de omnibus dubitandum 113. 60

ЧАСТЬ СТО ТРИНАДЦАТАЯ (1908-1910)

Глава 113.60. Я ГОТОВ К ПЕРВОМУ УРОКУ…

    — Боже мой! — она негромко засмеялась.

    — Вам удалось вогнать в краску тридцативосьмилетнюю женщину! Мне казалось, я давным-давно забыла, как это бывает…

    Андрей Григорьевич не улыбнулся.

    — Я готов заплатить любую цену.

    Мадам Ортрун удивленно покачала головой, продолжая улыбаться, и уставилась куда-то в подбородок Андрею Григорьевичу, словно пытаясь принять трудное решение.

    — Я избегаю необдуманных поступков — это мое правило.

    Андрей Григорьевич потянулся к ее руке, осторожно коснулся ее, вкрадчиво провел кончиками пальцев по ладони. У нее была длинная кисть, под стать росту, но его ладонь оказалась гораздо крупнее, а пальцы — вдвое толще. Он ласково коснулся влажных впадинок у основания её пальцев.

    — Правила существуют для того, чтобы их нарушать, — заметил он.

    Мадам вскинула голову, словно привлеченная выражением, мелькнувшим на его обветренном турецкими ветрами лице. И вдруг приняла решение:

    — Следуйте за мной.

    Андрей Григорьевич зашагал за ней, сопровождаемый взглядами.

    Мадам провела его через холл к изогнутой лестнице. Ее апартаменты оказались уютными и роскошными, обставленными дорогой мебелью, с французскими обоями на стенах и приветливо пылающим огнем в камине. Приставной столик в будуаре был уставлен сверкающими хрустальными графинами и бокалами. Мадам Ортрун взяла с серебряного подноса суженный кверху бокал и вопросительно взглянула на гостя:

    — Бренди?

    Андрей Григорьевич согласно кивнул.

    Она плеснула в бокал густо-янтарной жидкости, потом чиркнула спичкой и зажгла свечу. Удерживая бокал за ножку, слегка подогрела бренди над пламенем и, удовлетворенно кивнув, протянула бокал гостю. Впервые в жизни женщина оказала Андрею Григорьевичу такую услугу. Делая первый глоток, он с наслаждением вдохнул пряный аромат вязкого бренди с насыщенным ореховым привкусом.

    Оглядевшись, он увидел, что одну стену будуара занимают книжные полки, сплошь заставленные фолиантами в тисненых кожаных переплетах. Любопытство повлекло его к полкам. Пробегая страницы поверхностно, он понял, что большинство книг посвящено плотской любви и анатомии человека.

    — Мое увлечение, — пояснила мадам Ортрун, поблескивая глазами. — Я собираю книги о плотской любви и интимных обычаях разных народов. Среди них есть и настоящие раритеты. За последние десять лет я собрала целую коллекцию книг по моему излюбленному предмету.

    — Наверное, это гораздо интереснее, чем собирать табакерки, — наивно предположил Андрей Григорьевич, и мадам рассмеялась.

    — Побудьте здесь, я скоро вернусь. А вы пока осмотрите мою библиотеку.
Она вышла из будуара в соседнюю комнату, в приоткрытую дверь он успел заметить кровать со столбиками.

    Залпом допив, обжигающее содержимое бокала, он направился к книжным полкам.

    Его взгляд привлек увесистый том, переплетенный в красную кожу. Старинный переплет слегка потрескивал, открываясь, на страницах замелькали раскрашенные вручную иллюстрации. Исходящее жаром естество Андрея Григорьевича напомнило о своем существовании при виде нагих тел, соединенных в причудливых, невообразимых позах. Его сердце гулко застучало о ребра, мужское достоинство восстало.

    Андрей Григорьевич поспешно захлопнул книгу и втиснул ее на прежнее место. У стола он налил себе еще бренди и проглотил его, не почувствовав вкуса.

    Мадам Ортрун сдержала обещание и вскоре вернулась, остановившись в дверях. Она переоделась в воздушный пеньюар, отделанный кружевом, с рукавами, задрапированными на восточный манер. Сквозь белый шелк просматривались крупные соски пышных грудей, виднелся даже постриженный мыском уголок внизу, между ног. Мадам была великолепно сложена и знала об этом. Она стояла, слегка согнув одну ногу в колене, пеньюар обрисовывал длинные плавные изгибы ее тела. Пылающие волосы рассыпались по шее и плечам; с такой прической она выглядела моложе и наивнее.

    Дрожь желания прошла по спине Андрея Григорьевича, дыхание стало тяжелым и сбивчивым.

    — Хочу предупредить, что я придирчиво выбираю любовников — мадам жестом велела ему приблизиться. — Талантом, подобным моему, не следует, разбрасываться.

    — А как же я? — хрипло выговорил Андрей Григорьевич. Он подошел почти вплотную и понял, что от мадам не пахнет духами. От нее исходил аромат мыла и чистой кожи — более возбуждающий, чем благоухание жасмина или роз.

    — Мне пришлось по душе ваше прикосновение: вы наугад нашли самые волнительные участки моей руки. У мужчин такая чувствительность встречается редко.

    Но ее комплимент не польстил Андрею Григорьевичу, а вызвал приступ паники.

    Мадам возлагала на него большие надежды, а он знал, что неизбежно разочарует ее. Он сохранял безучастное выражение лица, но его сердце с тошнотворной быстротой ухнуло в пятки. А мадам Ортрун уже вела его в жарко натопленную уютную спальню.

    — Мадам Ортрун! — смущенно начал Андрей Григорьевич, приблизившись к кровати. — Я должен предупредить вас…

    — Ребекка, — вполголоса поправила она.

    — Ре-бе-к-ка, — послушно повторил он, и у него перепутались все мысли: хозяйка спальни помогла ему снять сюртук.

    Развязывая узел влажного от испарины галстука, мадам улыбалась раскрасневшемуся гостю.

    — Вы дрожите, как тринадцатилетний мальчишка! Неужели боевой офицер не решается лечь в одну постель с мадам Ортрун? От такого умудренного опытом человека я этого не ожидала. Вы наверняка не девственник — в вашем-то возрасте! Ведь вам… двадцать три?

    — Двадцать два. — Он был готов провалиться сквозь землю, понимая, что сыграть роль опытного мужчины ему не под силу. С трудом сглотнув, он хрипло признался:

    — У меня это впервые.

    Пушистые дуги ее бровей взлетели вверх.

    — Вы никогда не бывали в публичном доме?

    Андрею Григорьевичу удалось чудом вытолкнуть слова из пересохших губ:

    — Никогда, не занимался любовью, с женщиной… Выражение лица Ребекки не изменилось, но она явно была изумлена. После продолжительной паузы она деликатно осведомилась:

    — Значит, вы были близки с мужчинами?

    Андрей Григорьевич покачал головой, уставившись в узорные обои. Тягостное молчание нарушал только гул у него в ушах.

    Любопытство мадам стало почти осязаемым. Она встала на деревянную подножку высокой кровати, поднялась на нее и улеглась на бок, приняв томную кошачью позу. Прекрасно зная мужчин, она хранила молчание и терпеливо ждала.

    Андрей Григорьевич попытался заговорить деловым тоном, но голос предательски дрогнул.

    — Десятилетним мальчишкой я начал службу в кадетском корпусе.

    По лицу Ребекки он увидел, что она сразу все поняла. Условия содержания кадетов в кадетских корпусах, мужчин вперемешку с почти детьми, ни для кого не были тайной.

    — И конечно, мужчины вас домогались, — бесстрастно заключила она. — Кто-нибудь из них добился своего?

    — Нет, но с тех пор… — Андрей Григорьевич долго медлил. Он никогда и никому не рассказывал о прошлом, неотступно преследовавшем его, — облечь страх в слова было не так-то просто. — Я не выношу прикосновений, — наконец признался он. — Никаких, ни от кого. Мне хотелось… — Он осекся и начал снова:

    — Иногда мне так хочелось женщину, что я буквально сходил с ума. Но не мог даже… — он беспомощно умолк. Он никак не мог объяснить, что для него плотская любовь, боль и чувство вины сплелись воедино и что предаться любви с кем-то для него все равно, что заставить себя спрыгнуть со скалы. Что любое, даже самое невинное, прикосновение другого человека вызывало у него защитную реакцию.

    Если бы Ребекка расчувствовалась, ужаснулась или пожалела его, он не выдержал бы и удрал. Но она не сводила с него задумчивого взгляда. Грациозным движением она спустила длинные ноги с кровати и соскользнула на пол. Встав перед Андреем Григорьевичем, на колени она принялась расстегивать его жилет. Андрей Григорьевич окаменел, но не стал сопротивляться.

    — У вас наверняка есть тайные фантазии, — заметила Ребекка. — Видения и мысли, которые будоражат вас.

    Дыхание Андрея Григорьевича опять участилось, он неловко выпрастывал руки из пройм жилета. В голове вихрем проносились обрывки мыслей — тех самых похотливых мыслей, от которых одинокими ночами у него так часто напрягалось и ныло все тело.

    Да, фантазий у него хоть отбавляй: ему видятся нагие связанные женщины с широко раскинутыми ногами, стонущие под ним. Признаться в таких постыдных видениях он не смел, однако карие глаза Ребекки неудержимо манили его излить душу.

    — Сначала я расскажу о моих фантазиях, — предложила она. — Хотите послушать?
Он опасливо кивнул, и его чресла охватило вожделение.

    — Мне иногда представляется, как я, стою, обнаженная перед целой толпой мужчин, — негромким, вкрадчивым голосом начала Ребекка. — Я выбираю из них того, кто мне особенно нравится. Он выходит ко мне и предается со мной любви по моему желанию. Потом я выбираю второго, третьего, и так до тех пор, пока не утолю свои желания.

    Она вытащила из-под ремня брюк полу его рубашки. Андрей Григорьевич стащил ее через голову и бросил на пол влажный комок ткани. Едва Ребекка взглянула на его обнаженный торс, орудие Андрея Григорьевича болезненно запульсировало. Ребекка коснулась поросли на его груди, густой и более темной, чем каштановые волосы на голове, и с ее губ сорвался одобрительный возглас.

    — У вас красивое мускулистое тело. Это мне нравится. — Кончиками пальцев она распутала пружинистые завитки и задела горящую кожу под ними. Он невольно попятился.

    Ребекка ленивым жестом поманила его обратно. — Дорогой мой, нельзя заниматься любовью, не прикасаясь к партнеру. Постойте смирно. — И она потянулась к пуговицам его брюк. — А теперь расскажите о своих фантазиях.

    Андрей Григорьевич уставился в потолок, в стену, посмотрел на бархатные шторы. Он был готов смотреть куда угодно, только не на руки Ребекки, пребывающие в опасной близости внизу его живота.

    — Я… хочу, чтобы мне подчинялись, — хрипло признался он. — Представляю себе, как привязываю женщину к постели. Она не может пошевелиться или дотронуться до меня. Я могу делать с ней все, что захочу.

    — Об этом мечтают многие мужчины. — Ребекка словно невзначай задела его возбужденный член, расстегивая последние пуговицы. Внезапно Андрей Григорьевич забыл о том, как надо дышать. Мадам поднялась с колен и шагнула ближе, от ее дыхания шевельнулись волоски у него на груди. — А что потом, когда вы свяжете эту женщину? — спросила она.

    Лицо Андрея Григорьевича потемнело от возбуждения, смешанного со стыдом.

    — Я касаюсь ее… везде. Губами и руками… довожу до исступления. Жду, когда она будет умолять взять ее. Стонать и кричать… — Он стиснул зубы: длинные прохладные пальцы мадам охватили его член и извлекли его наружу. — О…

    — Вот так… — промурлыкала она, ловко поглаживая его достоинство от основания до самого кончика, дразняще задевая набухшую головку. — А вы очень щедро одарены природой!

    Андрей Григорьевич закрыл глаза, отдавшись мощному потоку ощущений.

    — Это нравится женщинам? — робко осведомился он.

    Продолжая ласкать его, Ребекка пояснила:

    — Не всем. Некоторые просто не в состоянии принять в себя прибор вашего размера. Но это поправимо. Она оставила в покое Андрея Григорьевича и направилась к большой шкатулке красного дерева, стоящей на столике у постели, подняла крышку и принялась что-то искать. — Разденьтесь полностью, — бросила она, не оборачиваясь.

    Страх и вожделение вступили в нем в яростную схватку. Наконец вожделение победило. Андрей Григорьевич почти содрал с себя остатки одежды, чувствуя себя беспомощным и жалким, изнывая от страсти. Ребекка нашла то, что искала, обернулась и что-то легко бросила ему.

    Он машинально поймал брошенный предмет. Им оказался моток красного бархатного шнура.

    Озадаченный, он проследил, как Ребекка развязывает пояс пеньюара и сбрасывает его к ногам. Взгляду Андрея Григорьевича предстало все ее упругое, сильное тело, густой ярко-рыжий мысок между ног. С соблазнительной улыбкой Ребекка забралась на кровать, ловко продемонстрировав при этом пышные ягодицы. Опираясь на локти, она указала на шнур, который Андрей Григорьевич растерянно сжимал в руке.

    — Что делать с ним дальше, вы знаете, — улыбнулась она.

    Андрей Григорьевич не верил своим глазам: как она не боится обнажаться перед совершенно незнакомым человеком? Как может позволять ему все, что он захочет?

    — Вы настолько доверяете мне?

    Она откликнулась еле слышно:

    — Эта игра потребует доверия не только от меня, не так ли?

    Андрей Григорьевич влез на кровать, трясущимися руками соединил запястья Ребекки и привязал их к изголовью. Ее гибкое тело оказалось в его власти.

    Нависая над ним, он наклонился и поцеловал ее в губы.

    — Чем можно порадовать вас? — шепотом спросил он.

    — На этот раз порадуйте себя. — Игривым движением языка она коснулась его нижней губы. — Обо мне позаботимся потом.

    Андрей Григорьевич принялся разглядывать ее, сдерживая нетерпение. Вожделение бушевало в нем, особенно когда он находил места, от прикосновения к которым Ребекка начинала извиваться, — впадинку у основания шеи, сгибы локтей, нежную кожу под грудью… Он ласкал их пальцами, губами и языком, упиваясь гладкостью ее кожи и женственным ароматом. И наконец, когда его страсть стала невыносимой, он лег между ее ног и вошел в горячие влажные глубины, куда его так неудержимо влекло.

    К собственному разочарованию, он извергся моментально, не успев ублажить мадам. Его тело долго содрогалось от невероятного наслаждения; зарывшись лицом в густые пламенные волосы Ребекки, он испускал хриплые стоны.

    Отдышавшись, он принялся развязывать Ребекке руки. Затем лег на край кровати и устремил невидящий взгляд в стену. От облегчения у него кружилась голова. По какой-то невообразимой причине у него жгло в уголках глаз, и он зажмурился, боясь расплакаться.

    Ребекка придвинулась к нему и легко положила ладонь на его обнаженное бедро.

    От этого прикосновения он вздрогнул, но не отпрянул. Ее ладонь прошлась по его спине, и эти ощущения эхом отозвались в чреслах.

    — Ты подаешь большие надежды, — прошептала Ребекка. — Будет очень жаль, если твои способности пропадут зря. Я предлагаю тебе выгодную сделку, Андрей, можно мне называть тебя так: ты будешь время от времени навещать меня, а я — делиться своим опытом. Я отличная наставница. Платить мне не надо, только не забывай иногда баловать меня подарками.

    Андрей Григорьевич не шевелился, и Ребекка игриво укусила его за плечо. — Когда обучение закончится, перед тобой не сможет устоять ни одна женщина в мире. Ну, что ты на это скажешь?

    Андрей Григорьевич обернулся, порывистым движением опрокинул ее на спину и вгляделся в смеющееся лицо.

    — Я готов к первому уроку, — объявил он и зажал ей рот губами.