Музыка лечит

В глубине темного леса, где деревья смыкались кронами, образуя плотный живой полог, скрывающий дневной свет, а воздух был густым, как бархат, и пах влажным мхом, старыми тайнами и ночными цветами, жил старый музыкант по имени Дима. Его борода была седая, как паутина лунной ночью, а пальцы, длинные и жилистые, знали каждую струну его старинной арфы, вырезанной когда-то из сердца певучего кедра. Он был известен среди лесных жителей не только своим мастерством, но и способностью создавать музыку, которая могла менять настроение леса: одна мелодия заставляла ручьи звенеть веселее, другая — укладывала спать непослушный ветер, а третья могла вызвать из паутины травы хороводы светлячков. Диман был одинок. Его жена, прекрасная фея по имени Лира, Хранительница Лесного Эха, исчезла много лет назад, оставив его с их маленьким сыном, Марком. Говорили, что она пожертвовала своей свободой, чтобы заключить в пение струн свою магию и уберечь лес от надвигавшейся тишины, являющейся болезнью, что иссушает соки и заставляет забывать птиц их песни. Марк вырос, не зная матери, но Диман рассказывал ему о ней каждый вечер, сопровождая свои рассказы мелодиями, которые, казалось, оживали в воздухе, принимая её форму, блеск ее глаз и шелест ее кральев. Когда Марку исполнилось восемнадцать, и в его сердце зазвучала собственная, новая и тревожная мелодия, он решил отправиться на поиски матери. Диман, хоть и боялся потерять сына, понимал, что тот должен найти свою судьбу. На рассвете, когда роса на паутине сверкала от лучей солнца, как рассыпанные бриллианты, он дал Марку свою арфу. «Помни, сын мой, — сказал он, и голос его звучал, как отдалённый гром, — музыка — это не только звук, но и язык души. Она — мост между плотским и дудовным мирами. Ищи не глазами, а сердцем». Марк отправился в путь, ведомый лишь мелодиями, что звучали в его голове, словно эхо отражающиеся от крон деревьев. Он шел через густые чащи, где ветви деревьев сплетались в запутанные лабиринты, и ему приходилось играть нежную мелодию, чтобы они расступились. Он переплывал бурные реки, чьи воды пели громкие, отрывистые песни, и струны арфы усмиряли их пение, превращая его в ласковое журчание. Он преодолевал горные перевалы, где ветра выли старинные саги о забытых существах, и Марк подыгрывал им, учась их древнему языку. В пути он встретил множество существ: старого филина, чьи глаза хранили карты звездного неба; семью говорящих лисиц, что танцевали под его музыку, выписывая лапками в воздухе невидимые до селе пируэты; мудрого духа ручья, являвшегося в виде девочки с волосами из струящейся воды. Все они помогали ему, чувствуя чистоту его намерений и слыша в его музыке отзывки магии Лиры. Они дарили ему советы, пригоршню светящихся ягод, что указывали путь в темноте, и шепотом говорили, где последний раз видели отблеск ее крыльев. Однажды, глубоко в сердце Леса Отзвуков, где каждое слово оборачивалось семикратным эхом, Марк услышал странную музыку. Она была похожа на ту, что играл его отец, но в то же время отличалась. Она была более глубокой, более сложной, как будто соткана из множества голосов: шепота листьев, биения сердец зверей, звона капель и тишины между звездами. Это была музыка самой жизни леса. И Марк подумал, что  это может быть музыкой его матери. Он шел на звук, пока не оказался на берегу огромного озера, вода в котором была темной и неподвижной, славно деготь, но в глубине ее мерцали, словно  звезды, таинственные огни. В центре озера, на маленьком островке, окруженная сияющим туманом, стояла женщина. Ее серебристые волосы струились по плечам, словно лунный свет, а пальцы порхали по струнам хрустальной арфы, которая была вырезана из слезы древнего леса. Это была Лира. Она не замечала Марка, полностью погруженная в свою музыку, или по другому заклинание, которое удерживало хрупкое равновесие звуков леса вокруг. Сердце Марка забилось в ритм ее мелодии. Он подошел к самой кромке воды и, глубоко вдохнув, прикоснулся к струнам отцовской арфы. Первые ноты были робкими, брошенным в тишину. Но затем его мелодия, теплая, земная, полная тоски и надежды, поднялась ввысь и смешалась с небесной симфонией матери. Струны двух арф отозвались друг другу, создавая гармонию, которую не слышали в лесу уже много лет. Это был не просто дуэт, это было исцеление. Вода в озере засветилась изнутри, деревья по берегам выпрямились, сбрасывая с себя вековую усталость, а в небе вспыхнула радуга, сотканная из чистого звука. Лира подняла глаза. Взгляд ее, глубокий и печальный, упал на юношу на берегу. Она увидела в его чертах знакомые ей глаза и улыбку Димы, услышала в его музыке эхо их давней любви. Слезы радости, похожие на жемчуг, покатились по ее щекам. Она простерла руку, и между островом и берегом вырос мост из переплетенных корней и живых цветов, благоухающих дивным ароматом. Марк перешел на остров, и мать обняла его, а ее крылья, невидимые все эти годы, проявились в воздухе — два сияющих полукружия из света и мелодий. Ее заточение закончилось, ибо магия их воссоединения оказалась сильнее любого одиночного заклинания. Так Марк нашел свою мать. Они вернулись в глубь темного леса, но он больше не был темным. Его наполнил новый более яркий свет, идущий от счастливого сердца Лиры и от музыки их семьи, которая с тех пор звучала из рук трех людей. И эта музыка стала не просто символом воссоединения, а вечным гимном пробудившихся надежд, напоминая каждому листку, каждой твари и травинке, что даже самая горькая разлука может закончиться  шедевральным воссоединением.