктовала мне заказ.

И начала говорить. Я обрела голос. Я говорила людям то, что вижу в них прекрасного. Я не лгала. Я не приукрашивала. Я делала это не чтобы стать в их глазах кем-то особенным. Я просто чувствовала в себе эту потребность сказать, как есть. «У вас красивые руки». «Вы так стильно одеты». «Вам так идет эта стрижка». Я делала это не за что-то, а просто так. Просто эти слова рождались во мне, и я давала им вылететь. Я не ждала благодарностей или ответных комплиментов. Я просто давала себе свободу не проглатывать слова. Я за семейную жизнь съела их примерно тонны три.

Именно поэтому я и оказалась тут ночью, в квартире Фила, потому что у меня был дар ценить прекрасное и говорить как есть. И все это проносится у меня перед глазами, когда он смотрит на меня. И я... начинаю плакать. Безудержно, неконтролируемо. Слезы катятся по моему лицу, смешиваясь с тушью. Оставляя на щеках черные дороги печали. Плевать.

Он с ужасом смотрит на меня. Наверное, решил, что я психопатка. Плевать. Я говорю:

— Прости меня, я знаю, что ты ждал другого. Прости. Я просто не могу. Мне очень жаль. Я поеду...

Он берет меня за руку и говорит мне, как маленькой девочке:

— Лисонька Алисонька, кто тебя обидел? Расскажи мне, что случилось.

Я молчу. Стискиваю зубы и молчу. Он говорит:

— Я знаю, что нам нужно. Не бойся. Пойдем со мной.

И он набирает ванну. У него огромная джакузи. И мы туда берем бутылку вина. И он ложится голый. Я отвернулась, я не готова была его рассматривать. И я тоже туда ложусь. Голая. Спиной к его груди. И начинаю ему рассказывать. Не о том, как меня бил муж. А о том, как сложно обрести настоящую себя в мире, полном требований и задранных планок.

Я говорю, и он целует мой затылок. Как ребенка. Как лялечку. И он тоже говорит. О том, как стал тем, кем хотели видеть его родители. Тем, кто стал успешен и престижен. Тем, кто говорит на языке цифр. Тем, кем можно гордиться. Как он работал и как пил. Как был чудовищно несчастен. И как умирал его отец. И перед смертью отец сказал ему: «Прости, ты свободен от моих ожиданий. Ты можешь жить свою жизнь, как хочешь». И о том, как он на следующий день после похорон уволился. Как купил бар, в котором ничего не смыслил. Как учился им управлять. Как пошел учиться на диджея. «Я играл для одной уборщицы», — говорит он в мой затылок, и я улыбаюсь.

А потом мы вытираемся. И идем в кровать в халатах, как два пельменя. Или белых медведя. Как мы забираемся в халатах под одеяло, и я спиной к его груди. И он говорит мне:

— Лисонька Алисонька, давай поспим.

А я отвечаю ему:

— А как же клофелин? Должно же быть этой ночью что-то незабываемое?

И мы уснули. Правда. Я уснула в его руках. Как есть. В образе гигантского пельменя. А утром мы проснулись и стали готовить завтрак. И пошли пить кофе. В кофейню под его домом.

— Я тебя с одной кошкой познакомлю, — сказал он мне.

— А тебя — с детьми. У меня двое. Мальчик и мальчик. Хочешь?

И он взял мою руку и поцеловал мое запястье. И ответил:

— Хочу. Куда я теперь без тебя, Лиса Алиса.