На лавочке у подъезда. ч. 32

                Нескончаемая повесть

                Вот так сложилась жизнь,
                А я её всего лишь ее летописец.

Сергей Валерьевич пригласил мужиков, или как он их называл в последнее время «посидельцев», к себе в квартиру на проводины.
   Жена вызвала к себе в Москву. Видимо, трудно стало заниматься воспитанием подросших внуков. А может, приближающейся старости испугалась. Почувствовала, что дети в её поддержке уже не нуждаются. Внуки подросли,  становятся самостоятельными, и бабушкина опека им уже в тягость. Кто-то из великих сказал, что одиночество страшнее смерти. Вот и испугалась, видимо, гордая женщина грядущего одиночества. А вернуться - гордость не позволяет. Как там в «Юнона и Авось» пели: «Возвращаться - плохая примета». Вот и зовет его в столицу.
   О дате и времени «междусобойчика» оповестил каждого персонально.
   Собрались. Кто-то сформулировал «повестку дня».
   - Вспомним былые проводины, как в армию друзей провожали.
   - Или отвальную, как раньше речники говорили, - вставил хозяин квартиры.
   Выпили по первой, закусили.
   - А еще, когда навигацию закрывали, речники такие междусобойчики называли «Мачту рубить», - блеснул эрудицией бывший майор военкомата Андрей Викторович.
   - Ну, прям, знатоки из «Поле чудес» собрались, да и только, - хохотнул
«простой» пенсионер.
   - Ну что, кем бы мы ни были: соседи, посидельцы, собеседники на лавочках, главное оставаться людьми в любых ситуациях.
   Опрокинули по второй.
   - Кха, лебедушкой пошла.
   - Я в былые времена монтажником на стройке работал, - не переставая закусывать, углубился в воспоминания Илья Николаевич. - Там всякое бывало, и усталость снимали, и стресс от безнадеги, дни рождения и поминки. Бывало, опрокинешь на морозе стопочку и крякнешь, содрогнувшись всем телом для сугреву. Так вот, старые молодых учили, как правильно и смачно надо крякать после стопочки в таком случае. Не на морозе, конечно же, учили, а в теплом помещении, когда «молодой» проставлялся по поводу вступления в наш славный трудовой коллектив. Так вот «молодой» так накрякается, что бывало на следующий день не от усталости, а от ветра качается. А мы смотрим, как он это испытание пройдет: до конца рабочего дня, за обедом поев как следует, продержится или под каким-либо предлогом в бытовку слинять намеревается.
   Николай Семенович тему про былое подхватил.
   - А у нас, когда в техникуме учился, зимой уроки физкультуры на лыжах проходили на территории городского старого кладбища.Там уже не хоронили, сохранялось как мемориал. Лыжня по периметру проложена была. Территория как и везде была поделена на участки: православное, мусульманское и еврейское. Зачет по лыжам сдаешь - три круга по периметру кладбища. Бежишь, смотришь, кресты стоят, и про себя: «Господи, благослови». Дальше по кругу надгробия с шестиконечной звездой: «О, Иисус, дай силы», дальше - полумесяцы на могилках: «О, Аллах, помоги в зачет уложиться». А на кладбище, как и положено, церковь стоит тоже старинная. Среди нас парень был. Он до школы у бабушки жил боговерующей и поэтому в иконах разбирался. Уговорил нас комсомольцев в церковь зайти. Лыжи в сенях оставили, зашли. Там бабульки - божьи одуванчики, старички седенькие - пеньки трухлявые. Глянули на нас, ничего не сказали. В церкви освещение. Свечки горят, тепло. Вот наш знаток на иконы показывает и нас просвещает: вот это икона «Георгий Победоносец», это «Семистрельная». Бабушки старушки, божьи одуванчики, к нам подтянулись, головами кивают, улыбаются. А парень еще больше старается: «Это Святая Троица, это Николай-угодник…». Бабульки встрепенулись: «Нет, милый сын, это Серафим Саровский, а Николай-угодник вон там». Ну, а «знаток» уже воодушевленный по инерции: «Тьфу, мать-перемать, ошибся малость». Старушек как ветром сдуло. А дедки-пеньки трухлявые как спины выпрямили, кулаки как сжали и на нас стеной двинулись: «Вон из Храма Божьего, матершинники!». Вылетели мы оттуда, как пробки из бутылки. Лыжи похватали и бегом.
   Посмеялись мужики, позлословили в адрес «дитёв неразумных», а Сергей Валерьевич напомнил о своей былой поездке в Иерусалим. Как там святость «соблюдается», о девчушке в топиках и маечке на святом камне лежащей, напомнил.
   Покивали головами присутствующие, дескать, «да-а-а, Русь - она святая. А там у них - разврат да и только».
   Андрей Викторович:
   - Вот… Опять времена настали… Потихоньку всё налаживается. Не так быстро, как хотелось бы, но все-таки. Что-то, видимо, пошло не так или опять времена меняются. Какая-то необъявленная перестройка идет. Объявленная в своё время накрылась медным тазом. Но возврат налицо. Противодействующих тоже еще много. Не так активно сопротивляются, как первой перестройке, но не всем и эта, видимо, по душе. Всякий привыкал, обминался на своем месте. Обмялся, оградил свой интерес от посягательств конкурентов. А тут раз - к порядку призвали. То есть «все нажитое непосильным трудом» фиксировать необходимо стало. А ох, как не хочется. Столько сил потратил, наживая. Нажил. И что? Не попользоваться?
   Сергей Валерьевич.
   - Ну, не у всех так. В свое время, будучи неприкасаемыми набрали. И до сих пор в «святых» ходят, среди небожителей недосягаемых и неприкасаемых. Андрей, ты же в военкоматах, говорят, служил. И, говорил, по выслуге ушел. У военных что «стариков» не держат или что-то пошло не так? 
   - Я в нашем районном военном комиссариате служил. Потом, как в нулевые началась оптимизация, наш военкомат с соседним районным объединили. В нашем комиссариате я замом ходил. Первый в очереди на должность военкома. И по выслуге подполковника  через год получать. А как объединили, то нашего военкома по выслуге на пенсию отправили. А меня вроде бы как замом военкома нового объединенного комиссариата. У меня же и звание соответствует и выслуга. Откуда он взялся тот молодой майор Кутихин? До сих пор не знаю. Его назначили, а меня - по возрасту на пенсию. Предложили отдел возглавить. А мне зачем в подчиненных ходить. Отказался. А ты, чьих будешь?
   - Так же, как все бывшие технические руководители. Как тот Яшка-цыган, только наполовину. Богом и чертом не был, а Бога и чертей знал. Пришёл в порт на должность начальника грузового района. Перестройку пережил. В реформы, когда руководителей на общих собраниях начали, было выбирать, мог стать начальником порта. Но эту галиматью, слава Богу, вовремя отменили. Депутатом был, потом в администрациях работал района, города.
   - Ну-ну. И что же не в центре, а на окраине живешь?
   - Так, в городе свои люди. Каждый новый мэр и губернатор  в должность заступает со своей командой. Им же всем тоже где-то жить надо.
   - А ты, значит, ничей? Или, как опять же, тот Яшка-цыган – воля дороже?
   - Наверное, так.
   Кто-то про Веру Сергеевну вспомнил. Что-то не видно Веруню уж сколько времени.
   И тут, словно камешек с горки сорвался, обвалом понеслось. Всех вспомнили: и Колыхалыча, и Колываныча, и Ситкевну с Аннушкой.  Шуравалю с Гореванычем отдельно: нелегкой судьбы были эти двое, а не сломались, все человеческое в себе сохранили. Тех всех общим тостом помянули, а за этих двоих – за каждого по-отдельности выпили.