Бессмертие - кара богов... 2

Дверь захлопнулась, и Митра вздрогнул, каменея взглядом. С его кожи еще не успели испариться микроскопические капли ее выдоха, а кровь уже отливала от головы.
Щеки побледнели. Потом пошли красными пятнами, словно Мара ударила его по лицу.
- Ахр!
Сжатый кулак впечатался в металлическую поверхность стола.
«Полет будет продолжаться, Митра» - звенело в его ушах нестерпимо натянутой струной насмешки над его болью.
- Дурак, - прохрипел он наконец. – Как мальчишка не сдержался… Дурак!
Ничего не видящий взгляд скользнул по столешнице. С трудом сфокусировавшись, Митра отрешенно рассматривал кювету с использованным шприцом. Капелька крови повисла на кончике иглы, медленно набухая и наливаясь весом. Наконец она оторвалась от металла и полетела вниз, как в замедленной съемке.
Чуткие уши корабельного врача расслышали влажный всплеск и мгновенно пришло решение.
Пальцы его рефлекторно сжались, собирая в кулак распростертую ладонь. Он поднялся. Взял из кюветы шприц с остатками лекарства и решительным шагом направился в изолятор. Распахнув дверь, Митра глянул на показания приборов – все было по-прежнему.
- Тебе больно? – спросил он неподвижно распростертое тело и нагнулся над Энъя. – Надеюсь, ты не станешь жадничать и поделишься своим страданием?
Игла с хирургической точностью вошла в вену. Мутная жидкость стала медленно наполнять стеклянную полость.
После забора крови Митра приступил к сепарации плазмы, которая должна была продолжаться в течении трех долгих корабельных часов – именно столько теперь предстояло прожить Маре.
Между тем Мара, покинув медотсек, легким движением ладони оправила парчовый подол и медленно двинулась вдоль бесчисленной вереницы дверей, ни на кого не глядя.
Опостылевший интерьер корабля с его узкими коридорами, вечно шевелящимися биостенами, которые, подобно растениям, поглощали углекислоту и выделяли кислород. Она прикрыла глаза, чтобы не видеть мерцающих под потолком светлячков. Даже думать противно было о том, чем они питаются.
Каждый день одно и то же. Одни и те же лица. Те же дела день за днем, одни и те же маршруты. И даже никакой надежды на то, что что-то может измениться. Ей уже сорок и почти половину жизни она провела в этой клетке.
Дорогой клетке, оборудованной всем необходимым, за исключением свободы.
Ужасно хотелось остаться иногда одной и просто лежать на кровати, неделями не поднимаясь даже чтобы поесть. Но положение обязывает принимать участие в управлении маленьким государством.
Мара, задумавшись, прошла мимо двух девушек, прижавшихся к стене, чтобы пропустить её. Даже головой не кивнула в ответ на их приседания. Сделала шаг вперед, выставив из-под длинного платья расшитый золотой нитью бархатный башмачок, и вдруг услышала шепот за спиной:
- Делает вид, что не видит нас. Ну ничего, очень скоро старуха отправится на самый нижний уровень. Туда, где ей и место.
Мара резко развернулась и смерила наглых сплетниц пылающим ненавистью взглядом. Девушки развернулись и порснули со всех ног прочь.
- Ничтожества, рожденные на корабле. Они уже смеют высказывать свои мысли вслух, - прошептала женщина, вцепляясь пальцами в медальон, висевший на груди.
Войдя в свою каюту, задумалась, остановившись у зеркала. Казалось, она нисколько не изменилась с тех пор, как двадцать лет назад впервые посмотрела на себя в это корабельное зеркало. Но пристальный взгляд день за днем обнаруживал все новые и новые следы беспощадного воздействия времени. Лицо - гладкое, без морщин, неуловимо хранило отпечаток прожитых лет - безразличное, остававшееся невозмутимым практически все время, кроме редких припадков бешенства, когда Мара переставала себя контролировать. Бледная кожа уже давно забыла, как её обжигал ветер и пылающий ультрафиолет родного солнца. Темные глаза смотрели сейчас равнодушно-рассеянно, ничего не выражая. Длинные золотые серьги, с рубинами и изумрудами оттягивали уши. Волосы собраны вверх и сколоты золотой шпилькой. Женщина невольно провела рукой по изгибу груди, скользнув ладонью вниз, к бедрам.
Вдруг опять вспомнилась наглая блондинка с длинной косой до пола. Мару захлестнула такая черная ненависть, какую только может испытывать немолодая женщина к девчонке. Сжав в руке кулон с такой силой, что треснула крышка, Мара прошипела:
- Эта мерзкая девка, которая посмела сегодня открыть рот в коридоре... как её зовут? Кажется Лада... Думает, раз ей семнадцать, то...
Мара вновь задумалась. На этот раз о Митре. Его взгляд… Она невольно закрыла глаза в этот раз позволив чувствам окатить ее измученное сердце огненными волнами. Дыхание стало глубоким, прерывистым. Две секунды – только две секунды продлилась эта слабость, почти сразу же уничтоженная разумом.
- Надо поговорить с Ланом, - решительно объявила она. – Если не хочет бунта в скором времени, он должен придумать экипажу нового врага.