Шёпот чёрного камня

Вика закрыла дверь своей светлой, стерильно чистой квартиры и прислонилась к косяку, чувствуя, как из нее вытекают последние силы. День был длинным и, по всем объективным меркам, успешным. Она провела блестящие переговоры, подписала выгодный контракт, получила восторженные отзывы от клиентов и даже успела заскочить на презентацию новой коллекции в бутик, где ее заметил модный блогер и сделал пару комплиментов ее стилю в своем телеграм-канале.

Но все это — десять сделанных дел, пятьдесят прозвучавших комплиментов — растворилось, как дым, подчистилось сознанием, словно случайные файлы с рабочего стола. В голове же, на самом видном месте, громоздился один-единственный, уродливый и не поддававшийся удалению файл. Ошибка.

Всего одна фраза. Неосторожная, слегка ироничная, сорвавшаяся с языка в ответ на довольно глупое замечание одного из партнеров. Она увидела, как на долю секунды дрогнули ресницы ее начальницы, Елены Викторовны, — едва заметный, почти микроскопический жест неодобрения. Этого было достаточно.

Теперь, стоя в прихожей, Вика снова и снова прокручивала тот момент, выискивая в нем новые грани собственной несостоятельности. «Зачем я это сказала? Почему не промолчала? Она же теперь думает, что я несерьезная, непрофессиональная…»

Мозг — не настроен на позитив. С эволюционной точки зрения, выживание твоего далекого предка зависело от того, заметит ли он в кустах притаившегося саблезубого тигра, а не от того, насколько красиво играют солнечные зайчики на листве. Критика начальницы была саблезубым тигром, чья тень надежно затмила все солнечные зайчики успеха.

Она сбросила туфли на высоченном каблуке, которые так восхищали блогера, и босиком прошла на кухню. Пустота просторной квартиры гудела тихим, навязчивым гулом. Три комнаты, дизайнерский ремонт, панорамные окна с видом на ночной город — все это было свидетельством ее побед. И одновременно — памятником ее одиночеству.

Вика налила себе бокал красного вина, рубинового и терпкого, но не почувствовала его вкуса. Она чувствовала только ту самую «трещину», как она это называла. Глубокую внутреннюю щель, образовавшуюся после развода с Ильей. Он ушел два года назад, оставив ей не только эту квартиру, но и стойкое ощущение собственной неполноценности. «Если со мной так поступили, значит, я неценная», — этот вывод стал аксиомой ее существования.

Всё, что цепляет, ранит, заставляет сжиматься сердце, — вызывает сильные эмоции и откладывается глубоко в памяти. Радость же, удовлетворение, легкая гордость — они скользят по поверхности, как вода по стеклу. Позитив кажется нормой, а негатив — опасным исключением, которое нужно тщательно проанализировать. «Как не допустить этого снова?» — вот вопрос, на который ее мозг пытался найти ответ, пережевывая одну и ту же жвачку промаха.

Она взяла с полки толстый, в бархатном переплете дневник. Когда-то психолог посоветовал ей «тренировать мозг,  замечая хорошее». «Записывайте успехи, фокусируйтесь на приятном, не залипайте на одном промахе, — говорила она, — иначе мозг сам выберет, что хранить в памяти. И, как вы понимаете, это будет не лучший день в вашей жизни».

Вика честно пыталась. Она купила самый красивый блокнот, какой нашла, и начала вести «Дневник радостей». Первые страницы были исписаны мелким, аккуратным почерком: «Выспалась», «Выпила вкусный кофе», «Коллега похвалила отчет». Но постепенно записи становились все короче, а промежутки между ними — все длиннее. Сегодня она снова не хотела ничего писать. Единственное, что приходило на ум, было: «Не стоило говорить ту дурацкую фразу».

Ее пальцы потянулись к старой, потертой шкатулке из темного дерева, стоявшей на полке. Ее подарил отец, за несколько месяцев до своей загадочной смерти, когда ей было пятнадцать. Он был музыкантом, вечным мечтателем, чьи песни, как говорила мать, не кормили семью, а жизнь состояла из нескончаемых гастролей и несбыточных проектов. Его смерть в собственной студии от «острой сердечной недостаточности» стала главным негативом ее жизни, который перечеркнул все светлые воспоминания о детстве. Официальная причина — остановка сердца. Неофициальная — изношенное жизнью сердце.

Вика открыла крышку. Внутри, на выцветшем бархате, лежали несколько пожелтевших фотографий и маленький, отполированный до зеркального блеска черный камень. Папа нашел его когда-то на побережье и, смеясь, назвал «каплей ночи», хранящей все ненаписанные мелодии.

Она зажгла несколько свечей, расставленных для романтики, которая так и не наступала, и снова опустилась на диван. Тишина, нарушаемая лишь отдаленным гулом мегаполиса, стала давить. Ее взгляд снова упал на черный камень в открытой шкатулке. И ей показалось, нет, она почти была уверена, что он… теплеет.

Она дотронулась до него кончиками пальцев. И в тот же миг свет в квартире погас.

Вика вздрогнула. За окном сиял город, значит, проблема была только в ее квартире. Она вздохнула, списав это на стареющую электропроводку в доме, и потянулась к телефону, чтобы вызвать аварийную службу. Но телефон не включался. Полностью разряжен. «Прекрасно, — с горькой иронией подумала она. — Идеальный финал для идеального дня».

Вика положила камень обратно в шкатулку и решила лечь спать. Сон не шел. Ворочаясь с боку на бок, она ловила себя на том, что прислушивается к тишине. И сквозь нее она начала различать странные звуки. Не гул, а что-то иное. Еле слышный, на грани восприятия, мелодичный перезвон. Словно кто-то тихонько бьет по хрустальным бокалам.

Звук шел из гостиной. Вика, кое-ка натянув халат, вышла из спальни. Свечи еще догорали, отбрасывая причудливые тени. Звук становился чуть громче. Он исходил от книжной полки. От шкатулки.

Сердце Вики забилось чаще. Она медленно подошла и открыла ее. Черный камень лежал на своем месте, и теперь он явно излучал легкое, едва заметное в полумраке тепло. А перезвон, казалось, исходил прямо из его глубины.

Она снова взяла его. И в тот же миг в голове у нее пронеслись, словно вспышки, образы. Не ее воспоминания. Чужое лицо. Незнакомый мужчина, с напряженным и испуганным взглядом. Он что-то искал, лихорадочно перебирая бумаги в студии ее отца. Потом резкий звук — падение тела. И чувство — панический ужас, смешанный с торжеством.

Вика отшатнулась и уронила камень. Звуки и образы исчезли. В комнате снова стояла тишина, нарушаемая лишь бешеным стуком ее сердца.

«Что это было? Галлюцинация?» — лихорадочно думала она. Она всегда была прагматиком, не верящим ни в какие мистические истории. Но пережитое было слишком реальным, слишком ярким.

Вика поняла. Это был не талисман. Это был свидетель. Диктофон, записывающий не звук, а саму суть события, эмоции, образы. Камень забытых мелодий хранил не песни, а правду о последних минутах жизни ее отца.

Она больше не чувствовала усталости. Она чувствовала только холодную, ясную решимость. Она подошла к окну. Город сиял, жил своей жизнью, не подозревая, что в одной из его квартир только что рухнула прошлая реальность и началась новая.

«Хорошо, — тихо сказала она себе, сжимая в кулаке нагретый камень. — Мозг любит собирать негатив? Что ж, теперь у нас есть настоящий негатив для коллекции. И мы разберем его по косточкам».

Ей предстояло стать детективом в расследовании, которое никто, кроме нее, не вел. Ей предстояло вспомнить все, что она знала об отце, его друзьях, его врагах. Ей предстояло научиться доверять не мужскому вниманию, а своей собственной интуиции, этому новому, обострившемуся чутью на опасность и ложь.

Вика посмотрела на свое отражение в темном стекле. В ее глазах горел огонь, которого не было еще час назад. Огонь от ясной, четкой цели.

Путь обратно к себе оказался путем к тайне своего отца. И первый шаг на этом пути был сделан.

… Первая ночь после откровения, дарованного камнем, стала для Вики бесконечной. Сон не приходил. Она сидела на полу в гостиной, закутавшись в плед, и вглядывалась в потухший экран телефона, который медленно заряжался от пауэрбанка, найденного в ящике стола. Ее ум, еще час назад пережевывавший ничтожную оплошность, теперь работал с лихорадочной скоростью, выстраивая и руша планы.

Отец. Артем Волков. Его образ в памяти был теплым, но размытым, как старая фотография, выцветшая от времени. Он пах табаком и кожей гитарного чехла, его смех был громким и заразительным, а его руки, с длинными пальцами музыканта, могли починить всё что угодно. Он был полной противоположностью ее практичной, вечно обеспокоенной матери, которая после его смерти запретила даже упоминать его имя, словно стыдясь его неустроенной жизни.

«Несчастный случай… песни мои теперь…» — эти слова, прошипевшие из глубины камня, жгли изнутри. Кто мог так сказать? Друг? Коллега? Кто-то, кто был рядом?

С первыми лучами солнца, пробивавшимися сквозь жалюзи, Вика вставила сим-карту в старый, резервный телефон и начала действовать. Она была стратегом по профессии, и теперь она применяла свои навыки к самой важной кампании в жизни.

Она игнорировала социальные сети — там была лишь поза. Вместо этого она погрузилась в цифровые архивы. Старые форумы музыкантов, новостные заметки о локальных концертах, упоминания в блогах. Имя ее отца мелькало нечасто. Он был не из звезд, он был сессионным музыкантом, «рабочей лошадкой» студии.

И тут она нашла старую газетную вырезку, в которой фигурировало знакомое имя - Антон Круглов. Его называли «продюсером» Артема Волкова. В одной из немногих статей, посвященных творчеству отца, именно Круглов давал пространный комментарий, полный дежурных сожалений о «нереализованном таланте».

Вика выписала его имя. Она не могла просто позвонить ему. Ей нужно было увидеть его. Услышать его голос. Прочитать его лицо. Она нашла упоминание о звукозаписывающей студии «Круг», которую Круглов, судя по всему, до сих пор арендовал. Это была та студия, где все и произошло.

Весь день Вика провела в странном, отрешенном состоянии. На работе она механически отвечала на письма, кивала на совещаниях, но ее мысли были там, в прошлом. Коллега похвалила ее за вчерашнюю сделку. Она кивнула с автоматической улыбкой. Ее мозг больше не цеплялся за вчерашний промах. У него была настоящая цель.

Вечером она надела темные джинсы, простую черную куртку и заколола волосы в тугой пучок. В карман она положила заряженный телефон, пачку наличных и черный камень из шкатулки отца, завернутый в мягкую ткань. Он лежал там, как тайный союзник, молчаливый и тревожный.

Студия «Круг» находилась в старой промышленной зоне, которую сейчас потихоньку захватывали лофты и бары. Это было кирпичное здание, похожее на сарай, с затертой вывеской. Вика остановилась в тени, через дорогу, сердце колотилось где-то в горле. Она чувствовала себя шпионом в собственном прошлом.

Она простояла так почти час, замирая каждый раз, когда дверь студии открывалась. Вышла пара молодых музыкантов с гитарными чехлами. Потом девушка с розовыми волосами. Никто не был похож на того человека из ее видения.

И вот, когда она уже начала сомневаться в своем плане, дверь открылась снова. Вышел мужчина. Невысокий, плотный, в кожаной куртке, с сединой на висках. Он что-то говорил по телефону, и его лицо, освещенное фонарем, выглядело демонически. Вика узнала его. Это его фото было на сайте студии. Антон Круглов.

Он сел в припаркованный неподалеку внедорожник и уехал. Вика, не раздумывая, поймала проезжающее такси. «Следуйте за той черной машиной, пожалуйста. На почтительном расстоянии».

Таксист, пожилой мужчина, удивленно хмыкнул, но ничего не сказал. Они ехали через весь центр, пока машина Круглова не остановилась у престижного ресторана с бронзовой табличкой. Вика расплатилась и вышла, притворившись прохожей.

Круглов вошел внутрь. Через огромное окно она увидела, как он подошел к столику, за которым сидел другой мужчина. Высокий, подтянутый, с седыми висками и холодными, четкими чертами лица. На нем был идеально сидящий костюм. И в тот момент, когда Вика увидела его, черный камень в ее кармане словно коротко и сильно завибрировал, сжавшись в ледяной комок.

Это был человек из ее кошмарного видения. Старше, увереннее в себе, но глаза и хищный изгиб губ были безусловно те же самые.

Ее охватила паника, смешанная с яростью. Она судорожно навела камеру телефона на столик и сделала несколько снимков. Ее руки дрожали. Теперь она знала своего врага в лицо. Но кто он?

Вика решила подождать в соседнем подъезде. Через полчаса Круглов вышел один, сел в свою машину и уехал. Высокий мужчина задержался еще на минут десять. Выйдя на улицу, он достал телефон, и Вика услышала обрывок фразы, сказанной низким, бархатным голосом, который, казалось, должен был внушать доверие: «…да, все под контролем. Встретимся завтра на складе».

Он назвал адрес. Вика замерла, стараясь запомнить его. Это был район старых заводов на окраине.

Мужчина сел в роскошный седан и скрылся в потоке машин. Вика осталась одна на темной улице, сжимая в кармане телефон с фотографией и черный камень, который снова стал просто холодным.

У нее было имя одного сообщника — Антон Круглов. И было лицо главного злодея, его голос и место встречи. Это был невероятный прорыв. Но вместо триумфа она чувствовала панический ужас. Эти люди были реальными, влиятельными и, судя по всему, опасными.

Она посмотрела на свое бледное отражение в витрине магазина. Всего сутки назад ее главной проблемой была критика начальницы. Теперь же она, Вика Волкова, тихая успешная девочка, стояла одна в ночи, выслеживая убийц собственного отца.

Она повернулась и быстро пошла по направлению к дому. Завтра ей предстояло поехать на склад. Вика понимала, что это безумие, но другого выхода не было. Ее мозг, натренированный годами выискивать риски, сейчас кричал об опасности. Но более сильным был голос дочери, которая наконец-то обрела цель.

«Ты справишься, — прошептала она себе, ощущая тяжесть камня в кармане. — Даже если будет страшно».

Складской район на окраине города напоминал вымерший зубчатый череп гигантского механического зверя. Ржавые корпуса цехов, разбитые окна, груды металлолома, поросшие бурьяном. Воздух пах пылью, окисью и забвением. Вика приехала сюда на рассвете, оставив такси за несколько кварталов. В руке она сжимала электрошокер, купленный по пути в круглосуточном магазине. Он казался жалкой игрушкой против того, с чем она могла столкнуться, но давал призрачное ощущение контроля.

Адрес, который она подслушала, привел ее к длинному, низкому зданию с облупившейся краской и заколоченными воротами. Но одна из калиток была приоткрыта. Сердце Вики бешено колотилось. Камень в кармане куртки был холодным и безмолвным, словно выжидал.

Она проскользнула внутрь. Гигантское пространство склада тонуло в полумраке, сквозь разбитую крышу пробивались косые лучи утреннего солнца, выхватывая из тьмы груды старых станков и покрытые пылью ящики. И посреди этого царства запустения, у стены, стояли двое мужчин. Антон Круглов и тот, чье имя она еще не знала.

Круглов нервно раскуривал сигарету, его лицо было бледным и осунувшимся.
— Я не понимаю, зачем нам встречаться здесь, Сергей, — его голос дрожал. — Все кончено. Дело давно закрыто.

Сергей. Теперь у него было имя.

Сергей стоял спиной к Вике, его прямая, уверенная поза контрастировала с нервозностью компаньона.
— Кончено? — его бархатный голос прозвучал спокойно, но с явной угрозой. — Ты стал слишком много болтать, Антон. В баре на днях. Вспомнил старые времена. Вспомнил Артема.

Имя отца, прозвучавшее в этом месте, ударило Вику, как ток. Она прижалась к холодной металлической стойке, затаив дыхание.

— Я ничего не говорил! — взвизгнул Круглов.
— Люди слышат. А некоторые помнят, — Сергей медленно повернулся, и Вика увидела его профиль. — Нас с тобой связывает не только бизнес, Антон. Нас связывает один труп. И если ты начнешь развязывать этот узел, он затянется на твоей шее.

Бизнес. Труп. Песни. Пазл в голове Вики сложился с оглушительной ясностью. Отец не просто писал музыку. Он нашел что-то. Узнал о чем-то. О бизнесе, который они с Сергеем вели, прикрываясь студией. Возможно, о контрабанде, об отмывании денег. И его песни, его записи могли быть доказательством.

— Он сам виноват! — зашептал Круглов, и в его голосе послышались слезы. — Лез не в свое дело! Подслушал наш разговор… Хотел испортить всё… Мы же не хотели его смерти, это был несчастный случай!

— Несчастный случай, который мы красиво оформили, — холодно парировал Сергей. — И который повторится, если ты не заткнешься. Ты думал, я не знаю, что ты все эти годы копил «компромат» на меня? Где он, Антон? Где шкатулка? Он тогда говорил, что спрятал там что-то важное. Я обыскал всю его студию, но так и не нашел.

Вика замерла. Шкатулка, что стояла у нее дома. Отец не просто подарил ей талисман. Он спрятал в нем улику. Или сам камень был уликой? Он доверил свою тайну ей, даже не подозревавшей об этом.

Внезапно Круглов отшатнулся.
— Нет! Нет! Я ничего тебе не отдам! Это моя страховка!
Он повернулся, чтобы бежать, но Сергей был быстрее. Его рука с молниеносной скоростью нырнула в карман пальто, и в следующее мгновение в его руке блеснуло лезвие ножа.

У Вики не было времени думать. Инстинкт, ярость, годы подавленной боли — все это вырвалось наружу одним криком:
— Нет!

Она выскочила из укрытия. Двое мужчин застыли в изумлении. Сергей оправился первым. Его глаза, холодные и оценивающие, скользнули по ней.
— А это кто? Наследница? — он усмехнулся.

— Я… я все знаю, — голос Вики дрожал, но она стояла твердо, сжимая в руке шокер. — Я знаю, что вы убили моего отца. Я записала наш разговор, — она блефовала, поднимая телефон. — Полиция уже в пути.

Лицо Круглова исказилось ужасом. Сергей же лишь вздохнул, словно устав от назойливой мухи.
— Глупая девочка. Ты разрушила свою хорошую, благополучную жизнь ради призрака.

Он сделал шаг к ней. Вика нажала кнопку шокера. Треск электрического разряда прозвучал громко в тишине склада, но Сергей лишь ухмыльнулся.
— Игрушка.

В этот момент Круглов, увидев возможность, рванулся к выходу. Сергей резко развернулся, его внимание на секунду переключилось на убегающего сообщника. И этой секунды Вике хватило.

Она не стала бросаться в бой. Она сделала то, в чем была сильна — тактический маневр. Она отскочила за груду ящиков, одновременно набирая номер экстренной службы на телефоне.
— Складской район, улица Заводская, 14! — крикнула она в трубку. — Готовится убийство! Есть оружие!

Голос с того конца провода что-то спросил, но Вика уже не слышала. Сергей, отбросив Круглова, двинулся на нее. Его глаза горели холодным огнем. Он знал, что терять ему нечего.

— Ты испортила все, девочка, — он шипел, приближаясь. — Я создавал свою империю двадцать лет. И один неудачник-музыкант и его глупая дочь не помешают мне.

Он был всего в нескольких шагах. Вика отступала, пока ее спина не уперлась в холодную бетонную стену. Дальше пути к отступлению не было. В руке она сжимала камень. Он был горячим, как раскаленный уголь.

И в этот миг, глядя в глаза убийце отца, она поняла, что не боится. Гнев выжег весь страх. Она подняла камень.
— Он не неудачник. Он мой отец. И его песни… они все равно звучат. Громче, чем ваша жалкая империя.

Сергей занес руку с ножом. И в этот момент с воем сирен у ворот склада появились полицейские машины. Синие огни замигали, выхватывая из полумрака испуганное лицо Круглова и застывшую в ярости фигуру Сергея.

Опустить нож его заставил щелчок взведенного курка.
— Руки за голову! На пол! — раздался резкий оклик.

Сергей медленно, с ненавистью глядя на Вику, разжал пальцы. Нож с лязгом упал на бетон.

Все закончилось намного быстрее, чем она могла предположить. Показания Вики, подкрепленные записью с телефона, где были слышны угрозы Сергея, стали ключевым доказательством. Круглов, сломленный, сознался во всем. Дело пятнадцатилетней давности было переквалифицировано в убийство. Оказалось, «империя» Сергея была сетью по отмыванию денег, а студия звукозаписи — идеальным прикрытием. Артем Волков случайно узнал правду и поплатился за это жизнью.

Через месяц Вика стояла на свежей земле у могилы отца. Она принесла ему цветы и шкатулку. Она положила черный камень на гранит. Он был холодным и безмолвным, отдавшим ей всю свою боль и свою тайну.

— Спасибо, папа, — тихо сказала она. — Я услышала тебя.

Трещина внутри нее не исчезла. Но теперь она была похожа не на рану, а на шов, скрепивший ее сломанные части в нечто новое, более прочное. Она больше не зацикливалась на мелких промахах. Память о них растворялась в осознании того, через что она прошла. Она столкнулась с настоящим злом и победила.

Она снова начала вести «Дневник побед». Но теперь записи были другими. «Помогла следствию». «Смогла уснуть без кошмаров». «Впервые за долгое время искренне улыбнулась».

Однажды, разбирая старые коробки, она нашла гитару отца. Она достала ее, смахнула пыль и неумело провела пальцами по струнам. Раздался фальшивый, дребезжащий звук. И она рассмеялась. Настоящим, легким смехом. Через минуту все стихло. И в наступившей тишине родилась ее новая, настоящая жизнь.