04 02. Картинки армейской жизни

На фото Руха, осень 1984 год. В первом ряду слева направо: Ваня Грек, Федя Полищук, Андрюха Орлов, Коля Панин. Во втором ряду: Бабаев, Демидов, Фарид Долгов, Баканов. Дембеля в нашем батальоне тоже делали зарядку, правда, во второй шеренге.



       Утром восемнадцатого сентября дверь в наш ослятник со скрипом отворилась, на пороге воплотился дежурный по роте сержант Манчинский.
 - Второй взвод! Подъём! Выходи строиться на зарядку!
 - Иди нахрен. – Вяло прозвучал с первого яруса нар чей-то заспанный голос.
       Скорее всего это произнёс кто-то из старослужащих узбеков. Молодой боец не мог себе позволить посылать сержанта на членораздельные буквы, это мог совершить только «афигенны дэмбэл», однако, фонетически фраза была выстроена безукоризненно, грубиян продемонстрировал безупречное произношение. Если бы эту энергию использовать в мирных целях и проявлять аналогичную сноровку в приличных выражениях, то немедленно наступил бы мир во всём мире, расцвели бы сады и девушки надели бы мини-юбки. Могут же, негодяи, когда хочут.
 - Через десять секунд будет миномётный обстрел. – Сказал Манчинский в ответ на некультурную реплику и вышел за дощатую дверь. Пружина звонко шмякнула ею о косяк.
       В сумраке нашего ослятника молодые бойцы начали вяло вылезать из своих лежбищ. Во внутреннем дворике раздался голос сержанта Манчинского:
- Р-р-р-рота, подъём! Выходи строиться на зарядку!
       С самого детства я не хотел угодить в армию, с ужасом представлял, как с бритой башкой, буду выскакивать из солдатской койки, натягивать на себя обмундирование за сорок пять секунд, затем, одетый в зелёную одежду, буду застилать постельные принадлежности, отбивать одеяло в рантик по армейской «тубаретке». Этого всего я не хотел делать, считал данные действия глупостями, унизительными для человеческого достоинства. Зачем отбивать рантик на одеяле? Теплее оно не сделается.
       Откуда я почерпнул подобные представления о службе в армии, не помню. Скорее всего из программы «Служу Советскому Союзу». А может быть из общей, так сказать, «ерундиции». Однако, не сомневался ни на миллиметр, что в армии всё устроено именно так. Боже, мой, какой наивняк находился в моей башке! Как наивно и глупо я заблуждался! В моих детских мечтах мне не могло представиться, что спать я буду на нарах, в ослятнике, в обнимку с ручным пулемётом, там не будет «тубареток» и рантиков тоже не будет. Зато будет «миномётный обстрел», то есть, во взвод ворвётся дежурный по роте и начнёт швыряться в бойцов пыльными сапогами. Именно этот способ пробуждения личного состава имел ввиду сержант Манчинский. Ясен пень, сапоги полетят не в «дембелей», они полетят в «молодых».
       Молодые солдаты поняли мысль дежурного по роте, закряхтели, начали вылезать из своих берлог, обуваться и в конце концов поплелись с сонными рожами из ослятника на улицу. После «молодых» зашевелились «деды», тоже стали слезать с нар. Через несколько минут вся братва нашей роты выползла на улицу вместе с дембелями, с больными, хромыми и косыми (данная присказка в Советской Армии пользовалась особой популярностью).
       Раздетые до пояса солдаты построилась под большими корявыми ветками знакомых тутовников. Перед голопузыми бойцами появился Рогачёв, подал команду:
- Драч!
- Я!
- Выйти из строя. Проводишь сегодня зарядку. – Рогачев зевнул, отошел в сторонку, устроился наблюдать как Вовка будет командовать гурьбой полусонных приду... приду... придумают же по утрам делать зарядку!
 - Р-р-р-ота! – Вовка вышел перед строем, развернулся лицом к пацанам, задом к батальонному дувалу, расставил ноги на ширине плеч, упёр в пояс свои короткие, круглые от мускулатуры руки, начал командовать с явным стёбом в голосе:
 - Ноги на ширине плеч – делай р-р-раз! Прыжком ноги вместе – делай дв-в-ва! За мной повторяем упражнение! Делай Р-р-р-раз! Делай дв-в-в-ва! Делай Р-р-р-раз! Делай дв-в-в-ва! Делай Р-р-р-раз! Делай дв-в-в-ва!
       Мы дружно подскакивали на месте, как молодые олешки, расставляли-составляли ноги. Из-под кирзачей поднялась густая желтая афганская глиняная пылища. Потом мы приседали прямо в ней, в глубине пыльного облака, потом задирали ноги, кто как умел. Потом бежали пародию на кросс, то есть сделали небольшую пробежку перед батальоном. Блин, куда там можно было бежать, если вокруг Рухи давным-давно поселились сплошные горы? Сто метров пропылили в одну сторону, сто метров - в обратную. Надышались этой гадости, вывозились в ней, налепили на вспотевшие солдатские тела. Чистый Драч, с восторгом осмотрел чумазых товарищей, решил на этом завершить гимнастический этюд и направил всех на умывание.
       Умывательные приспособления находились за батальонным дувалом. Там         неведомые мне культуристы, в приступе лютой культуры, установили двухсотлитровую бочку с крепким раствором хлорной извести. Из бочки выходила стальная труба, из трубы торчали советские водопроводные краны в количестве десяток-полтора.
       Самые офигенные интеллигенты нашей роты направились принимать омовение раствором хлорки из этих кранов. «БосОта с голОтой» (босяки и голыдьба) попёрлась к речке Гуват, руководствуясь своим личным выбором купаться в чистой воде без вонючей хлорки.
       Страна вокруг Гуватки оказалась душманская, я знал это, посему взял с собой ручной пулемёт и Женю Филякина. Пока я булькался в ледяной воде и наяривал зубной щёткой в ротовой полости, Женя сидел в валунах с заряженным ручным пулемётом. Женя, валуны и ручной пулемёт в очередной раз сложились в нелепую картинку, в очередной раз не совпавшую с моим детским представлениям об армии. Блин, почему нам в голову загружали всякую пургу? Почему никто не сказал, как на самом деле выглядит служба в армии? Меня не коробит принимать омовение в кристально чистой ледяной воде, я не отказываюсь служить Родине, просто хотелось бы адекватности в подаче информации, поэтому требую жестко спросить по партийной линии с врунов.
       После приступа утренней физической культуры и гигиенических процедур, наш Третий горнострелковый батальон застроили под тутовниками. Снова застроили. Снова под тутовниками. Просто так солдат пожрать не мог, ему непременно требовалось «приятное аппетита» от начальства. Поэтому солдата надо застроить и прислать ему начальство. В лице оного перед нами появился начальник штаба батальона Майор Зимин. Он встал, широко расставил ноги, нагнул вперёд голову, будто собрался забодать весь строй.
- Это что за хер-рня, долбоюноши? М-м-м? – Зимин шевельнул желваками. - Я спрашиваю, что за хер-рня у вас в руках?
       В руках каждого бойца красовалась пятилитровая банка с проволочной ручкой. Чтобы лучше кушать. До меня не допёрло, каким образом сложилась логическая цепочка в голове начштаба. Вчера с этими банками все ходили, получали в них обед и ужин и всё было нормально. А сегодня что-то изменилось? Если да, то что?
       Зимин ещё раз шевельнул желваками и обратился к батальону:
 - Ёб вашу всех мать! БТР мне сюда! Нахуй!
       Речевые обороты в армии часто загоняли моё сознание в тупик, я попытался представить картину с БТРом, но улыбаться в строю побоялся. Больно уж грозен был наш майор.
       Из строя выскочил солдат, на полусогнутых побежал в парк боевых машин. Видимо он являлся водителем командирского БТРа.
       Строй стоял, ждал - чтоже-чтоже дальше будет? Славненькое складывалось «приятное аппетита», по всему было видно - не соскучимся.
Почти быстро перед нашим строем появился бронетранспортёр. Он визжал движками, пылил, качался из стороны в сторону в колее. Зимин, оглядел батальон исподлобья, вытянутым указательным пальцем ткнул в колею перед колёсами бронетранспортёра, подал команду:
- Кидайте, н-н-нахер сюда свои сраные баночки!
       Пацаны покорно покидали кандейки в колею.
- Дави! – Зимин махнул рукой водиле.
       Бэтэр, взвизгнул движками пуще прежнего, очередной раз качнулся, проехал по накиданным в колею банкам, как паровоз по собачке Му-му. Бедняга даже мяфкнуть не успела, превратилась в плоскую лепёшку. Ёптить, это ж – боевая техника! Чего вы хотели!
- Вот и заебись. А теперь на приём пищи со штатными котелками шагом-марш! – 
Скомандовал Зимин, повернулся к строю спиной и пошагал в «офицерскую столовую» с чувством исполненного долга.
       В те дремучие осенние времена у нашего батальона офицерской столовой не было так же, как и солдатской. Поэтому словосочетание «офицерская столовая» написано в кавычках. Для поедания пищи офицерам было выделено отдельное место под открытым небом. Под группой очередных корявых тутовников установили квадратиком четыре скамейки, сделанные из досок от снарядных ящиков. В центр квадратика установили столик, сделанный из досок от снарядных ящиков. Рядом расположили хозяйственные шкафчики, сделанные опять же, из досок, ё-маё, от снарядных ящиков. Именно туда пошагал Майор Зимин.
       Грозный майор удалился, но батальон какое-то время тихо стоял в строю, в немом благоговении созерцал баночки, раздавленные боевой техникой. Через пять минут восторга и трепета, какой-то солдат пришел в себя, шагнул из строя, подобрал из колеи жестяную лепёшку, которая недавно была банкой.  Боец повертел железяку перед своим носом, изобразил мимикой мысль «Может быть всё не так плохо?», затем напыжился, разогнул руками сплющенный металл. Из плоской лепёшки получился объёмный мятый кубик.
- А чё? Жрать можно. – Сказал боец и потопал с квадратной банкой к походной кухне.
       Один за другим, солдаты подходили к колее, заполненной мятым железом, поднимали металлические лепёшки, кое-как расправляли их руками и угрюмо топали в сторону раздачи пищи. Как говорится, война-войной, а «приятное аппетита» получилось впечатляющее.
       Вместе со всеми бойцами батальона, я шагал к пункту раздачи пищи с мятым жестяным кубиком в руках. Шел, мысленно передавал очередной горячий привет моим детским представлениям об армии. Перед призывом я мог представить приём пищи по-походному из индивидуальных армейских котелков. Даже по-боевому мог представить приём пищи – в пыли-грязи, в окопе. Но чтобы хряпать из жестяной банки, раздавленной бронетехникой, это было за гранью моих способностей к фантазиям, всё выглядело будто позиции нашего батальона только что «утюжили» панцер-камфвагены Гудериана. Подобная картинка находилась «за гранью добра и зла», мне захотелось передать режиссерам и постановщикам программы «Служу Советскому Союзу» от имени Третьего горнострелкового батальона «пламенный привет» и обвинение в профнепригодности.