Когда гаснут звезды. Часть вторая. Глава 5

Марфа написала матери уже через две недели, как её выписали из роддома. Она писала ей, чтобы та приехала, посмотрела на внучку, понянчилась. Ответ пришел скоро, где рукой Кости было написано на просьбу приехать - " Девка - не парень. Что на неё смотреть." Это так задело Марфу, что она долго потом не писала.
Тамара росла, крепла, была обласкана родителями и бабкой Христиной, которая вскоре вышла на пенсию и взяла все заботы о ребенке на себя. Марфа даже не представляла, как бы она смогла и работать и с ребенком нянчится, если бы не свекровь.

Сама Марфа после родов изменилась, стала на три размера больше, шире, немного медлительней. Теперь её мысли были заняты ребенком и домом, Матвей стал на втором месте и он и сам это понимал.

Время быстро бежало. За забором у Христины Казимировны вместо зарослей малины, росли уже цветы, был посажен куст крыжовника, выросли грядки с луком и огурцами, а прямо возле дома образовалась кучка песка для внучки, чтобы та могла в нем играться. Волосы у Томочки были в отца, темные и курчавые, нос его аккуратный, рот, а глаза были от Марфы, серые и холодные. Томочка росла, была активной, часто проводила время с бабкой. Не успели оглянуться, а ей уже пошел пятый год.
За это время отношения Матвея и Марфы тоже изменились. Матвей стал гулять на стороне, часто задерживался или пропадать на репетициях и тренировках. Марфа терпела, ей не хотелось скандалить, ведь общались они все так же мило, не обвиняя друг друга ни в чем, но как будто все же отдалялись и скрывали свою настоящую жизнь. Да и Тому она не имела права лишать отца, который искренне её любит, балует и целует ей пятки. Тем более им только дали двухкомнатную квартиру и переехав в новый трехэтажный дом, они еще даже не успели разобрать все вещи.
Казалось, что у неё сейчас была та жизнь, о которой она когда то мечтала, но чего-то в душе не хватало. Не было покоя. Еще и родная мать на все просьбы приехать вежливо отказывалась, и даже те деньги, что Марфа отсылала той на билет, возвращала обратно.

Летом 1957 года Марфа решила взять отпуск и отправиться в родное Ягодное сама. Собрала вещи, предупредила свекровь и мужа и вместе с дочерью отправилась на железнодорожный вокзал. Всю дорогу она волновалась, подбирала нужные слова для встречи с матерью. Под стук колес думалось хорошо и даже успокаивало. Тамарочка же часто смотрела в окно, по-детски наивно удивляясь всему, что проносилось мимо. Она прыгала от счастья на сиденье, тыкала пальчиком в окно, пытаясь что-то показать интересное матери. Марфа не могла налюбоваться дочерью, часто поправляла на её голове сбившиеся из хвостика курчавые волосы. Какое это счастье!

Да, с Матвеем что-то не ладилось в последнее время у них. Но, что поделать? Он красавец, а она, Марфа, стала просто, как говорят в народе, бабой. Фигуры уже не было, лицо стало шире, появились морщинки вокруг глаз. Важнее всего для Марфы была теперь только её дочь.

Когда за окном внезапно замелькали знакомые строения, Марфа немного запаниковала, потому что проводница объявила, что это Первомайский и они стоят всего пять минут. Вот только вокзал за окном был, до боли знакомым, и Марфа догнала проводницу и еще раз переспросила, где они.

- Женщина, ну в чем я виновата? Ну, переименовали ваше Заводское-1 на днях на Первомайский, не успели значит до касс донести информацию,- ответила та ей,- Собирайтесь, я вам сейчас помогу.

В какой-то суматохе Марфа собрала вещи, чемодан и ребенка в другую руку. Вылетела из вагона и тут же поезд тронулся. Господи, чуть не проехали! Когда же успели переименовать на Первомайское? Тома расплакалась и Марфе пришлось успокоить дочь, приласкать и подумать, как лучше теперь добраться до Ягодного. По старинке она могла пойти на автостанцию и, возможно, ей повезет сегодня, и она уедет на рейсовом автобусе. А если нет, то придется, у кого то переночевать тут, а завтра утром уехать в Ягодное.

До станции было не далеко, поэтому Марфа решила все-таки испытать удачу. Она, ведя под ручку дочь, вышла с вокзала и пошла по знакомому маршруту, через старые торговые ряды. Там между рядами, где бабушку торговали цветами и луком, находилась стеклянная пивнушка. Около пивнушки было три высоких стола, которые всегда были заняты местными любителями. Среди них стоял и высокий мужчина в потрепанном пиджаке, одной рукой туша папиросу, другой попивая из кружки пиво. Одним уцелевшим глазом он сразу приметил женщину с чемоданом в цветастом платье с квадратным вырезом на груди и ребенком. Что-то знакомое показалось ему в этой женщине, и он даже отложил в сторону почти пустую кружку и внимательнее пригляделся. "Да это же Марфа!". Леонид схватил спичечный коробок со стола и быстрым шагом направился к женщине.

Когда они развелись, он со скандалом уволился со своей работы и уехал к Протасевич под Гомель. Год жили они вместе, хотели даже расписаться, да выходки Леонида, так той не понравились, что однажды она выставила его вещи за дверь и больше не впустила. С сыном Леонид тоже как то не поладил, поэтому скоро уехал и оттуда. Мыкался по стране, а два года назад вернулся в Заводское-1, устроился на прежнее место и женился на вдове с тремя детьми. Любви между ними не было, часто скандалили, били посуду, а Леонид часто пил и гулял. В последнее время часто вспоминал он Марфу. Жалел, что пошел на поводу своих эмоций, что поверил Наташке, что просто не разглядел в Марфе женщину, которую любил когда то еще до войны. Дурак! Ведь он ей изменял! Изменял в открытую и не скрывал! А тут взбесился, из-за каких-то сплетен! Да мало ли что могло быть во время войны, он и сам не святой. А теперь не жизнь у него, а так - существование!

И вот, она вдруг здесь, его бывшая жена. Идет, как ни в чем не бывало, красивая, дочку за ручку ведет. Леонид прибавил шаг и окрикнул:
- Марфа! Марфа!

Женщина не сразу обернулась. Марфа остановилась, посмотрела внимательно на мужчину и сердце её в ту же секунду сильно кольнуло. Она стояла, молча, просто разглядывая потрепанного Леонида, всего помятого и не бритого.
- Здравствуй, Марфа...,- как то неуверенно поздоровался он, смотря то ей в лицо, то на девочку,- Вот и встретились.
- Здравствуй, Леонид,- немного дрожащим голосом ответила Марфа,- Как встретились, так и попрощаемся. Нам пора.
- Стой же! Нельзя же так!
- Чего тебе нужно, Леонид? Сказано было давно все. Прощай,- Марфа крепче сжало руку дочери, и пошла дальше.
- Марфа!

Леонид так и остался стоять на том же месте. Он не посмел пойти за ней, что-то его остановило. Вот и все. Вот теперь точно все. " Как встретились, так и попрощаемся" - пронеслись в его голове слова Марфы. Леонид медленно развернулся и пошел обратно в пивную. Ему хотелось забыться и не вспоминать ничего. Просто забыться в пьяном сне.

Марфа же еле сдерживала слезы и почти бежала на станцию, где стоял одинокий, набитый до отказа автобус. Успеть бы! Уж точно в ту сторону едет! Купила билет, залезла с трудом с дочкой в автобус и всю дорогу вытирала слезы, что тихо скатывались по щекам. Надо было же такому случиться! Встретить Леонида! Зачем вот он ей встретился? Только душу растревожил!

На улице уже вечерело, когда Марфа с дочкой вышли на повороте в Ягодное. Родные места быстро высушили слезы. Запах дыма, сена, полевых цветов и древесной стружки. Как все было знакомо, какое все родное.

Тома часто останавливалась, присаживалась у дороги и смотрела то на какую-нибудь букашку, то на цветочек.
- Мама, смотри! Мама, ой, оно летает!...

Ребенок был счастлив от всего, что её окружало, все удивляло, как в сказочной стране. Такой простор! Марфа тоже рассматривала поселок с любопытством. За это время в нем выросли две улицы, стояли новые избы. Проходя мимо дома Тихона, Марфа заметила, что во дворе сидит старушка Матрена Лукина, а рядом в песке играют два трехлетних внука. "Странно, неужели Тихон уехал?"- подумала Марфа здороваясь со старушкой. Но это было еще не все изменения в поселке. Уже подходя к отчему дому, женщина заметила два сруба, что стояли напротив дома: один большой, другой поменьше. Их дом смотрелся уродливым и ущербно напротив этих срубов.

Марфа осторожно вошла в дом, поставила чемодан и посмотрела на сидящую женщину за столом.
- Мама, это мы...,- неуверенно произнесла Марфа.

Женщина, сидящая за столом, осторожно поправила выбившиеся седые волосы из-под платка и сурово посмотрела на Тому и Марфу:
- Коль приехали, так заходите,- проскрипела она.

Тамара настороженно посмотрела на бабку и тут же прижалась к ноге матери. Марфа ласково погладила девочку по волосам и произнесла:
- Ну, не бойся. Это баба Варя, она хорошая. Она твоя бабушка.
Варвара Федоровна с трудом встала из-за стола и медленно пошла в их сторону.
- Ишь, пискля, боится...,- проскрипела женщина,- А на железяке кататься не боязно было?

Она встала прямо перед внучкой, посмотрела на неё внимательно:
- Не наша порода. Может, хоть ты путевой девкой станешь...
Марфа раскраснелась и произнесла:
- Мама, ну хоть обними внучку. Ведь твоя, родная!
- Много у меня внуков, всех не наобнимаешь. За стол лучше садитесь. С дороги то совсем, наверное, ослабли.

Уже сидя за столом, Марфа рассматривала до боли знакомую избу. Как же тут все было знакомо и привычно! Кровать стояла там же, печь, стол, обоина, что отошла от стены еще до войны, так и висела одним углом, обнажая фанеру. Варвара Федоровна поставила на стол чугунок молодой картошки, миску с огурцами и зеленью, поставила крынку с молоком. Сама села она напротив и стала внимательно разглядывать то дочь, то внучку.

- Ешьте, молоко теперь свое,- сказала она.
Марфа украдкой смотрела на мать. Как она постарела! Лицо покрылось глубокими морщинами, потемнело, седые жидкие волосы были спрятаны под выцветшим платком, тонкие жилистые руки, словно плети, лежали на её острых коленках.

- Мама,- начала Марфа,- Я смотрю, сруб стоит. Чей это?
- Наш. Костенька дом строит и баню заодно. Спасибо председателю, помогает, как может. Не ровен час, завалится наш дом, и окажемся в овраге. Сколько уж лет стоит покосившись.

- Очень хорошо, что дом будет новый. А Костя то сам жениться не собрался?
- Бог с тобой! Много ли желающих за калеку идти? Уж ежели и найдет кого, против не буду.

- А как Натка? Учиться или приехала на каникулы уже?
- Приехала, да к подружкам убегла уже. Ох, догуляеться она, как сестрица её. Девки в нашем роду все непутевые. Тонька то сына родила, а замуж так и не вышла! Отказалась за парня выходить! Ишь, чего! Разок ударил её, а она гордая, как ты!
- Мама! Как родила? Когда? Почему ничего об этом не писали?
- Да осенью и родила. В город она уехала. На фабрику там устроилась.
- Без помощи уехала, одна с ребенком...,- Марфа потерла пальцами переносицу,- Что же вы не написали, я бы её к себе забрала.
- Пускай помыкается одна то, может опомниться.
- Мама! Нельзя так! Раз ударил, значит и второй раз ударит! Нельзя таким прощать!
- Вот и говорю, непутевые девки у меня.

Марфа посмотрела на мать:
- А Зина как?
- Зинка натворила делов хуже некуда,- махнула рукой Варвара Федоровна,- Два раза к Аграфене бегала избавляться от  пуза, да та чего-то наворотила. Три месяца Зинка после неё в больнице то лежала, а потом усохла вся, злющая стала, с бабами на ферме все время ругается, с мужем дерется.

- Зина-Зина...
- Вот и говорю, не путевые вы. Надежда на Антошу у меня. Как придет с армии, женился бы. Да на Костеньку надежда. Свет мой...
Тамара явно заскучала от разговоров взрослых за столом и сползла с рук матери на пол. Марфа не стала её удерживать, пусть привыкает, походит по избе.
- А Тихон с женой уехали что ли? - вдруг вырвалось у Марфы.

Мать сурово посмотрела на дочь и постучала указательным пальцем по столу:
- В новый дом съехали они. А в их старый старуху Матрену Лукину поселили. Мыкалась она все после войны по родственникам. Её-то дом фашисты спалили. На лето внуков ей привезли. Нянчиться.
- Да, видела.
- Про Тихона забудь, Марфа. Все! Глашка у него уж больно ревнива. Давече с подруженькой своей сцепилась, будто та глазки строила её ветеринару. Мужики их разнимали! Позор какой! И ты, мимо ходи и не смотри, а то слухов не наберешься!
- Мама, прошло все. В прошлом. Замужем я, ребенок у меня.

- Знаю я вас, непутевых. Вон у Анки, сестры твоей, старшая дочь замуж вышла, дитенка родила, матери его принесла, а сама говорит, не готова с пеленками возиться, ей, видишь ли, молодости своей жалко. Эээ, да там и жених не лучше! Что с вами девками твориться...

Скоро пришел Костя. Мужчина был в рабочей рубашке, с пятнами на груди, пахло от него машинным маслом и стружкой. Он громко проковылял через всю избу на деревянном протезе, напугав Тамару, сел грузно за стол и только потом поздоровался с сестрой.

- Ну, с прибытием, сестрица. Видала сруб?
- Здравствуй, Костя. Видала. Хороший сруб. Сморю, и баню новую строить будешь?
- Всё буду! И дом отгрохаю в две комнаты с верандой, и баню с предбанником. Потом уж за сарай и коровник возьмусь. А ты как в городе своем живешь-бываешь? Не скучно?
- Живу. Звеньевой поставили весной на работе... с мужем нам квартиру дали... двухкомнатную...
- Вот это да! За это выпить надо! Мать, доставай бутылку! Квартиру обмыть надо!

Сидели за столом до полуночи, обсуждали жизнь, планы на будущее. Но в голове у Марфы все время тревожной мыслью крутилась племянница Тоня. Как же так, не написала, родила и уехала... Как она там? Что с ней? Найти бы её и забрать с собой. Уж Марфа её не оставит в беде и на работу устроит и с ребенком поможет.
Утром с Тамаркой пошли на поляну за оврагом. Собирали перезрелую землянику, цветы, плели венки на голову. Беззаботно было, легко. Жужжат, какие-то букашки под ухом, пролетают, как истребители, стрекозы, прыгают резво в траве кузнечики. А чуть повыше посмотришь, то за  поляной уже стоят новые дома, слышно, как работают ручной пилой, стучат молотком, переговариваются мужики на новой стройке. Меняется Ягодное, строиться. Совсем его уже не узнать. А ведь когда то это было поселок, где стоял небольшой завод и люди по гудку спешили на смены. Теперь это был колхоз Ягодный и спешили по утрам бабы и мужики на ферму. Вот-вот на покос скоро соберутся, заготовить сено на зиму. Вот как все поменялось.
К обеду Марфа с Тамаркой пошли обратно домой. Поднимаясь по узкой извилистой дорожке, они чуть не столкнулись с гурьбой веселых мальчишек лет пяти-семи. Они бежали друг за другом, размахивая палками, смеясь, напугав этим Томку, и та прижалась к матери.

- Ну, чего ты? Это всего лишь мальчишки...- ласково сказала ей Марфа.
Когда вошли в избу, то их сразу обдало капустным запахом. Около печки хозяйничала Натка. Она не сразу заметила гостей, мурлыкала себе под нос какую-то песню, ловко управлялась ухватом.
- Теть Марфа! - воскликнула она, как увидела гостей, и бросила ухват,- Ого, какие тут важные гостьи!

Она обнимала Марфу, пожала хрупкую ручку смущенной Томы и стала приглашать их за стол:
- Пока вы принимали солнечные ванны, уже и щи сготовились. Садитесь за стол!
Марфа быстро помыла руки и себе и дочери в рукомойнике и послушно прошла за стол. Ната ловко поставила чугунок с горячими щами и села рядом за стол:
- Баба велела не ждать её. Уехала она с Костей в Филипповку. А зачем и не сказала. Все у них тайны сплошные.

Марфа осторожно черпала щи ложкой, дула на них и давала дочке, то сама хлебала. Вкусные, ароматные печные щи! Как она давно их не ела! До чего же вкусно! Как будто в детство окунули!
- Наточка, на кого учишься то? - вдруг спросила Марфа.
- На воспитательницу. Доучусь когда, сюда перееду и тут работать стану. К этому времени председатель обещал детский сад построить. А пока только ясли у нас стоят.

- Хорошее дело. Значит, тут жить хочешь?
- Конечно! И Антошка из армии придет, трактористом работать у нас будет! Он обещал!
- Хорошо.
- Жаль только, что Тонька совсем городской стала. Троим бы нам, куда было легче.
- Тоня...

- С бабой они поссорились, а Тоня гордая, взяла и уехала в город. Живет на съемной комнате на краю города.
- Приезжала она сюда значит?
- Приезжала, с Генкой приезжала, сынишкой. Баба ругала её сильно, а та возьми и уедь. Сумасшедшая. Я иногда прихожу к ней, когда на учебе в городе, с Генкой нянчусь.

- Вот оно как...
Девушка вдруг опустила глаза в стол, вздохнула и произнесла:
- Весной от отца нашего письмо пришло. Он же старше бабы, старый уже. Писал, что болезнь его ест,- она снова вздохнула, - Из дома почти не выходит, сил нет, ноги болят. Просил слезно приехать к нему, квартиру отдаст взамен.
- А что взрослые сыновья его?

- Какие, теть Марф? Алексей погиб на войне, Семен остался в Кенигсберге, женился там, а Роман поссорился с отцом в пух и в прах, проклял его еще его до войны и уехал восвояси. Где он, никто и не знает. Вот и решил отец нам, детям написать, от которых отказался. Женщина его тоже же бросила. Зачем он ей старый и немощный старик? Плохо, видимо, совсем ему. И некому стакан воды поднести.

Марфа поморщилась, вспомнила, как Серафим Игнатьевич весь надменный и неприятный вышел к ним, когда она с матерью и Тоней ездили на кладбище к сестре.
- Отцов, конечно, не выбирают, Наточка,- начала Марфа,- Только Серафим Игнатьевич не простой человек. Понимать должна.

- Теть Марф, да разве я о своей выгоде печусь?! Вот, думаю, Тоньку с Генкой отправить. Но ведь она не согласиться! Упрямая!
- Да, тут ты права...

Ната вдруг вскочила из-за стола:
- Ох, совсем забыла! Я же Юленьке обещала с дитем понянчиться! Я на три часика, теть Марф, и снова приду!

Девушка быстро проскакала всю избу и вылетела на улицу, оставив Марфу с Томой одних. Женщина обвела грустным взглядом знакомую комнату, потом взяла полотенце и, обхватив им чугунок, унесла его обратно в печь.

Тома уже начинала засыпать и Марфа, уложив дочь в постель, сама села на краешек и задумалась. За окном в это время лениво распевали петухи, шумела муха на стекле. Многое изменилось в её жизни, много перемен произошло, а изба все была такой же, как в её детстве. Все Ягодное изменилось, а все же было в нем все родное сердцу. Как хотелось Марфе остаться тут, просыпаться в родных стенах, выходить на простую деревенскую улицу, радоваться простым вещам, снегу, солнцу, первому поспевшему огурцу на грядке. Вот-вот поспеет скоро черемуха, начнут местные девки и ребятня собирать её по оврагам, где росла она. Как она в детстве любила собирать черемуху! С сестрами старшими и Зинкой песню протяжную заведут и идут собирать в Волчий овраг, наедятся её там до отвала, соберут полные корзины и только потом домой. А как они катались на колодезном журавле у соседа Куприянова? Ох, и попало им много раз за это! День-два присесть потом не могли.
Из дум её вывел шум за окном. Лаяла соседская собака. Марфа тихонечко встала с постели, прошла к окну и, припав к стеклу, присмотрелась. Мимо дома с ведром и удочкой шел Тихон. Он что-то говорил собаке, но та исправно выполняла свою собачью работу, бегала вокруг его, лаяла. Тихон неожиданно вдруг встал на месте, посмотрел в окна дома. Марфа от испуга отпрянула, спряталась за занавеской. Торкнуло её вдруг в груди что-то и она, не ведая, что творит, выбежала тут же из избы.

Тихон стоял на месте и, когда к нему из ворот вылетела Марфа, он заулыбался:
- Здравствуй, Марфа, - поздоровался он.
- Тихон...,- женщина оглядела мужчину с ног до головы,- Здравствуй, как поживаешь?

Мужчина поставил ведро на землю, где хвостами еще били живые окуни и ерши, пригладил пятерней свои седые волосы на голове, и ответил:
- Живу потихоньку. Я слышал, ты с дочкой приехала?
- С дочкой. Тамарой зовут.
- Рад за тебя. И я теперь отец. Васька-сорванец где-то бегает. Увидишь конопатого с родинкой над губой, это мой. Ершистый правда, весь в мать.
- Тихон...,- женщина замялась, огляделась вокруг,- Рада тебя видеть, очень рада. И за сына твоего рада.

Тихон промолчал. Он рассматривал её, не мог налюбоваться. Его Марфа тут, прямо перед ним! Как долго он себе это представлял, а вот стоит она рядом, а слова куда-то исчезли! Ничего на ум не идет.

- Тихон, задерживаю я тебя, наверное. Ты уж иди.
- Да я сегодня никуда не спешу. Выходной. Утром на рыбалку сходил, да домой не сильно тороплюсь. Что там? Глашка опять подозрениями замучает. Ревнует или дурью мается, теперь уж и не поймешь.

- Тиша, семья теперь у нас у обоих. Увидят вместе, наплетут чего...
- А ты все такая же, Марфа. Все людей боишься.
- Да, много от них зла, вот и боюсь.

Мужчина поднял ведро с земли:
- Рад тебя был повидать. Очень рад.
- Тиша... - Марфа посмотрела мужчине прямо в глаза,- Я тоже очень рада, что увидела тебя.
- Ну, пойду я... Пора...

Марфа осталась стоять на том же месте и с минуту смотрела на удаляющую спину мужчины. А ведь он специально пошел через её дом, чтоб увидеть её! Господи, какая она глупая! До чего же глупая баба!

На глазах проступили слезы, и, смахнув их, Марфа вбежала обратно в дом. Села на сундук, а тут же разревелась тихонько, чтоб дочь не разбудить. Вот ведь, как сердце разволновалось, вспомнив былое.