Парад из ночных кошмаров

Когда я спал, смотрел самый безумный парад. По площади из жёлтого кирпича страшными дёргающимися шагами шли колонны военных матросов из детского набора солдатиков «Моряки на параде». Суровые, волевые лица, покрытые трещинами, свинцовая тяжесть шагов, ужасающая плоскость фигур и мерное движение вперёд. По-другому они не могли. Командир отряда, шедший впереди, на каждое движение зрителей реагировал гулянием желваков под гладко выбритыми щеками и противоестественно, по-вороньи, одним глазом высматривал того, кто посмел нарушить торжественную обстановку парада.

Следом, перекосив милые личика в суровой гримасе, шли феи, маленькие крылатые девочки, грозно размахивая разбрасывающими искры волшебными палочками. За спиной каждой трепетали прозрачные стрекозиные крылышки, а тяжёлые военные сапоги на тонких ножках не давали феям вспорхнуть вверх, надёжно вписывая их в марширующие ряды.

Дальше, под выцветшим до белизны флагом, переваливались с ноги на ногу ветераны - советские куклы с блестящими глазами и спутанными волосами. Вразнобой, не в ногу, кто без руки, кто со свёрнутой шеей, кто без глаза, этот устрашающий отряд слепо, неотвратимо и целеустремлённо двигался в конец площади. Зелёные бархатные платья, голубые вязаные свитера, лёгкие льняные штанишки, буханье пластмассовых босых ног по кирпичам.

Следом за пешими шли транспортные колонны. За рулём цельнометаллических машин, стучащих пластмассовыми колёсами и подпрыгивающих на каждом кирпиче, переплетались странные дети с экзотическими животными. В салонах очевидно были удавы, мартышки, тигры, бегемоты, крокодилы, скалящие красочные пасти в водительское стекло. Долгая громыхающая колонна ушла вслед за куклами.

Боевые звери, вышедшие на площадь, впечатляли габаритами и мощью. Тяжело прошлёпал огромный жёлтый утёнок с металлическими лапами, сопровождаемый скрежетанием проворачивающегося в боку заводного ключа. За ним торопилось стадо резиновых красных жирафов, антилоп и бегемотов, раза в три меньше по размерам, но способных гуттаперчиво изгибаться всем телом. Дальше осторожно шли фарфоровые собаки Ленинградского фарфорового завода, стараясь не разбиться о кирпичи площади. Замыкал колонну огромный плюшевый медведь с бантом на груди. Его мохнатая туша попала в видимость ещё в момент прохода феечек, но сейчас огромные лапы, вминая кирпичи, под дрожание земли, проходили мимо зрителей.

Оркестр, состоящий из зайцев-барабанщиков, мальчика-крысолова с дудкой, развеселого негра с бубном, волка с гитарой и какой-то исполнительницы шансона в пышном длинном платье, наигрывал попури из советских мелодий. Лаванда, Льёт ли тёплый дождь, Вернисаж, Снится мне деревня, Я твердила о морях и кораллах, Арлекино... Гнусавое исполнение время от времени прерывалась свистом и треском из микрофонов. От этого треска я и проснулся.

Ощутив, что голова после такого сна трещит не хуже будильника в телефоне, забившемся под подушку, я в очередной раз пообещал себе не пить кофе на ночь и, на всякий случай, восхищаться альпаками. После чего отправился пить утренний кофе, что не противоречило обещанию, и ехать на работу.  Честное слово, работать гораздо приятней, чем такие сны смотреть.