Глава 25. О языке между сознанием и забвением

Займемся наивной лингвистикой? Попробуем объяснить ребенку, как и почему мы что-то говорим.


С чего начнем? Давайте с самого начала — родители. Хорошо, мы попробуем объяснить ребенку, что такое женское.


Вот смотри, есть мама. Это нечто женское. Что еще у нас есть женского? Ива, вода, корова. Понятна суть? Нечто, заканчивающееся на "а". Соответственно, если нечто на "а" не заканчивается, то это мужского рода — поезд, вагон, механизм. Как мы назовешь того, кто рядом с мамой?


Папа. Стоп, что? Мы только что нарушили всю логику объяснения. На "а" же у нас нечто женское, это же такое правило. Но папа — это явно что-то мужское. А отец? Хорошо вписывается в структуру.


Однако. Давайте еще наивный вопрос зададим. Что добрее — папа или отец? Это же синонимы, скажете вы. Да, синонимы, но папа как-то добрее звучит, а отец — это нечто строгое.


Папа нравом был суров. Отец нравом был суров. Хорошо, тут они как синонимы. Суровость как бы задает окрас всему окружению. Папа нравом был мягок. Отец нравом был мягок. То же самое. Однако вы же чувствуете, что все-таки папа скорее мягок нравом, а отец — суров? Не чувствуете?


Ладно, тогда идем дальше. Что будет, если у нас соберется много мам? Будут мамы. А если много пап? Будут папы. Ладно, усложним. А если много отцов? Отцы. Ага, мы нашли хоть что-то логичное! А если много поездов? Поезда. Нет, не нашли.


Ладно, уйдем в другой мир, пусть будут веселые зверята. Кто это у нас? Лев. А его мама кто? Львица. Осел? Ослица. Козел? Коза. Стоп-стоп-стоп, мы уже куда-то не туда идем. Конь? Кобыла. Кот? Кошка. Кит? Ага, мы уже совсем забуксовали. Китица? Китиха? Кита?


Ладно, пусть будут детишки. Лев. Львенок. Осел? Осленок. Козел? Козленок. Кот? Котенок. Кит? Китенок? Фуф, пронесло. Конь? Жеребенок. Да что с тобой не так, язык? Почему жеребенок, а не коненок?


Иными словами, если мы используем некую логику, то обязательно натыкаемся на то, что из этой логики выбивается. Но можем ли мы объяснить, почему так происходит? С трудом. Например, в случае с "папа" мы можем проследить происхождение именно этого слова. Скорее всего, у нас даже это получится, просто метаязыковое объяснение будет очень сложным и громоздким.


Но где у нас многостраничный труд о происхождении "папа" и обучающийся ребенок? Это нечто рядом стоящее? Опять то же самое — мы чувствуем, что оно далеко. Но почему оно далеко? И снова многостраничный труд.


Но так ли на самом деле учится ребенок? Метаязыком? Нет. Ладно, какой у нас еще есть способ построения нового? Поэзия? Попробуйте поэтически объяснить, что папа это папа. Та еще задачка.


Ладно, что же тогда делать? Отказаться от логики? Нет, она нам часто помогает. Например, феминитивы. Доктор — докторша. Автор — авторка. Писатель — писательница. Значит, логика иногда работает.


Ладно, тогда предположим, что у нас просто есть ряд исключений, которые надо запомнить.


Десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, восемьдесят, девяносто, сто.


А может, у нас несколько логик? Но тогда где применять каждую из них? Непонятно.


Ладно, давайте на некоторое время отойдем от лингвистики. Как вы ловите мяч? Ведь это же очень сложная система, на мяч в полете влияет огромное количество сил, неужели мы вынуждены все их считать и учитывать? Кошка, например, не учитывает и все равно мастерски справляется с ловлей мяча.


Почему? Не прибегая к метаязыковой конструкции, можно сказать, что она просто ловит мяч. Какое слово тут так и напрашивается? Бессознательно? Кажется, самое то.


Но что такое бессознательно? То, что не использует сознание. А что такое сознание? Судя по всему, это некое царство логики, царство метаязыковых объяснений. А что тогда поэзия? Царство бессознательного? Нет, поэзия — это скорее где-то на стыке между сознанием и бессознательным.


Но, погодите. Язык же формируется и посредством метаязыка, и посредством поэзии. Иными словами, сознание мы постоянно используем. Значит, язык формируется сознательно. Да, вы правы. Однако вы совершенно забываете об еще одной вещи.


О забвении. Например, перегружен ли наш язык миллиардами различных "одинаковых" слов? Нет. Почему, неужели мы не придумываем что-то новое? Придумываем. Просто противоположный процесс сознательного придумывания — бессознательное забвение.


Иными словами, тут постоянно происходит примерно тот же процесс, что происходит в живом мире. Эволюция. Да, через наследственность — метаязык, изменчивость — поэзию и вытеснение всего того, что нам, по каким-то причинам, не понравилось.


Суммируя вышесказанное. Как мы увидели, язык, а значит и все его порождения — речь, поэзия, жанры, литературные приемы — вполне себе находятся в живом состоянии. И силы придумывания, расширения языка, и силы забвения, сужения языка, действуют одновременно. Подчас очень странным образом.