Разорванность мышления в дуализме Платона

         Уже четверть 21 века философия не в чести, не то, что в предыдущие столетия, когда Европа, её философы, геометры, математики задавали тон всему миру. Тогда там, на Западе создавались правила, методологии, учения, как надо правильно мыслить. И Запад не просто учил, владел умами и думами мира.
         Вот и 22 мая 1973 г. в Институте философии АН СССР состоялась юбилейная сессия ученых советов Института философии, философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова и Научного совета АН СССР по истории общественной мысли, посвященная знаменательной дате — 2400-летию со дня рождения великого древнегреческого философа Платона. На юбилейной сессии были заслушаны доклады философов, вошедшие в сборник статей «Платон и его эпоха» посвященный этому юбилею Платона — 2400-летию со дня его рождения.
         С чего такая честь античному философу Платону (427–347 гг. до н. э.)? А, видимо, с того, что, как пишется в Википедии,  Платон считается ключевой фигурой в истории западной философии и поэтому одним из самых важных и влиятельных людей в истории человечества.
         И вот у этой ключевой фигуры западной философии наш отечественный, русский философ, знаток античной философии Алексей Фёдорович Лосев (1893–1988), как бы походя и не фиксируя особо на этом внимания, заметил следующее. Лосев сказал: «Он (Платон) ни сколько не боялся разрыва идеи вещи и самой вещи, благодаря которому получался сам собой какой-то дуализм, который не вытекал из диалектики идеи вещи и самой вещи». [1]
         Интересно то, что не только на это как бы мимолётное высказывание Лосева, но и на сам разрыв между вещью и идеей у Платона никто не обратил внимания, даже врачи-философы описанные в книге С.Я.Чикина «Врачи философы». А ведь оно, это замечание Лосева не просто касалось основного вопроса философии - разрыва философии на материализм и идеализм. Разрывались на две противоположные группы, на материалистов и идеалистов философы. При этом противопоставлялись их алгоритмы мышления. Разрывалась сама философская мысль в её истории, разорванным оказывалось  мышление.
         Говоря о разорванности мышления, советские психиатры отмечали, что она "характерна тем, что между отдельными представлениями разорваны связи". "В результате разорванности мышления (если разорванность усиливается) получается так называемая спутанность и бессвязность, полная противоречий, с распадом понятий". При "распаде понятия слово отделяется от своего истинного значения", или "обозначает в разные моменты разные понятия", что встречается, заметим, при полисемии.
         Применительно к дуализму Платона разрыв этот обусловлен потусторонностью или трансцендентностью идей и посюсторонностью вещей, тем, что они расположены по разные стороны и поэтому отсутствием между ними связи, единства. Также здесь имеет значение и то, что идеи вечны и не измены, а вещи, в противоположность им, не вечны и изменчивы. В результате отношение идеи к вещи напоминало отношению нечто к ничто. Ведь Платон, как писал Лосев, «никогда не переставал возвеличивать идею, а вещь принижать и почти даже признавать не существующей».
         Проще говоря, Платон в своей философии, как можно было бы подумать придерживался утверждения нечто из нечто и избегал утверждения нечто из ничто, что вещь есть идея, А есть Б. Он избегал нарушения традиционной логики. 
         В этой связи не лишне привести высказывание другого русского советского философа Эвальда Васильевича Ильенкова.
         «Стремление мышления к созданию единой, целостной теории,- писал Ильенков,- не может и не хочет удовлетвориться простым агрегатом, простым нагромождением частных обобщений, а всегда старается свести их воедино, увязать друг с другом с помощью общих принципов. Но, решая указанную задачу, мышление, в точности соблюдающее все без исключения правила и нормы логики (как общей, так и трансцендентальной), все же с трагической неизбежностью приходит к противоречию, к саморазрушению. Кант тщательно показывает, что это происходит вовсе не вследствие неряшливости или недобросовестности тех или иных мыслящих индивидов, а как раз потому, что индивиды неукоснительно руководствуются требованиями логики».
         Как уж говорилось, советские психиатры полагали, что при "распаде понятия слово отделяется от своего истинного значения", или "обозначает в разные моменты разные понятия". В утверждении же «вещь есть идея» можно видеть, что слово «вещь» отделяется от своего истинного значения, что не согласуется с мнением элеатов, будто «истинно то, что тождественно самому себе», что вещь есть вещь, А есть А, хотя софисты утверждали обратное. Вероятно, Платон был солидарен с элеатами и строил свою философию, стремясь не нарушать традиционную логику.
         Тем не менее, по мнению опять же Лосева, Платон искал диалектический закон, определяющий как переход от идеи вещи к самой вещи, так и от одной идеи к другой и от всех идей к последнему «безипотесному» началу.
         То есть, можно думать, что Платон «не хотел удовлетвориться простым агрегатом, простым нагромождением частных обобщений, а стремился свести их (идею вещи и вещь) воедино, увязать друг с другом с помощью общих принципов».
         На эту же мысль может навести тот факт, что Платон принимал участие в разработке понятия «единое».
         Как известно, «единое» – одно из фундаментальных понятий философии и математики. В математике единое или единица, служит началом и мерой числа (порцией цифири или цифры), которое, по определению Евклида, есть «множество, составленное из единиц» и соответственно измеряется единицей. [3]
         Считается, что в античной философии начало обсуждению понятия единого положили пифагорейцы и элеаты. То есть, ещё в античное время древние философы как бы обсуждали проблему раздробленности, разорванности философии.
         Так у пифагорейцев существовало понятие единого – монады. Оно служило началом числа. А вот у элеатов понятия единого и сущего употреблялись как синонимы. Аристотель предлагал четыре основных значения единого: 1) непрерывное, 2) целое, 3) общее и 4) единичное. [3] Платон в своём «Пармениде» писал, что «существующее единое есть одновременно и одно и многое, и целое и части, и ограниченное и бесконечное».
         Нам же интересно утверждение Платона «единое есть и одно и многое» тем, что оно содержит в себе два утверждения «единое есть одно» и «единое есть многое» и не содержит отрицания. Это важно для соблюдено правила формальной логики, о котором поведал всем Аристотель, сказав, что «об одной и той же вещи, в одном и том же отношении нельзя одновременно утверждать что-либо и отрицать».
         Но если поразмыслить, то можно заподозрить в этом высказывании Платона, что в то время, когда единое есть многое, одновременно оно, единое не может быть одно. И наоборот. То есть, когда утверждается одно мнение, противоположное ему мнение отрицается. Благодаря этому нам открывается не только утверждение – катафатика, но и отрицание – апофатика. И мы можем говорить: единое есть и не есть многое, а также - единое есть и не есть одно.
         Также нам открывается, что в утверждении Платона «единое есть и одно и многое» скрывается отрицание, нарушение запрета «одновременно утверждать что-либо и отрицать».
         Однако самое интересное в том, что если в утверждениях единое есть многое и единое есть одно как и в утверждении А есть Б имеет место нарушение традиционной логики (кривая логика), то в отрицаниях единое не есть многое и единое не есть одно или А не есть Б видна традиционная логика.
         При этом мы не выбираем одно из двух, традиционную логику, или кривую логику, то есть не используем дизъюнкцию, характерную для традиционной логики, а используем конъюнкцию.
         То же самое мы можем проделать с диалектической триадой тезис-антитезис-синтез и в конечном итоге сказать, что синтез есть и не есть тезис, а также он есть и не есть антитезис, заметив, что в этих утверждениях прослеживается и традиционная логика, и кривая логика. Ведь с  точки зрения традиционной логики синтез не есть тезис и не есть антитезис: синтез есть синтез. А вот с точки зрения кривой логики синтез есть и тезис и антитезис. При этом он, синтез, "обозначает в разные моменты разные понятия", что должно вести к его распаду, значит, к разрыву мышления, если соглашаться с мнением психиатров.
         Однако, памятуя о коллосальном авторитете во все времена ученика Платона Аристотеля, стоит ещё раз вспомнить его, противоречащее мнению психиатров, высказывание, что «об одной и той же вещи, в одном и том же отношении нельзя одновременно утверждать что-либо и отрицать». В этом высказывании Аристотель как бы разрешает "обозначать в разные моменты разные понятия". Запрещение касается только одновременности, одномоментности утверждения, обозначения словом противоположных, взаимоисключающих понятий, мыслей. Примером может служить утверждение, что материя первична, а идея вторична.
         В общем, правильно, наверное, было бы отнести "обозначение словом в разные моменты разных понятий" к методологическому приёму науки логики.
         В этой связи уместно будет отнести к методологическому приёму в логике и такой оборот речи, когда проговаривается, с одной стороны, с другой стороны. И благодаря такому подходу можно понять, что именно его использовал Платон в своём учении, расположив вещь по эту сторону, а идею вещи по ту сторону, трансцендентально. Он отделил идею вещи от самой вещи не при помощи времени, а при помощи пространства.
         В целом после всего рассуждения на ум вполне могла прийти мысль, что не соблюдение всех без исключения правил и норм логики, а наоборот, их несоблюдение должно было приводить мышление к саморазрушению. Что вина должна была лежать на ошибке (кривой логике), которой, кстати говоря, по утверждению И.Канта не было, так как всё было сделано правильно, с соблюдением правил.
         Вот такую западно-философскую шараду помогли найти мне два русских философа Лосев А.Ф. и Ильенков Э.В.
         Исследуя шараду, что «мышление, в точности соблюдающее все без исключения правила и нормы логики (как общей, так и трансцендентальной), все же с неизбежностью приходит к противоречию, к саморазрушению», мы можем ещё раз проверить, является ли противоречие разрушением мышления. Ведь считая нарушение традиционной логики, закона тождества противоречием, выражаемым утверждением А есть Б, мы приходим к «кривой логике» - к понятию, сформированному наукой психиатрией.
         Как известно, в этой науке синонимами кривой логики служат «заблуждение» и «ошибка», которой, кстати говоря, на практике можно пренебречь, если она достаточно мала. Но это когда ошибка связана с измерением, но не с формальной или традиционной логикой. Кроме того измерение – метод науки, а не философии, считал основоположник социологии западный опять же философ Огюст Конт.
         Исходя из этого, можно сделать предположение, что именно формализм традиционного мышления, приводя его к заблуждению, становится причиной его «саморазрушения».
         Поскольку формализм не позволял Платону утверждать, что вещь есть идея, и между ними нужно было выбирать, так как третьего не дано, то, чтобы не делать выбор, не использовать дизъюнкцию, Платон развёл идею вещи и саму вещь по разным сторонам, что позволяло не использовать также и конъюнкцию. При этом он противоположно обозначил их, идею вещи и саму вещь, взаимоисключающими предикатами изменчивый-неизменный, вечный-конечный (не вечный), чтобы нельзя было утверждать идея вещи есть сама вещь. Чтобы соблюсти традиционную логику.
         В то же время Платон, как писал Лосев, «никогда не переставал возвеличивать идею, а вещь принижать и почти даже признавать не существующей». И вот приём умаления вещи до ничтожности, почти до уничтожения позволял ему вещью, словно ошибкой пренебречь, и таким образом завуалировано выбрать одно из двух – идею.
         То есть Платон допускал ошибку бесконечно малой величины в своей логике. Был идеалистом и чуть-чуть материалистом, что позволило последователям его дуализма предложить, что идея первична, а материя вторична.
         В общем, можно, наверное, сказать, что хотя Платон не ведал о понятии «кривая логика», тем не менее, он её не избегал полностью в своём мышлении.
         Между тем, стоит обратить внимание на то, что изменчивость вещей в учении Платона перекликается с panta rei – всё течёт в учении Гераклита Тёмного. И если вспомнить аналитические суждения Лосева о том, что «вещи погружались у Платона в некую текучесть, ползучий эмпиризм», то можно представить, что он, Платон в своём дихотомическом учении мыслил разместить по эту сторону движение, а по ту сторону покой, чтобы не говорить, что движение есть покой.
         То есть Платон пытался сделать всё, чтобы не допустить, или скрыть в своём учении «совпадения противоположностей», то, чего осмелился допустить после него философ перехода эпохи средневековья в эпоху возрождения Николай Кузанский.
         Кузанский в своём «принципе совпадения противоположностей» сводил количественную разницу между противоположностями до бесконечно малой величины. То есть он пытался использовать приём размещения бесконечности между противоположностями, упуская из вида, что перед этим следовало бы превратить разные качества противоположностей в чистые количества. Также, сводя суть его философии к уравнению 1,0=0,999… , можно понять, что формально эти величины не могут быть равны.
         Этим же приёмом пользовался один из основателей социал-демократии Эдуард Бернштейн, сказавший «движение – всё, цель ничто», то есть движение к социализму – всё, а достижение социализм – ничто. Бесконечно двигаясь от капитализма к социализму,- мыслил он,- можно противоположность между ними свести к бесконечно малой величине: формально оставаясь в капитализме реально быть в социализме.
         Здесь с точки зрения диалектического закона перехода количества в качество нет скачка. Капитализм формально не превращается в социализм. Он спасён от революции. Также вот и большевики, объявившие в лице Сталина о построении социализма в СССР реально, формально к нему не смогли прийти, так как не смогли избавиться от наёмной формы труда и ренты госпредприятий, без которой нет изобилия в коммунизме.
         Когда появилась наука, учёные пошли ещё дальше, утверждая, что покой есть инерциальное движение, так как в нём все точки относительно друг друга покоятся по теории относительности.          
         Закончить опус хочется той мыслью, что философам России конца 20 – начала 21 веков досталась незавидная доля анализировать учение западных философов о том, как следует мыслить. Это важно, если считать, что сознание определяет бытие, мысль первична, а бытие вторично.
        И вот анализ показал, что европейская философская мысль в своём развитии зашла в тупик, столкнувшись с методологической проблемой. Оказалось, что соблюдение правил придуманной ими традиционной логики приводит их традиционное мышление к противоречию,  к нарушению этой логики, называемому кривой логикой, паранойей, ошибкой.
         Данное обстоятельство позволило создать представление о кривой логике, её роли в философии, новый взгляд на диалектическую логику, а также создать  русскую амбивалентную философию.
         

Библиография
1. Лосев А.Ф. Платоновский объективный идеализм и его трагическая судьба/Платон и его эпоха. Москва, Издательство Наука, 1979
2. Диалоги Платона. Парменид. В переводе Н.Н. Томасова.- http://psylib.org.ua/books/plato01/24parme.htm - Запрос 05.05.2012
3. Ильенков Э.В. Диалектическая логика. М.: политиздат, 1974