Ч 2. Глава 5. Ферри-Пост

Шёл второй месяц пребывания Донского кадетского корпуса в лагере Ферри-Пост после переезда из карантинной передержки в Сиди-Башре. Место, где обосновались кадеты и их воспитатели, казалось раем. Сиди-Башр – крошечный оазис в Ливийской пустыне, продуваемый ветрами и прожигаемый солнцем, был настоящей душегубкой. Александра долго не могла отделаться от ощущения вечно скрипящего на зубах песка. Самум налетал внезапно, моментально закрывая жёлтой пеленой небо, ещё минуту назад радовавшее синевой. А, спрятавшись в палатке и задыхаясь от духоты, она испуганно смотрела, как бьётся в истерике тент. Казалось, вот-вот, и он сорвётся ввысь под порывами ветра.

Здесь же, в Ферри-Пост, была благодать. Лагерь, выстроенный в форме почти правильного квадрата, лежал на берегу Лэйк-Тимсах – Крокодильего озера. Его делил на две части Суэцкий канал. Между лагерем и озером шло извилистое шоссе, в конце упиравшееся в паромную станцию на канале.

За палатками первой сотни располагались тростниковые бараки под кухни и столовые. Там же были устроены библиотека, портняжная, учебные комнаты и церковь. За ней – штабной барак и палатки персонала. Александра уже хорошо ориентировалась в лагере и научилась разбираться в казачьих чинах и устройстве училища. Младшие, сведённые во вторую сотню, жили отдельно от старших ребят на другой половине. Палатка Александры была рядом с госпитальной, к которой вплотную примыкала палатка адъютанта корпуса — хорунжего Чеботарёва, взявшего жену генерала под опеку.
Александра вышла на улицу и, жмурясь, с удовольствием подставила лицо солнечным лучам. Навстречу шёл хорунжий Чеботарёв.

– Какие новости, Павел Семёнович?
– Англичане вызвали нас к себе на футбольный матч. Игра в следующее воскресенье. Неожиданно! Нужно из офицеров и старших кадет собрать сборную команду и начать тренировки.

Жизнь Донского кадетского корпуса входила в нормальное, насколько это было возможно, русло. Устаканилось расписание уроков и прочих занятий. Начало нового дня возвещалось сигналом трубы в семь утра. После подъёма кадеты строем бежали на канал купаться. Вернувшись, также бегом, они продолжали гимнастические занятия на плацу. Затем, потные и весёлые, все шли в душевую, устроенную в длинном тростниковом бараке. Помывшись, маленькими группами, вне строя, шли в столовую на завтрак. Покушав, после получасового перерыва кадеты приступали к занятиям по военным дисциплинам, чтобы избежать жары. Обычные же уроки велись после обеда. Вот и пригодилась бумага, взятая Чеботарёвым с «Саратова». Из неё нарезали и сшили тетради и журналы.

Александра замечала, как мальчишки сбегали с уроков купаться. Послеполуденный зной изнурял, а вода в пяти минутах ходьбы манила к себе дрожащим синим миражом. В конце, за последним бараком, в тростниковом заборе кадеты проделали дыру, которую называли между собой «Камчаткой», как и последнюю парту. Ничто уже не напоминало войну. Лишь ночные окрики часовых «Стой! Кто идёт?» говорили о военном характере лагеря.

– Вы, Александра Александровна, случайно не знаете, что затевают кадеты?
– Нет, а что?
– Дети есть дети, и, похоже, они начинают расслабляться от мирной жизни на море. Как бы не начудили чего. Вы не желаете прогуляться на канал? Пацаны там сейчас купаются. Послушали бы их разговоры.

Александра с радостью согласилась. Вообще общение с детьми стало для неё счастливой терапией, и даже разлука с Иваном Тимофеевичем воспринималась не так остро. Неспешно она шла по дороге, держа за ориентир здание в колониальном стиле – французский госпиталь. Не доходя до него, Александра приветственно помахала служившим там сёстрам-монашкам и свернула к пляжу. На другой стороне канала виднелись лагеря британских Суррийского и Миллсекского полков.

Александра села на тёплый песок, наблюдая за резвившимися мальчишками и проплывавшими кораблями. Каждый гудок купальщики встречали радостными криками, думая, что капитан приветствует их. После ужасов гражданской войны и эвакуации жизнь в Египте представлялась райской. Таково было свойство детской психики. Вот и сейчас кадеты, разделившись на группы, играли в, казалось, забытые игры. Причём играли в несколько: и в чехарду, и в слона, и в кавалерию. Будто, соскучившись по забавам, спешили наиграться во всё сразу. Засмотревшись на поединки «всадников», то и дело бухавшихся со смехом в песок, Александра не обратила внимания на троих кадетов, сидевших в стороне от остальных и зачем-то выдёргивавших нитки из рубах.

На следующий день после обеда взволнованный Чеботарёв заглянул в госпиталь и позвал за собой Александру.

– Неужели ничего не видели? – переспрашивал он в который раз. – И не слышали?
– Да что стряслось? Сбежали с уроков через «Камчатку»?
– Если бы так просто! Но сейчас увидите… на что наши сорванцы способны! Фёдора Вениаминовича чуть удар не хватил!

Хорунжий и Александра вошли в помещение из бамбука. Весь класс стоял во фрунт.
Багровый преподаватель немецкого языка Мюллендорф заполнял журнал.

– Всем без разбору «двойки»!
– А-а, Пал Семёныч! – воскликнул преподаватель. – Смотрите, что устроили негодники!

В воздухе висели сотни мух, словно новогодний серпантин – к лапкам насекомых были привязаны белые нитки. Одна муха медленно пролетела перед глазами Мюллендорфа. Другая приземлилась точно ему на лысину.

– Что творите? – закричал хорунжий. – Георгиевские кавалеры, герои в детских штанишках!

Заметив неловкое движение кадета, Чеботарёв тут же подскочил к его парте и открыл крышку. Из-под неё стали подниматься такие же мухи с ниточками.

– Третья эскадрилья пошла на германца! – произнёс кто-то под смешки.
– Ах, вот оно что! – дошло до Мюллендорфа. – Это вы меня, учителя немецкого языка, записали во врага и решили атаковать!

Мюллендорф, пытаясь успокоиться, рассматривал во всех деталях устройство живого «бомбовоза», которого снова снял со своей головы. В классе стало тихо. Слышалось лишь мерное жужжание мух. Урок был сорван.

Чеботарёв и Александра вышли из помещения.

– Что им будет за это? – поинтересовалась Аля.
– Право, не знаю. Они, в сущности, ещё дети. Но прошедшие гражданскую войну, с боевыми наградами и офицерскими званиями. Как их наказывать? Доложу генералу. Пусть сам решает. Но, уверен, что наш добряк Дедусь ничего, кроме двух часов маршировки по плацу, не придумает.
– Сам заявится через полчаса. И, сославшись на солнцепёк, отправит всех купаться, – слабость начальника училища и его нелюбовь к наказаниям была хорошо известна Александре.

Все обожали Дедуся. Аля же боготворила генерала, подсознательно сравнивая его с Иваном Тимофеевичем. Действительно, их сходство было поразительным. И в щегольской бородке, и в пенсне на носу, и в манере носить фуражку чуть набок.

– Но где они столько спичечных коробков раздобыли? И мух ловили наверняка несколько дней. И всё в секрете! – недоумевал хорунжий.

Так они дошли до палатки Али. Чеботарёв вдруг взял её руку.

– Вам, Александра Александровна, следует подумать о вашем будущем, – начал, загадочно заглядывая в глаза, хорунжий.
– О чём вы, Павел Семёнович? – не сразу и осторожно освобождая свою ладонь, спросила Аля. – Не понимаю.
– Видите ли, ходят упорные слухи, что Ферри-Пост – временное место расположения. И училище будут переводить то ли на Мальту, то ли... Пока неизвестно, куда. Но, также говорят, что госпиталь и медперсонал отделят от училища. К тому же англичане снова будут проверять документы, а у вас нет паспорта. Я был бы счастлив, если бы вы приняли мою помощь.

Александра осознавала, на что намекает Чеботарёв. Она и сама давно задумывалась, как ей устроить дальнейшую жизнь. Точнее, сама жизнь подталкивала к решению, ежедневно давая кричащие примеры.

– Дорогой Павел Семёнович, спасибо вам за вашу заботу и чувства, но… Но вы же знаете, что я не свободна.
– Кто об этом в этой пустыне знает? Подумайте. Я не буду вас торопить.

Хорунжий зашагал прочь, оставив Алю размышлять об очередном предложении покровительства. Теперь уже официального и, возможно, с венчанием в палатке, обустроенной под церковь. Вероятно, что Черячукин войдёт в положение и, сославшись на незнание, разрешит брак. Но как офицеры будут смотреть на Александру после этого? Предавшая боевого русского генерала. Как она предстанет перед Богом, когда придёт время? А если Иван Тимофеевич её разыщет?
В одно воскресенье Александра отпросилась погулять по городу, планируя зайти на местный рынок. Яркая в цветах и запахах атмосфера восточного базара завораживала как театр. Галдёж людей на непонятном языке превращались в какую-то новую музыку, отвлекая от назойливых мыслей.

В счастливую встречу с мужем уже почти не верилось. Нельзя сказать, что Александра о нём не вспоминала. Но мысли о Беляеве, словно старые фотографии, тускнели, теряя черты когда-то близкого и любимого человека. Какая была альтернатива? Лишь расстаться с Чеботарёвым. Как? Не дожидаться же, когда кадетов действительно перевезут в другое место. Да и когда? До этого неизвестного момента может случиться всё что угодно. Аля не чувствовала в себе той стойкости, которую она ощущала при расставании с Орефьевым-Серебряковым.

«Сигареты! Сигареты поштучно и пачках!»

Акцент кричавшего, как и то, что он повторял фразу на нескольких языках, выдавали в нём русского. Александра пыталась рассмотреть его. Наконец в толпе блеснули офицерские погоны. Пожилой подполковник протягивал лоток египтянину, поманившего его пальцем. Не сходя с повозки, египтянин сгрёб в сторону сигареты в россыпи и потребовал вскрыть новую пачку. Подполковник, скрывая досаду, вынужден был подчиниться. Египтянин придирчиво рассматривал товар, обнюхивая каждую сигарету.
Вдруг откуда-то снизу вынырнул чумазый арабчонок с таким же лотком и встал перед покупателем. Подполковник попытался отодвинуть мальца в сторону, но тот что-то заорал по-своему, и русского самого зло галдящая толпа тут же оттёрла в сторону. Мальчишка спрятал деньги и, показав офицеру язык, скрылся.

Что будет дальше, Александре было хорошо известно по рассказам Чеботарёва. Один
из офицеров училища решил подзаработать в свободное время. Не имея капитала, он, как и многие другие, был вынужден взять так называемый «консульский кредит» в десять фунтов. А заработок составлял пятьдесят пиастров. В лучшем случае. Чаще же в кармане терялись жалкие десять-двадцать пиастров. Разорванная пачка была, считай, потеряна. На жаре табак быстро высыхал, и сигареты теряли товарный вид. А ростовщику нужно было вернуть деньги через неделю с процентами. Офицеру из училища повезло. Под клятвенное обещание не торговать больше на базаре, коллеги скинулись из своих грошей и вернули «консульский кредит».

Другим же везло меньше. Вот и сейчас Александра заворожённо смотрела, как рука подполковника потянулась к кобуре. Перед глазами тут же встала сцена расстрела семьи в новороссийском порту. Александра опрометью бросилась прочь. Но эхо выстрела настигло её уже через несколько шагов. Подполковник думал не долго. Его тело лежало в пыли. В луже крови валялись сигареты. Кто-то поднял нераспечатанные пачки. В остальном он никого не интересовал. Арабы безразлично обходили труп. Александра заметила полицейских. Они не торопились.
П
отрясённая и не понимая, куда ей идти, Александра стояла на выходе с базара. Перед ней остановился автомобиль.

– Мадам! Мадам!

Кто-то звал Александру, но она не слышала. Раздался гудок. За ним второй. Лимузин не уезжал.

– Мадам, вы говорите по-английски? А по-французски?

Наконец до Али дошло, что араб обращается именно к ней. Рядом с ним сидела девушка лет двенадцати-четырнадцати. Её лицо было скрыто за вуалью. Водитель вышел и вручил Александре визитку с адресом.

– Приходи завтра. Хозяину требуется гувернантка для его дочери.

В прострации Александра смотрела, как оседает пыль за уехавшим автомобилем. Позволить себе такой мог только богатый … Очень богатый человек.

Вернувшись в лагерь, Александра уединилась у себя в палатке, рассматривая по-восточному роскошно украшенную карточку. Среди загадочной арабской вязи она смогла прочитать только имя, которое было на английском.
«Шейх Дауд аль Абади».

«Вот и меня, кажется, настигло проклятье Константинополя!» – горестно размышляла Александра, не отойдя от сцены самоубийства подполковника-сигаретчика.

Даже не содержанка, а наложница в гареме. Печальная судьба русской женщины в Египте начиналась прилично. Следовало безобидное приглашение в египетскую семью поработать няней. Но приличия соблюдались не более трёх дней. Дальше срывались все покровы и одежды. Слухи о нравах в столице Турции быстро достигли Каира и Александрии. И никто не стеснялся, откровенно разглядывая и оценивая достоинства русских женщин, даже французы. Лишь англичане воздерживались от подобного.

«Можно попробовать устроиться на телефонную станцию», – Александра вспомнила, что у неё есть специальность телефонистки.

Но она не говорила на арабском. К тому же нужно будет покинуть лагерь и снять комнату. И снова недолгое одиночество и назойливые приставания, от которых уже никто не оградит.

«А паспорт?»

Аля не выпускала визитку из рук.

В понедельник Чеботарёв зашёл к генералу Черячукину и застал у него английского коменданта. Лейтенант Гаррисон угощал настоящим элем.

– О! А вот и наш победитель! – воскликнул лейтенант. – Поздравляю с победой! Ваша команда вчера обыграла родоначальников футбола!
– С вашей помощью, мистер Гаррисон, – сказал хорунжий. – Вы же наш благодетель. И мячи, и форма – всё за ваш счёт. Не говоря уже о том, что вы сами играли хавбека за нас. И гол тоже вы забили!
– Да-да, два – один. Но, не стоит преувеличивать мою роль! Вы отличные ученики! – комплиментом на комплимент ответил англичанин и пригласил к столу.

Чеботарёв не мог дождаться ухода Гаррисона, но тот не спешил. Вообще англичанин по какой-то непонятной причине испытывал к русским искреннюю симпатию и реально помогал. Поэтому хорунжий вежливо и терпеливо поддерживал дружескую беседу.

– Александр Васильевич, не могу найти Александру Александровну. Вы не знаете, где она?
– Вы разве не в курсе? Она сказала, что нашла какую-то постоянную работу в городе. И отныне будет там жить.  Я полагал, что вам известно.
– Увы, господин генерал. Я сделал Александре Александровне предложение, что мне непростительно, учитывая её положение. Надеюсь, вы меня поймёте. Я хотел ей помочь. Но, видимо, только напугал.
– Я понимаю вас, Павел Семёнович. И не вправе осуждать. Но простите мою прямоту, кроме госпожи Захаровой у нас больше дюжины незамужних сестёр милосердия, которых мы оставим.  Им, полагаю, не стоит ждать вашей надёжной руки, не так ли?

Чеботарёв не отвечал. Мягкий Дедусь продолжал.

– Если Александра Александровна вернётся через неделю, вы уверены, что поведёте её под венец? Я, пожалуй, стану соучастником в вашем клятвопреступлении.

Аля не объявилась в лагере ни через неделю, ни через месяц, ни позже. Её следы были утеряны. Чеботарёв не смог отыскать жену Беляева в Александрии. В сентябре Донской кадетский корпус простился с тёплым Египтом и ласковым морем и вернулся в христианскую Сербию. Госпиталь и его женский персонал был увезён на Мальту.