Зеленое море тайги
Фантастическая история
Под нами непрерывное, вплоть до горизонта зеленое море. Это тайга, сосны и кедры, синие ниточки речушек, небольшие проплешины лесных лугов. Высокие башни белых облаков, небесная синева и однообразное зеленое ровное пространство, лишенное каких либо примет.
Полет длится уже несколько часов. В салоне вертолета нас трое, пилот, второй пилот-инструктор, он умница, и я, предпринявший этот полет на свой страх и риск. Остается еще полчаса, и мы у цели.
Вертолет не похож на птицу, у него нет крыльев. его держит в воздухе пропеллер. Мотор ровно, привычно гудит, скоро перестаешь замечать этот шум.
Он принадлежит отцу, но он полностью в моем распоряжении. Мы трое – друзья, молодые ребята, наверное, слишком бесшабашные. Отец едва ли меня поймет, он привык к тому, что каждый его шаг должен приносить прибыль. Когда мы ему рассказали о своих планах, он неопределенно хмыкнул, но отговаривать меня не стал. Он давно руководствовался в отношении меня правилом, чем бы дитя ни тешилось...
Подготовка началась еще неделю назад, мы должны были обдумать все, прежде чем двинуться в путь. Мысли не допускали раньше, что такое может произойти. Дело в том, что где-то здесь, в непроходимой тайге мои друзья обнаружили заброшенную деревню, строения предположительно конца восемнадцатого века, на удивление хорошо сохранившуюся. С воздуха ее не удалось рассмотреть, но поскольку к ней не вели дороги, можно бы заключить, что это музей под открытым небом. И мы загорелись мыслью побывать там.
Наша экспедиция не задалась сразу. Мы не дотянули каких-то двух-трех минут до цели и были вынуждены приземлиться из-за неожиданного отказа двигателя. Мы сразу поняли, что застряли надолго. Помощи ждать неоткуда, а ремонтников среди нас нет. Что касается меня, то я совсем не летчик, я созерцатель и привык быть на положении пассажира. Для меня это просто воздушное такси.
Отец не раз говорил, что я шалопай, безответственно отношусь к жизни, а я мечтал о море, о большом быстроходном корабле, с капитаном и дружной командой, о дальних походах, но отец не понимал меня. Зачем, -говорил он,- напрасно все это.
Приземление прошло удачно. Мотор простужено чихал, но пилота послушал. Мы спустились на прогалину.
- Ну, мы теперь сразу три Робинзона на необитаемом острове, - сказал Володя, пилот, после удачной посадки среди леса.
- Не так, вокруг туземцев нет, - возразил я, - теперь времена другие. Ты передал, что случилось? тут связи нет, телевышек не построили.
- Рация работает, о нас, о происшествии знают.
- Папа постарается помочь. Где-нибудь вертолет арендует. Без паники, мы в паре километров от цели. Не будем искать причину, нам все равно ничего не изменить.
- Давайте костер разведем.
- Какой костер? Где ты что найдешь? Топлива для нас здесь не заготовили.
Из всего оружия у нас небольшой топор да перочинный ножик. Им только консервы открыть можно. Хорошо, что топорик есть, взяли. Встречи с медведем мы не предусматривали. Не будем торопиться, неизвестно, как дело повернется. Ты координаты передал?
- Конечно. Вечером завтра или послезавтра они будут. Перекантуемся несколько деньков. - Рыбу, раков будем ловить по буеракам, - пошутил товарищ. - Будет связь.
Лес шумел. Мы начали искать ориентиры. – Если все же пойдем в деревню, будем шаги считать, делать затесы. Не просто абы как, а чтобы было видно направление движения. Чтобы не плутать. Будем описывать каждый холмик.
Дима, второй пилот, явно был доволен происшедшим. Его не устраивало быть запасным. – Затесы делать через одинаковое число шагов. Увидел, камень в земле мохом оброс, положи на него сверху еще камешек поменьше. А лучше, сложи пирамиду. Втроем не заблудимся.
Мы слушали Диму, не прерывая. - Лучше вообще никуда не ходить, сказал Володя. А то будут нас долго искать, зачем.
И вдруг среди леса - мы не могли поверить своим глазам, - мы увидели немолодую женщину, странно одетую. Одежда на ней выглядела непривычно, но не неряшливо. Невероятная обувь, платье непонятного цвета и платок на голове.
Это было так неожиданно, как если бы среди ясного неба сверкнула молния и ударил гром. Почудилось? Нет. Мы все были в крайнем недоумении, все молча, удивленно взирали, не понимая, что делать.
Женщина стояла неподвижно и молилась, словно была в церкви. Мы тоже не могли сдвинуться с места. Странная сцена длилась недолго.
Первым опомнился я.
- Глянь, ребята, это еще одна Агафья Лыкова! Ну и чудеса в решете!
Мы разглядывали молча ее одежду. Все говорило о том, что это женщина местная, не инопланетянка же.
Зазвучал вдруг приветливый женский голос. Обыкновенная русская речь. Первое ощущение, что человек попал в беду. Это не мы Робинзоны, - подумал я, - а вот она, немолодая женщина.
Сколько ей лет? Пятьдесят, семьдесят? И вообще, умеет ли она считать хотя бы до сотни? По нам, тут либо зоопарк, либо каменный век.
- Откель вы, милые? Заблудились? Голодные, небось?
- Ага! С неба свалились. – Димка, был прав, мы полчаса назад с неба свалились.
Женщина крестилась: – Ах, ангелы вы небесные! Дождались мы вас. Видим иной раз, кресты какие полосой небо разрежут, перекрестимся мы, а вы все мимо, мимо.
Я понял все. Староверы. Последний сохранившийся уголок древней жизни. Вспомнилась строчка «только вертолетом можно долететь...» И взаправду, только вертолетом.
- Ребята, перекрестите лоб, иначе она нас не поймет. Надо, чтоб она нас за своих приняла. Не надо женщину пугать.
Мы все втроем неумело перекрестились.
- Пойдемте. У нас иконы в домах стоят. Там помолитесь.
Мы недоуменно переглянулись.
- Вы что же, живые али мертвые, чего недвижно встали? Живые? На небесах только безгрешные души живут. Вы кто, ангелы небесные?
- Живые мы, живые. А ты сама откуда?
- Из деревни мы, милок. Здешние. Вот Господь сподобил вас видеть.
- А как Вас зовут?
- Вы откудова знаете, что нас много? По-разному всех нас тут зовут. Я раба божья Агнея. Так меня кличут. А вы, не поняла я, на небесах, али в наших лесах живете?
Она вдруг достала из котомки что-то непонятное, завернутое в тряпицу.
- Голодные небось, - повторила она – Вот на, возьмите хлебушка.
Это прозвучало трогательно, и было столь неожиданно, что Дима протянул руку и взял эту вещь. От нее исходил знакомый аромат свежеиспеченного хлеба. Все говорило о реальности происходящего.
Разговор был каким-то непонятным. Главное – не рассмеяться. Она еще не видела вертолета, и нас явно не понимала.
Она еще раз повторила вопрос: - Откуда они? Как их звать? И повторила следом за нами: Владимир, Николай, Дмитрий.
- Далеко отсюда живем.
- Зачем Господь вас к нам послал?
- Узнать, чем помочь надо.
- Слава Тебе, Господи, Слава Тебе, Боже наш... Тут до нас недалеко.
Мы оказались ей более понятными, чем она нам. Мы святые, сошедшие с небес. Мы инопланетяне.
- А вы тут как, где живете?
- Да где ж нам жить... Где родиться довелось, тут и живем. Тут нас много, и старики, и дети.
Крайне удивительно. Люди живут. Весь ее облик был непонятен, но голос, речь, улыбка говорили, что перед нами обычный человек.
- Вы в церковке на постой определитесь. Там вам никто не будет мешать. Пойдемте-ка!
И мы пошли за ней.
По дороге она стала рассказывать о своей жизни. Сказала о прадедах, которые ушли в лесную глушь. Пробираясь далеко, тайными тропами, собирались они в глухих таежных местах, тихонько обживались и постепенно теряли связи с прошлым. Забывались родственные связи, крепче становилась привязанность друг к другу.
- Мы о Боге не забываем, все под Господом ходим. Чтим веру нашу. Почитайте нам перед народом святые книги наши, растолкуйте темные места.
- Нет, тетка Агнея, не знатоки мы старых книг. Мы пришли не о том узнать, как праведно вы живете, а понять, как текли столетия, и рады, увидели, ваша жизнь в этих краях течет так же как много веков назад.
- Так не было раньше в этих местах никакой жизни, да и сейчас нет, на многие дни пути от нас нет ее. Может и есть где, но нам другая жизнь без надобности. Мы здесь испокон веков одни, и крепки мы в вере своей.
Неожиданный поворот. То, что казалось нам декорациями, оказалось реальной жизнью, сложным, непонятным существованием, не просто страной, а отдельной цивилизацией, не учтенной никакими картами.
Это сама собой образовавшаяся, самодостаточная жизнь. Трудная зимой и летом. Людей сплотила единая мысль, стремление жить. Есть два процесса, увеличение, укрупнение, и обратный, разрушение и деградация. Всю страну может охватить второй процесс, фатальное разрушение, гибель великих дел. И сдерживает желание выжить, вопреки трудностям. Труд, вот что положено в основу всего. Труд, чтобы жить. Мне давно это стало понятно, я не раз говорил об этом с отцом. Он считал мои мысли пустым философствованием, об этом старался не говорить. На глазах рушилось все, и казалось, это не остановить. Глобальные последствия этого процесса ощущал каждый, но каждому внушали мысль, что так необходимо. Мгновенно появилось расслоение на богатых и бедных. Одним все, а другим ничего. И вот перед нами случай, который предстояло увидеть. Где лишнее является лишним.
Не все умерло в людях. Она может предложить тебе кусочек хлеба, доставшийся ей невероятным трудом. Она, старая женщина, ей миллионы лет, она живет, начиная с самых дальних, ранних истоков. И здесь все удержалось.
Мы оказались буквально поверженными, мы были не в состоянии оценить происшедшее. Как понять, как живет этот мир без техники, без автомобилей, без ночного света. Так жил он тысячу лет назад, столь непонятный, что ум отказывается этому верить. То ли перед тобою далекое прошлое, то ли отдаленное будущее. С такой мыслью мы осматривали поселок.
Первое, что бросилось в глаза, это серость. Старые дома под деревянными, заросшими мхом крышами, с тусклыми стеклами, говорившими о том времени, когда они еще не были оторваны от мира. И второе, это люди. Они все, от мала до велика, были взбудоражены, но не были настроены агрессивно, они видели с нами Агнию, ее уважали.
Я сказал Диме: - А кажется, мы здесь не нужны. Здесь, на кладбище, знать, похоронено немало пришельцев. Реки, топи, болота, кому хочется забираться в подобную глушь...
Агния вела нас к церкви. Люди потянулись за нами. Она, остановившись перед входом, начала креститься, и с нею все, велик и мал. Мы тоже, ярые безбожники, поддались влиянию толпы.
- Николай, тебе говорить. У тебя язык подвешен, говори уверенно, успокой людей. Это пчелиный улей. Не поймешь дела, пчелы погибнут, либо улетят. У них свои законы жизни.
И впрямь, сколько стоит разрушенных деревень, а эта жива. Крепкие устои. Далеко от мира, вот и сохранилась. После молитвы я начал говорить. Медленно, уверенно.
Я понял, о чем надо говорить:
- Милые мои, послушайте меня. После молитвы легко на сердце. Я молодой, мне хочется сказать, полюбите меня, нас, молодых. Не надо бить вдребезги древние горшки. Мы привезем вам тарелки, ложки, молотки и гвозди, пилы и топоры. До вас, возможно, еще десятки лет не дойдет дорога. Не беда, вы сильные люди. Я не обещаю вам счастья, вы создаете его своими руками. Не ищите его в чужих краях. Оно с вами.
Вы спросите меня, счастливый ли я человек? И да, и нет. Вот судьба свела меня с вами. Мой первый порыв, остаться с вами здесь, но я знаю другую жизнь, безобразно яркую, крикливую, надоеливо кричащую о себе, внушающую, что ты лучше всех, красивее всех, и ты один этого достоин. Во всем хитрость. Чего я достиг, это даже не возможность жить, а другое. Понял, не надо отнимать у другого человека жизнь. Вот вдруг пришла в голову мысль. Ваши отцы и братья избежали войн, им не пришлось лишать жизни других людей за их веру. Вот это за образец должен взять каждый.
Трудно жить на Земле, трудно жить на Луне. Разломай все, где ты окажешься? И что? На Луне, лишенной жизни. Берегите, не ломайте душу.
Я почувствовал, что у людей теряется интерес. И я инстинктивно широко перекрестился
Когда мы вышли, Володя сказал: - Я думал, ты будешь говорить о технике... об электричестве...
- Зачем? Людям, не видевшим его никогда. У них есть солнце, пламя костра и звезды. Это немало.
Вокруг собрались девчонки. Парни молчаливо стояли в сторонке. Чувствовалась их отчужденность.
- Парни, возьмите своих девчонок за руки. Крепко держите. Встаньте вместе.
Лишь один остался стоять в стороне. И вдруг от стайки отошла в сторону девушка, взяла его за руку и они пошли, забыв о нас.
- Чего стоите, расходитесь. Еще не раз увидимся.
Первый день закончился тем, что прошли по всему поселку. Я знал, что староверы обходят стороной мирян, считают, что те могут оскорбить их веру. Я говорил всем, что я коренной сибиряк, что прадед у меня из дырников, и он был силен в вопросах веры. Люди кивали, но оставались неразговорчивыми.
Меж тем мы обговаривали ситуацию. Надо увлечь отца. Он человек рассудительный, и к чужой беде отзывчив. Он вроде был готов создать здесь летний центр нетронутой природы. Почти беззатратное дело. Десяток семейных палаток, летний отдых на природе, в забытых богом местах. Привычный туризм, ресторанный бизнес, необычные жизненные условия. Неделю люди выдержат, более и не надо.
Оказалось, что здесь люди. Это кусочек не только природы, но и не затронутого временем быта. Люди не имеют понятия об автомобиле, едва умеют читать и писать, и не знают ничего о мире. Я вспомнил, как на бересте и глине писали. У нас бумага, ручка. Едва ли можно без этого вернуть их в современность. Они при этом лишены агрессии, и им невдомек, что наше вмешательство может разрушить их вековой быт.
У них в домах нет пороха. Да, жизнь – это вечная загадка. Пусть невзгоды обойдут их стороной. Такие люди, хранители многовековой сути, способны научить нас многому.
Здесь все требует особого изучения. Нужны не только топоры и лопаты. Надо понять их образ мыслей. Здесь нельзя взять наскоком. Надо понять их, их сердце.
И вдруг к Володе, он самый красивый из нас, подошла девчонка и предложила пойти прогуляться вечером. В его глазах вспыхнул озорной огонек. Я по-дружески дал совет:
- Хорошо, ты спортсмен, но умерь свои желания. Можешь ли ты, есть ли в тебе силы понять ее. Оказывается, попасть в космос, в другой мир можно, не покидая Землю. Но Космос души едва ли под силу освоить с налету.
Короче, мы трое провели ночь на полу, под стрекотание кузнечиков и полет ночных мотыльков. Мы старались понять случившееся. Наша планета Земля неслась через космос, и мы чувствовали это. Мы не потерпели аварию. Мотор отказался работать, когда наш, теперь уже космический вертолет перешел черту, приземлился в неведомом, не каждому понятном мире. В мире добра и труда, в этом суть.
К нам пришло понимание ответственности за жизнь людей. Люди эти отказались отдаленными от суетных желаний быть лучше других, Я был с ними искренен, и они поняли меня. Люди не уходили дальше десятка километров от своего жилища, это был мир леса, духов, дождя и грома, ветра, мороза, загадочной кривой Луны, это было единое целое, от козы, овцы до рыб в воде. Об этом и не нужно было говорить. Они знали о мире лишь то, что им нужно, пели песни дедов и прадедов. Старики с окладистыми седыми бородами и молодежь, все оказалось единым целым. Так сотни лет существует муравейник, рой пчел, птичья стая. Нам казалось, что люди так не живут, а как же они жили в двенадцатом, четырнадцатом, шестнадцатом веке? Где, и так ли жили? Я давно задавался этим вопросом. Керамический горшок, лук и стрелы, улыбка на лице отца и матери, знаем ли мы этому цену? Куску хлеба, платку на голове, чашке, плошке, стакану воды? Это был их мир.
Таков ли я? Нет, не таков. Я сильно зависим от мира вещей, от жилища, одежды, еды, от бумаги и ручки, и мало зависим от других. А на деле, я во всем зависим от других, от их труда, от того, как они думают, что они знают о мире, о солнце, ветре, луне и звездах.
Человеку надо знать и о звездах, чтобы жить в согласии с тем, что тебя окружает. Чтобы знать, что наступает осень, ждать, будет зима. И будет весна и лето. Так катятся будни, а из чудес у них небо, облака, гроза и дождь. И каждая букашка и травинка на пути. Спроси их, почему зима приходит после лета? – по воле божьей, скажут.
Ночь незаметно прошла. Как всегда и всюду, следом за закатом привычно пришел рассвет. Мы проснулись от осторожного стука. Это была наша Агния, наш добрый ангел.
- Я тут вам поесть принесла. Молочко, хлебушка, картошечка печеная. Поешьте, ребята. А то девчонки уже об вас спрашивают. Смеются, говорят, какие вы красивые.
- Не буди лихо, пока оно тихо.
- Вот-вот, и мой отец так говаривал. Сказала я им к вам не подходить. Да знаю, их не удержишь.
- А мы ночью о них говорили.
- Шиповник красив, да уж больно колючий. Цветочками, ягодками славен. Я им внушение сделала. Вон моя Валька-стрекоза. «Пойдем, погуляем». Ишь ты! Не тот сук рубить взялась. Смелая больно. Отец с ней поговорил. Вишь, ей по небу полетать охота. Вот чего себе в голову взяла. Да вставайте же, в одежку облекайтесь, я пойду.
- Вот наладим мотор, облетим над деревней. Покажу, как она выглядит с высоты птичьего полета.
- Ой, не надо, милок. Останется у нее тоска на всю жизнь. Как с этим быть? Птица, она гнездо высоко на дереве вьет. А тут Максим на пару саженей от нее не отходит. В мясоед будет свадьба.
- А мы и Максима с собой возьмем. Пусть вдвоем порадуются. Будет кому нас здесь потом ждать.
Пришли ребята, звать нас купаться. Нельзя лезть в незнакомое место, предупредили они, вода быстрая, холодная. Мы, стояли раздетыми на берегу, Мы, изнеженные, бледные субтильные создания, и они, рослые, выносливые парни, крепкие, как смолистые кедры. Они полны очарования, ловкие, загорелые.
Я снял с себя крестик и протянул его Максиму. Поменяться нательными крестами - старинный обычай стать братьями. Отдал ему свой на серебряной цепочке, он отдал мне простенький свой, деревянный, на льняном шнурке.
Он долго держал мой крест на левой ладони, потом перекрестил его и надел. Мы обнялись и стали рядом. Мы. Братья по крови и плоти. Невероятное свершилось. Мне удалось вернуться в мир утраченной красоты.
Вода приятно обдала холодом, я плохо плаваю, ребята оберегали нас в воде. Мы возвращались счастливыми.
Через день, во второй его половине прилетел вертолет с Большой земли. Сразу народа сделалось много, но мы попросили своих не бродить бесцельно по деревне.
Неполадки устранили. Мы смогли устроить для жителей аттракцион: взяли на борт Валю с Максимом, и они сделали пару кругов над деревней.
Повторить полет желающих нашлось немного. Несколько парней и девчонок зашли в салон. Наша Агния была с ними. Надо было видеть лица ребят, когда вертолет, оторвавшись от земли, рванул в воздух. Они сидели напряженные, сжавшиеся, молчащие, не находя в себе сил вымолвить хоть словечко.
И вдруг Агния запела. Песню подхватили девичьи голоса. И все преобразилось вмиг. Не было нигде в мире более странного концертного зала, чем салон вертолета и более вдохновенного пения, как это. Любимая песня преображает душу, выплескивая наружу бурю чувств. И это была не молитва, не призыв к Богу, в голосе Агнии прорвалась многовековая неутоленная боль. «То не ветер ветку клонит, не дубравушка шумит...» Столь неожиданная, и столь проникновенная, «Догорай, гори, моя лучина, догорю с тобой и я...»
Певица и сама была потрясена до слез. Вот почему поют птицы. Потому что могут высоко взлететь, увидеть даль, почувствовать ветер, ощутить свободу...
Лучина. Романс девятнадцатого века. Варламов, Стромилов. Как он попал сюда. Не сразу порвалось все. Многое живет века.
Агния. Человеческая память.
Приземлившись, ребята долго оглядывали все вокруг, повторяя про себя слово «вертолет», новое слово, необычное, вдруг запавшее в душу. Внутри их произошло необъяснимое, они встали на землю, которая уверенно несла их вдаль, в будущее. Осознание пришло другого мира, и молодые рискнули на короткое время побыть в нем.
Ребятам оказалось по силам преодолеть барьер. Их не пришлось долго уговаривать, доказывать, что мы такие же, как и они, люди.
Дело в том, что они люди другой идеи. Они не понимают силы денег, того обмана, лжи и себялюбия, который деньги привнесли в нашу жизнь.
Мы поняли сразу, здесь другое все. И мысль о бережном отношении к своему прошлому не так уж плоха, прошлое надо беречь. Не разрушать. Но это не должно мешать настоящему.
Отцу всегда охота получить большую прибыль. И мы втроем стали убеждать его, что главное богатство – это люди. В его силах и наших оказать им помощь.
История так и не закончилась. Только несколько человек знают координаты этого места, давней обители человечества. Отец согласился с нами. Мы нашли много друзей. Мы совершаем редкие полеты туда. Нашли ручей, в котором купаемся по утру, нашли дом, в котором мы живем, мы поняли идею дружбы. У Вали и Максима растет сын, наш приемный сын, и мы сделаем все, чтоб он был счастлив. Он вырастет и прилетит к нам. И постарается понять наш мир, наши возможности и ошибки. Володя сказал: - Пусть появится детский сад, потом школа. У них есть дело, которое создает единую большую семью. И нас приняли как своих.
Через год Агнии не стало. Она бескорыстно любила всех нас, любого. И она говорила, что она побывала в небе рядом с Богом и спела ему песню, которую никогда не решилась бы петь в храме. И Он Её услышал и позвал к себе. И понял.
Я улыбаюсь. Я сказал тогда отцу, что Максим мой брат. Что мы крестиками обменялись. Отец, так и не дождавшийся второго ребенка, вдруг обмяк:
- А что, возьмем их к себе.
- Нет, папа. Пусть они сами примут нас в свою семью. В поселок. Буду думать о нем. Коль ты позволишь, буду к нему приезжать. Буду, пока буду нужен.
- А ты и вправду решил, что тебе нужен брат?
- Пап, не я так решил. Судьба у меня такая. Ты все время говоришь, что непутевый я. Теперь у тебя два непутевых сына. Его зовут Максим. Он красивый и сильный парень. Он спрашивал о тебе и маме. Он хочет тебя видеть. Здесь люди не врут ради выгоды.
- Знаешь сын, верно, это судьба. Наверное, какой-то прапрадед наш в давние времена скрылся в тайге, и вот, произошла она, встреча. Вскипела кровь. Ведь бывает любовь, а где-то еще глубже, таится и это чувство, братство по крови...
- Рад я, что у меня такой сын. Смотри, какое чистое и ясное здесь небо.
Не муравейник здесь и не пчелиный рой. Природа дает нам и песню, и примеры глубочайшей бессловесной человеческой мудрости.
Свидетельство о публикации №225111201462