Полковник ложку украл!

В конце восьмидесятых я ехал в командировку в славный город на Неве, тогда ещё носивший имя Ленина – Ленинград. Ехал поездом – очень удобно, в 11 вечера садишься на «Трёхвокзалах» в Москве, в 9 утра – на Невском в Ленинграде. Проблема была летом билеты достать, но, если в командировку по делам государственным, а не праздным туристом – то даже купе – пожалуйста!
Вошёл в вагон за пару минут до отправления – не самолёт, удобно, за час до отлёта приезжать не надо. В купе уже сидело два пассажира. Познакомились. Помоложе – лет тридцати – Константин, постарше – лет сорока – Николай Николаевич. Очень приятные и вежливые люди. Видно, по делам едут.
Поезд тронулся. Больше в наше купе никто не пришёл. Так и лучше – свободнее. Проводница – толстая неопрятная тётка, прошла по вагону, собирая у всех билеты – чтобы «зайцев» не было, и, предлагая «железнодорожный чай» – то есть мерзкую бурого цвета горячую жидкость с сильным привкусом соды. Это было «ноу-хау» вагонных проводников – малая доля самого дешёвого чая и большая порция соды. Сода делала этот напиток очень тёмным и напоминающим крепкий чай, но вместе с тем придавала мерзкий вкус.
Люди опытные, обычно от него отказывались, а брали свою еду. Мои попутчики были, судя по всему, людьми бывалыми. Костя достал пиво, Николай Николаевич – коньяк. Армянский пять звёздочек. На двоих у них была традиционная для путешественников копчёная курица.
У меня с собой тоже кое-что было и хороший индийский чай в термосе. Сели, познакомились. Попутчики мои – очень приятные и интеллигентные люди – ехали в город Ленина по службе. А служили они, как оказалось, в очень уважаемой и влиятельной, даже, можно сказать, грозной организации – КГБ – Комитете Государственной Безопасности СССР. Константин был старшим лейтенантом, а Николай Николаевич – полковником.
Хорошо спать в поезде! Ляжешь на верхнюю полку – закрыл глаза – и подъезжаешь к Ленинграду. Разбудил звон стаканов. Проводница разносит чай. Посмотрел на время – меньше часа ехать осталось. Надо вставать.
Проводница дёрнула дверь купе и сердито прокричала:
– Чай все будут?
– Все, все!
Она бухнула на столик три гранёных стакана в металлических подстаканниках и свалила.
Организм без излишней суеты включался в повседневность. Спустился с полки. Попутчики мои тоже уже встали. Николай Николаевич даже успел побриться. Видно, сугубо дисциплинированный человек. Вызывает уважение.
Утренний чай показался ещё более мерзким, чем вечерний. С отвращением прихлёбывая мерзкую жидкость, мы молча смотрели на пробегающие мимо залузганные окраины города Ленина.
Двадцать минут до вокзала. Проводница хлопотливо пробежала по вагону, собирая простыни, наволочки и вафельные полотенца, убогие и сильно поюзанные. Всё это добро она тщательно пересчитывала в каждом купе. Времена наступали скудные и народу доверять – барыш потерять. Запросто притырить могли что-нибудь из казённого.
После некоторого затишья грузные шаги вновь послышались в коридоре, перекрывая даже стук железных колёс по рельсам. Дошло до стаканов. Дама ворвалась в наше купе, сгребла со стола стаканы и обнаружила, что в одном из них нет железной ложечки. Бросив на нас быстрый подозрительный взгляд, она почему-то сразу заподозрила самого респектабельного из нас – Николая Николаевича и коротко бросила ему:
– Ложку верни! – и пошустрила собирать стаканы дальше.
Николай Николаевич, единственный из нас, кто был при костюме и при галстуке, к тому же свежевыбрит и наодеколонен, слегка опешил от наглости, к которой он по своему статусу вовсе не привык.
– Эта дура решила, что я ложку украл! Могла бы на вас подумать! – слегка обиделся он.
Костя, как лицо, младшее по званию, промолчал, а я, будучи персоной независимой, решил немного пошутить:
– Видно, Николай Николаевич, в вашем имидже что-то менять надо! Народ в вас мелкого жулика подозревает.
Николай Николаевич, будучи интеллектуалом, на шутку не обиделся, однако насупился и стал молча на неустрой за окном смотреть.
– Народ! – пробурчал он. – Срач кругом! Вон – возле главной дороги в стране – помойка! Этот народ даже жопу бумагой не подтирает!
Проводница хлопотливо пробежала мимо купе и на ходу бросила полковнику:
– Ну, ложку отдавать будешь или нет?
Тут уже Николай Николаевич не выдержал и закричал вслед ей:
– Во-первых, почему Вы ко мне на «ты», а во-вторых – ложки не было!
– Как это не было? Все три были. Ложку верни! – и стаканы в её толстых пальцах зазвенели дальше.
– Дура! – зло процедил полковник.
– Да, ладно, Николай Николаевич, чёрт с ней – пора собираться, скоро вокзал! – сообщил Константин.
И он был прав. Стали укладывать немногочисленный скарб.
Проводница вновь пошла по коридору с чёрной клетчатой сумкой, в маленьких кармашках которой в соответствии с номерами мест в вагоне, были уложены железнодорожные билеты. Теперь она их возвращала пассажирам. Кто по личным делам ехал – тому они не нужны. А для нас, командировочных – необходимый документ строгой отчетности – без них бухгалтерия деньги за билет не вернёт.
Железнодорожная тётка, пробегая мимо нашего купе, метнула на столик два билета – Константина и мой. А Николаю Николаевичу бросила:
– Пока ложку не вернёшь – билет не получишь! – и поканала дальше по вагону билеты раздавать.
А поезд между тем уже катил мимо перрона Московского вокзала. Пассажиры потянулись на выход. Поезд остановился и вагон начал пустеть. Вскоре, кроме нас, в вагоне никого не осталось.
Из-за взятого в заложники проводницей билета полковник покинуть вагон не мог. Нам с Костей тоже неловко было уходить без него – всё-же чай пили вместе. Какая-то часть ответственности за ложечку на нас тоже ложилась тяжёлым моральным грузом.
Вернулась железная дама. Ей теперь некем было заняться, кроме нас. Сразу с порога она закричала:
– Ну, что, ложку отдавать будешь?
Ситуация становилась критической. Не сидеть же в вагоне, пока поезд не уйдёт в депо? И доведённый до белого каления Николай Николаевич решил пойти в атаку. Он достал из кармана дорогого тёмно-серого пиджака красное удостоверение сотрудника Комитета Государственной Безопасности, раскрыл его и сунул под нос наглой железной тётке.
Та несколько секунд разглядывала удостоверение, на обложке которого красовался золотой меч со щитом, потом выдернула из сумки последний остававшийся там билет, и кинула его на столик.
Свобода! Теперь можно было покинуть вагон, что мы и сделали, и ступили на тёплый гостеприимный асфальт.
Проводница шустро вскочила вслед за нами и заорала на весь перрон:
– Полковник ложку украл! Полковник ложку украл! – простирая при этом взыскующую длань в направлении статной фигуры Николая Николаевича. Идущие по перрону граждане с любопытством взирали на респектабельного и, судя по одежде, отнюдь небедного мужчину, который покусился на дешёвую вагонную ложечку.
До дискуссии с железной дамой полковник не унизился. Он долго мрачно молчал. Только когда мы вышли на залитую солнцем площадь перед вокзалом, где Николая Николаевича ждала встречающая чёрная служебная Волга, он произнёс единственное слово:
– Сука!
С Николаем Николаевичем мне больше встретиться не пришлось. А с коллегой его, Константином, мы оказались на одном этаже в гостинице «Москва», куда многих командировочных селили. И через пару дней в кафе там и встретились. Командировка у него и у меня была длинная, знакомых в городе не было, и мы на безрыбье подружились. Что оказалось очень полезно – Константин любые билеты без проблем доставал, даже Золотой Фонд Эрмитажа, для других закрытый, мы с ним посетили.
Частенько вечерами в кафе гостиничном встречались. Как то Костя вспомнил этот несуразный эпизод с Николаем Николаевичем.
– Вот ведь дура! – задумчиво произнёс он. – Что это она на Колю подумала. Наверное, её и не было, этой ложки!
Я уже и забыл про этот нонсенс с ложкой. Но из скуки и любопытства решил проверить, можно ли переубедить человека, заставив его поверить во что-то совершенно нереальное.
И я обиняками и издали начал обкатывать версии с разных сторон. Как-то упомянул вскользь о том, что полковник, когда Костя выходил курить, рассказал, что у него есть коллекция интересных и редких ложек, которую его семья собирает. И что ложки ценятся не за золото и серебро,  но и обычные железные могут быть очень редкими и ценными, как марки – самые красивые – не самые дорогие. А ложки бывают редкие. Железная дорога эта ещё при царях построена. Могли старые ложки остаться. Константин выказывал всему этому явное недоверие. Действительно – чушь. Полковник и ложка!
Мне тоже вскоре эта чушь надоела, мы про ложки забыли. Другие темы разговоров за чаем нашлись. Прошло время, пора было уезжать. С билетами в Ленинграде летом всегда трудно – очереди огромные, мест нет. Но – опять Костя помог – ему тоже пора было в Москву возвращаться, он взял два билета – вместе ехать веселее.
Сели мы в купе, тронулся вагон, побежали за стеклом картинки необустроенности придорожной. Раздался звон ложечек о стаканы и миловидная молодая дама в серой форменной одежде поставила на столик чай.
Костя, глядя в окно, позвякивая ложечкой, размешивал в стакане сахар. Потом он вынул ложку, сосредоточенно осмотрел её и задумчиво произнёс:
– Не пойму я Колю. Ну на хрена он ложку спи…?
И я понял, что человека можно убедить в чём угодно.
С Константином мы подружились и встречались иногда в Москве. Он рассказал на службе, как Николая Николаевича дура-проводница приняла за похитителя ложечек. Слух этот стал гулять по конторе. Никто в это, конечно, не поверил. Но, как Костя со смехом рассказывал, когда коллеги собирались на вечерний чай, и приходил Николай Николаевич со своей фирменной кружкой, кто-нибудь обязательно ронял ложку и, когда она со звоном падала на пол, произносил:
– Коля! У тебя дырка в кармане! Моя ложка выпала!
Так что Николай Николаевич, чай теперь не любил.