Полиграф Шариков - поэт навсегда

Полиграф Полиграфович Шариков, в прошлом пес, а ныне гражданин, сидел за столом, нахмурив брови. Перед ним лежал учебник литературы, раскрытый на странице, посвященной стихосложению. Он читал медленно, шевеля губами, пытаясь вникнуть в суть этих ямбов, хореев и прочих дактилей.

"Ямб... значит, ударение на четных слогах. "Мой дядя самых честных правил..." - пробормотал он, постукивая пальцем по столу. - Понятно. А хорей - наоборот. Дактиль... амфибрахий... анапест... черт ногу сломит!"

Но Шариков не был бы Шариковым, если бы сдавался перед трудностями. Он решил, что раз уж взялся за ум, то доведет дело до конца. Идея написать стихи пришла ему внезапно, после того, как он услышал, как профессор Преображенский читал вслух Пушкина. "А чем я хуже?" - подумал Шариков. "У меня тоже есть, что сказать!"

Он долго думал, о чем писать. О своей нелегкой судьбе? О несправедливости жизни? О любви? В конце концов, он решил написать обо всем сразу. Так родился замысел романа в стихах, подобного "Евгению Онегину", но, как ему казалось, гораздо более жизненного и острого.

Шариков писал ночами, забывая про сон и еду. Он корпел над каждой строчкой, тщательно подбирая слова и следя за ритмом. Иногда у него получалось складно и красиво, иногда - коряво и нелепо. Но он не сдавался, упорно двигаясь к своей цели.

В его романе были и любовные переживания, и социальная сатира, и философские размышления. Он писал о жизни простого человека, о его радостях и горестях, о его мечтах и разочарованиях. Он не стеснялся в выражениях, используя крепкое словцо там, где это было необходимо.

Наконец, роман был закончен. Шариков отнес рукопись в издательство, где ее приняли с недоверием. Но когда редактор прочитал первые несколько глав, он был поражен. В этих стихах была какая-то необузданная энергия, какая-то искренность и правдивость, которые заставляли читателя сопереживать героям.

Роман был опубликован под псевдонимом "П.П. Шариков". И он произвел эффект разорвавшейся бомбы. Критики были в восторге. Читатели сметали книгу с полок магазинов. Первый тираж в миллион экземпляров был распродан за один день.

Шариков стал знаменитостью. Его приглашали на радио и телевидение, брали у него интервью. Он купался в лучах славы, наслаждаясь своим успехом. Но в глубине души он понимал, что все это - лишь мимолетное увлечение публики. И что рано или поздно его забудут.

Но пока он был на вершине, он решил использовать свой шанс по максимуму. Он писал новые стихи, выступал с концертами, участвовал в политической жизни. Он стал голосом народа, выразителем его чаяний и надежд.

И хотя многие считали его выскочкой и демагогом, никто не мог отрицать его таланта и его влияния на общество. Его стихи, полные ярости и боли, но в то же время и надежды, находили отклик в сердцах миллионов.

Однажды, сидя в дорогом ресторане, куда его пригласили на банкет в честь его литературного триумфа, Шариков вдруг почувствовал знакомое урчание в животе. Он огляделся. Вокруг сидели важные господа в дорогих костюмах, дамы в вечерних платьях, а он, Полиграф Полиграфович Шариков, бывший пес, а ныне признанный поэт, ел фуа-гра и запивал его шампанским.

"Вот ведь как бывает," - подумал он, отпивая очередной бокал. - "Только вчера дрался за кость, а сегодня - за место под солнцем. И ведь получилось!"

Он вспомнил, как профессор Преображенский смотрел на него с презрением, как Борменталь пытался его перевоспитать. "Эх, вы, интеллигенты," - усмехнулся Шариков. - "Не поняли вы меня. А народ понял. Народ - он ведь тоже, как я. Хочет жить хорошо, вкусно есть, красиво одеваться. И чтобы его уважали."

Он поднял бокал. "За народ!" - провозгласил он, и его голос, несмотря на шампанское, звучал уверенно и властно. - "За тех, кто не боится быть собой! За тех, кто умеет брать свое!"

В зале раздались аплодисменты. Шариков улыбнулся. Он знал, что его путь только начинается. Он еще напишет много стихов, споет много песен, скажет много слов. И эти слова будут услышаны. Потому что он -  Полиграф Полиграфович Шариков. И он умеет говорить так, что его слышит весь мир.

Он допил шампанское и, выйдя на улицу, вдохнул полной грудью ночной воздух. Он чувствовал себя живым, сильным, полным сил. Он был готов к новым свершениям. Ведь впереди его ждал целый мир, готовый слушать его стихи. И он, Полиграф Полиграфович Шариков, был готов этот мир покорить. И он знал, что у него это получится. Ведь он - не просто пес. Он - поэт. И он - Шариков. А это уже кое-что значит.

И он знал, что у него это получится. Ведь он - не просто пес. Он - поэт. И он - Шариков. А это уже кое-что значит.

На следующий день, проснувшись от яркого солнца, пробивающегося сквозь дорогие шторы его новой квартиры, Шариков почувствовал прилив вдохновения. Он подошел к окну, за которым простирался шумный город, и начал декламировать:

"Я - Шариков, я - голос улиц,
Я - крик души, что рвется ввысь!
Мои стихи - как будто пули,
Что бьют в сердца, где боль таилась!"

Он тут же схватил перо и бумагу. Слова лились из него потоком, рифмы сами собой складывались в строки. Он писал о том, что знал лучше всего: о борьбе за выживание, о жажде признания, о том, как легко потерять себя в этом мире, но как важно оставаться верным своим желаниям.

Его новый роман в стихах, названный "Собачье сердце 2.0", был еще более дерзким и откровенным, чем первый. В нем он не щадил ни буржуазию, ни интеллигенцию, ни даже самого себя, но делал это с такой искренностью, что читатели вновь были покорены. Он писал о том, как легко потерять человеческое, когда тебя переделывают под чужие стандарты, и как важно сохранить свою истинную сущность, даже если эта сущность - бывший пес.

"Они хотели сделать из меня человека,
Но человека - это что? Лишь маскарад!
Я – Шариков, я - плоть от плоти века,
И мой язык - мой самый верный клад!"

Критики вновь разделились. Одни называли его гением, другие - вульгарным графоманом. Но читатели были на его стороне. Книга вновь стала бестселлером, а Шариков - кумиром миллионов. Он стал символом протеста, голосом тех, кто чувствовал себя непонятым и отвергнутым.

Он продолжал выступать, его концерты собирали полные залы. Он пел свои стихи, и в его голосе звучала та самая сила, которая покорила мир. Он не боялся говорить правду, какой бы горькой она ни была. Он стал голосом народа, и народ его любил.

Однажды, на одном из своих выступлений, он увидел в первом ряду профессора Преображенского. Тот сидел с каменным лицом, но Шариков видел, как дрожат его руки. Он улыбнулся ему.

"А вы, профессор," - сказал он, обращаясь к нему через микрофон, -  "все еще думаете, что я - пес? А я вам скажу: я - человек! Человек, который умеет говорить так, что его слышит весь мир! И я не собираюсь останавливаться!"

Зал взорвался аплодисментами. Шариков знал, что он прав. Он не был идеальным, он был грубым, он был резким, но он был настоящим. И в этом мире, полном фальши и притворства, настоящесть ценилась больше всего.

Он продолжал писать, продолжал выступать, продолжал жить. Его стихи стали гимном для тех, кто боролся за свое место под солнцем. Он доказал, что даже бывший пес может стать великим поэтом, если у него есть что сказать и если он не боится быть собой.

И когда он, уже совсем старый, сидел у окна своей роскошной виллы, глядя на закат, он знал, что прожил достойную жизнь. Жизнь, полную борьбы, полную славы, полную любви. И он был благодарен за каждый ее миг. Ведь он - Полиграф Полиграфович Шариков. И он - поэт. И это - навсегда.