Тайна папируса Дестабенрат 2

ТАЙНА ПАПИРУСА ДЕСТАБЕНРАТ
Часть вторая

Огромная зала наполнилась светом. Глаза генриха скользили по пирамиде купола уходящего ввысь, нависающим балкам, свисающим с них на цепах канделябрам в тысячи сальных свечей, по склонённым с каменных стен трещавшим искрами факелов, по лицам нарумяненных дам в немыслимых причёсках с парусными кораблями и корзинами наполненным доверху грудами диковинных фруктов, по их шуршащим шелками кринолинам, по напудренным парикам кавалеров в нарядных камзолах, с накрахмаленными жерновами воротников вкруг шей. Все они были молоды, веселы, праздничны. Играли лютни, клавесин, рожки, менуэт сочился по зале. Танцующие пары шли мимо Генриха. Очень молодая дама в розовом, опахивая себя ажурным веером, присела слегка в книксен, жеманно отворачивая лицо от кавалера и подавая ему всего два пальчика руки, кокетливо улыбалась Генриху; кавалер приветствовал его кивком головы. Пару сменяла следующая. «Постойте! Кто эта дама? Мне знакомо её лицо!» Генрих метнул взгляд на танцующих со спины. Через плечо, улыбаясь всеми зубами, на него смотрел помолодевший лет на двадцать пять отец. Он даже беспечно подмигнул сыну. «Значит я видел юную маму, — пронеслось в голове юноши. — Ошибки быть не может!»

За родителями следом даму, очень похожую на Флоранию Листмус, вёл совсем молодой Лунар солезаров. За ними шли Вулф Алхимус с Лираэн Водосвет. Генрих видел весь преподавательский состав в менуэте, новых друзей-студентов, служащих академии. Он узнавал и не узнавал их всех, на столько они были хороши и молоды.

Минует стал стихать, пары неспешно заняли места вдоль высоких и узких готических окон-бойниц, под парадными портретами незнакомцев вельмож и красавиц, под гербами и перекрещенными копьями и палашами, щитами с мечами и саблями, под рыцарскими доспехами стоящими так живо, словно в них кто-то есть. Всё стихло. Багровая дорожка уводила взор к высоченным, увитым золотой резьбой виньеток тяжёлым двустворчатым дверям, которые стали открывать два лакея в нарядных ливреях.

Поставленный голос дворецкого объявил:
— Жан-Мари Элеонор Леопольд Дестабанрат, бригадный генерал, барон, герой революционных и наполеоновских войн.

По ковровой дорожке к собранию выходил седой, но прямой и стройный боевой генерал в синем парадном мундире и белых как снег лосинах, в аксельбантах, позументах в виде дубовых листьев искрящих витым золотом на высоком воротнике-стойке, золотых же эполетах, левой рукой опираясь на висящую по боку саблю вложенную усыпанные каменьями ножны, с золотым эфесом.
Генерал встал так, чтобы его хорошо было видно со всех сторон зала. Дал время собравшимся приветствовать его и только дождавшись абсолютной тишины, взялся говорить:
— Mesdames et Messieurs! Я пригласил Вас сегодня сюда для того, чтобы было с кем разделить мою радость. Мой любимый праправнук Генрих, — генерал показал на скромно стоящего растерянного юношу. — Сегодня я решил сам лично представить его Свету.
Здесь нет посторонних. Собрались Посвящённые. Все, кто дорог моему внуку и кому дорог он. Все вы сплочены одним и служите одному: Свету. Я отвык говорить много. Много лет как я ни говорил ни с кем совершенно, — старик кашлянул и едва заметно усмехнулся в усы и острую бородку. — Я думаю Вы простите старика если речь его будет сбивчивой и сумбурной. Теперь — к делу!

С минуту генерал молчал собираясь с мыслями.
— Пожалуй, я начну из далека. Так вот! 5 марта 1798 года французская Директория одобрила проект вторжения в Египет.
Идея такого похода возникла в европейских дипломатических кругах задолго до Наполеона Бонапарта. На протяжении XVIII века возникали идеи о том, что необходимо завоевать Египет, превратив его во французскую колонию.
Я никогда не был бонапартистом, но всегда честно исполнял свой воинский долг.
19 мая 1798 года мы вышли из Тулона в составе французского экспедиционного корпус числом что-то около пятидесяти тысяч штыков.
2 июля Наполеон высадился на египетском побережье и занял Александрию.
Против французских войск выступила египетская армия во главе с Мурад-беем, которую мы разгромили и заставили бежать.
21 июля произошла «Битва у пирамид», где двадцать тысяч наших солдат одержала победу над османско-египетским войском втрое превосходящим нас числом.
Но не смотря на победу, над нами нависала угроза уничтожения. Опуская подробности, нас вынудили бежать.
Целью французской военной кампании было отрезать британцам путь в Индию. Наполеон рекрутировал команду из более полутора сотен учёных для изучения древних храмов и пирамид по всему Египту.
Мы стояли под городком Розеттом. Нашим укреплением был весь песок Египта и руины старинной крепости.
Нас бросили и чтобы выжить, приходилось обороняться. Одному военному инженеру, бывшему члену Комиссии по искусствам и наукам, было поручено укрепить стены крепости.
При демонтаже укреплений он наткнулся на камень с таинственными письменами. В то время никто понятия не имел о древнеегипетской письменности, но офицеру удалось понять, что камень хранит в себе тексты на трёх языках. Вместо того, чтобы вставить камень обратно в другую стену, он сразу понял его значимость.
Позже британская армия выбила нас из форта и присвоила себе Розеттский камень, поэтому неудивительно, что гонка за его расшифровкой временами напоминала опосредованную войну между двумя нациями.
И все же они не нашли Розеттский камень, поскольку он находился в самом неприметном месте, в заброшенном укреплении. В распоряжении учёных попадёт лишь некачественный оттиск.
Мне достанется другая находка: в груде битой черепицы я обратил внимание на половину истлевший папирус. Меня мало интересовала наука. Тем более, когда приходится думать о том, как выжить. Но ибисы и волкоголовые люди так и просили, не бросать их под палящее солнце. Я прихватил его в память о тех днях.
Много позже, уже в Гренобле, я услышу о способном юноше по имени Шампольон. У меня был папирус, но небыло ключа к нему. Ходили слухи и даже газеты гудели о том, Что Шампольон стал читать забытую письменность. Мне не терпелось узнать, о чём мои тексты. Был бум на всё египетское. Если я держу при себе то, что может заинтересовать учёных, узнав тайну записок, я смогу помочь науке, передав их музею. Если они не интересны в таком качестве, оставлю детям. Так я решил, обратившись к Шампольону.
Знавал я одного учёного британца по имени Юнг. Так и так, написал я ему. "Если я и могу дать вам один совет, так это не сообщать о находке Шампольону слишком много. Может случиться так, что заявления Шампольона не более чем шарлатанство ", — напишет мне Юнг.
И всё же я пошёл к Шампольону. Я был у него на его парижском чердаке 14 сентября 1822 года с архитектором Николя Гюйо в тот миг, когда впервые после полутора тысячелетнего молчания кто-то впервые прочитал настоящие египетские иероглифы и зазвучала живая древняя речь, отдалённо напоминая одно из коптских наречий. Так говорил Шампольон. Он встретил нас возбужденно. Мы застали его за письмами брату. Я счёл его сумасшедшим.
"Я полностью отдаю себя коптскому языку. Я хочу знать египетский язык так же хорошо, как свой французский, потому что на этом языке будет основана моя великая работа над египетскими папирусами... Я нахожу в этом величайшую радость, поскольку это нечто особенное - говорить на языке моих дорогих Аменофиса, Рамсеса, Тутмоса... Я вижу сны на коптском. Я настолько копт, что ради развлечения перевожу на коптский все, что приходит мне в голову. Я говорю по-коптски в одиночестве, для себя, поскольку никто другой не может меня понять. Для меня это реальный способ вложить в свою голову чистый египетский язык ", — примерно так кричал он от радости. Те же мысли изложит кому-то в письме.
Я оставлю папирус ему с большими сомненьями, а заберу их у него уже зимой 1823 года, когда снова навещу его. Он вернул мне документ времени, предупредив, что эти знания нужно держать от мира подальше. Ещё лучше будет, если я погребу их поглубже до скончания века. Ведь не известно какие желания станут обуревать будущего владельца, окажись он натурой склонной к авантюризму или того хлеще.
Он передал мне текст на французском, но я тогда мало что понял.
В пантеоне туманного наследия хиромантии древних египтян Великий змей Апоп есть символ хаоса, разрушения и зла, повелитель всех самых ужасных демонов. Один из его эпитетов — «сотрясающий землю», что свидетельствует о том, что именно в Апопе египтяне видели источник землетрясений.
Исходя из пояснений Шампольона, я пришёл к выводу, что папирус это защита, щит, печать от Великого Змея Апоп и одновременно ключ доступа к нему.
В моих руках находилась Заклинательная грамота к страшной силы демону.
«Настоящее слово, правильно произнесённое, имеет власть над богами», — сказал мне Шампольон. Текст, переведённый на французский, безусловно, имеет силу. Но в полной мере властна над ним только Живое первородное слово папируса.
В папирусе так же сказано, что Печать Тота сама призовёт жреца.
Я устал, простите меня. И за то, что отнял у вас столько времени. Давайте опустим о Теле Великого Человека Вселенной: мне ли талдычить Акакдемикам о миропорядке.
Кто охраняет недра в оккультизме? Что случится если обнаружат вход Избранные и Посвящённые? Они смогут заручиться поддержкой тех, кто живёт в недрах планеты. Заручившись их поддержкой, можно будет получить знания и технологии, позволяющие стать передовым государством на Мидгард-Земле.
Утвердилось мнение, что камень из Розетта находится в британском музее. Я говорю вам: нет! Одному отважному французскому офицеру удалось на короткое время отбить форт у британцев. Артефакт был подменён искусно изготовленной копией. Сегодня все вы имеете возможность взглянуть на него, коснуться его без боязни.

— Генрих! — призвал генерал Дестабенрат к себе внука, — Мой правнук Генрих. В поисках Агарта, нашёл этот путь. Египетский камень с заклятьем, запечатал лаз в недра планеты и дух Змея Апоп. Двести лет я хранил золотой ключ к ржавому замку, в ожидании достойного наследника. Мой внук Фридрих был так близок от заветной двери, сколько раз я порывался передать ему доверенную мне тайну планеты, но не было знака: всякий раз он проходил мимо. Только тот, кто сам найдёт этот ключ и достоин открыть замок. Генрих, этот ключ по праву принадлежит тебе. Слуги Камня, ларец!

Публика ждала Слуг Камня. Двери, из которых вошёл генерал, оставались распахнутыми. Вошли двое странного вида молодых ещё человека. Тот, что с лева был в сутане и накинутом капюшоне. Второй в косо наброшенном хитоне. Оба в сандалях.

Слуги Света медленно двигались, неся за две ручки серебряный ларец, а генерал Дестабенрат рекомендовал их попросту:
— Два светлых беса на службе Добра. Они безобидны. Жрецы низшей касты. Почти двести лет назад, я приставил их к камню. Они дают мне знать, если кто-то приближается к Печати: Курица кричит по петушиному, Лис жутко воет. Тот самый случай, который на нынешнем сленге высокопарно именуют: жадность фрайера сгубила. Григорьи, которых посланные Светом ангелы связали и заключили в недра земли, истребив их земное потомство. Они и сейчас на службе Великого Человека Вселенной.
Тот, что в сутане — Мудрейшая Курица — наказанный богом Тотом, нерадивый верховный жрец. Тот что в хитоне — Хитрый Лис — в миру, мытарь, смывшийся однажды с казёнными деньгами и сделавшийся ростовщиком, позже пытался обмануть Харона, прикинувшись нищим. Вся их незадача в том, что один умудрился слопать другого уже тут, на Мидгард-Земле.

Жрецы низшей касты остановились перед блиставшим, усыпанным орденами генералом и далёким его потомком. Прадед поднял крышку ларца, правнук взял со дна перевязанный жёлтой тесьмой свиток.
— Расступитесь! — Приказал стоящим своим гостям барон. Обращаясь к Гениху, произнёс:
— Предъяви же Печать Тота Свету.

Мелкой дрожью трусило старые стены, с потолка осыпался прах времён, нарастал далёкий гул недр. Генрих видел перед собой вмурованный в стену Розеттский камень и шёл к нему в гущу толпящихся.

Стоило приложить пергамент к Печати, шум стих, свечи и факела погасли.

Ровным голосом в свалившейся тьме Генрих торжественно — нараспев, как мантры, читал известное лишь ему и прадеду заклятие на не понятном присутствующем языке. Если бы они говорили на этом распространённом в давние времена наречии кептского, они бы поняли всё по знакомым им всем словам — единорог, дракон, наказание, привидение, подземелье, развалины. Но язык этот тысячи лет был не востребован даже в их среде и забыт простыми людьми.

Кто-то вспомнил о фонарях. Вспыхнул один огонёк, за ним другой, третий. Люди стали узнавать друг друга, разминать отёкшие от долгого стояния ноги. Двинувшись к выходу, стали говорить о насущном.
К следующему дню никто и не помнил барона Дестабенрат.
Продолжение следует...
#Академия_ТЛ2_6


Ирина Санина:
Гермес Трисмегистус! Земная то история тут каким боком? "Смешались в кучу кони, люди..." - прошу прощения, волкоголовый Алхимикус, вечно молодые преподаватели и Мудрейшая Курица с Хитрым Лисом. И Юнг с Шампольоном в качестве приправы. Оказывается в ОАЗИСе и на жреца можно выучиться! Но интересно! Мои поздравления Генриху.
21 окт в 21:22

Даша Демидченко:
Тайна курицы и лиса открылась, интересно! Спасибо, понравилось. Правда как ему все они предстали, прошлое и настоящее?
21 окт в 22:11
Валерий Ляпустин·Автор:
Даша, нелинейность времени.
21 окт в 23:00
Даша Демидченко
Хэм
21 окт в 22:11