Вода и Огонь

Лилла (ночь на субботу). Холодный ветер гнал снег по улицам маленького штетла. В доме Ребе Шимена, ученика славного Ребе Аарона Карлинера (зихроно левраха), теплился огонёк. Ребе Шимен сидел за столом, покрытым пожелтевшими листами. Перед ним — трактат «Хагига», страницы о Меркаве и видениях.
Вдруг — стук. Не громкий, но настойчивый. На пороге стоял молодой человек, весь в снегу, одежда его промокла. Лицо его пылало лихорадочным блеском.
«Ребе! — воскликнул он, падая на колени. — Я, Нафтали, сын Йегуды-хлебника. Меня томит видение… Сны… Я вижу огонь, но не понимаю… Я боюсь сойти с ума!»
Ребе Шимен взглянул пристально. В глазах юноши он увидел не страх, а… свет. Дивный, тревожный свет, как от далёкой звезды. «Сколько дней ты не был в микве, Нафтали?» — спросил он тихо.
Юноша опустил глаза. «С прошлой пятницы, Ребе. Было холодно… работа…»
Старик покачал головой, будто ожидал этого. — «Холод не помеха очищению, Нафтали. Помеха — лишь наша лень и страх. Ребе Аарон, благословенной памяти, учил: „Миква — это врата. Врата не только в чистоту, но и в высший разум. Кто погружается в её воды с чистым сердцем и устремлением, тому открывается не только его собственная душа, но и души других. Даже пророчество возможно вне Земли Израильской, если водная стихия, соединяясь с огнём сердца, коснётся Имени“».
Нафтали смотрел, не мигая. «Огонь… Ребе… В моих снах… Это огонь Торы? Или… что-то иное?»
«Пришло время узнать, — сказал Ребе Шимен, вставая. — Пойдём».
Мороз хлестал по лицу, но Ребе шагал уверенно, ведя юношу к невзрачному деревянному строению у реки. Внутри — темнота и пар. Воды миквы чернели, как небо без звёзд.
«Сними одежду, Нафтали, — велел Ребе. — Погрузись полностью. Трижды. И произноси: „Во имя Единого, Чьё Имя — Благодать, Милосердие и Целость, очищаю я сосуд своего тела, чтобы душа моя воспламенилась светом Торы и соединилась с разумом Твоим“».
Юноша дрожал не от холода. Он разделся и вошёл в ледяную воду. Первое погружение — холод обжёг, вырвался стон. Второе — тишина, только стук сердца. Третье… Он нырнул, и в этот миг, под водой, в абсолютной темноте и холоде, случилось невероятное.
Он услышал. Не звуки, а мысли. Чужие мысли. Где-то в штетле старый раввин, Реб Зусья, сидел над сложным тосафотом. Нафтали видел страницу, чувствовал его раздумья, его сомнения. «Рош ве-Руба Карка… Да, но противоречие в…» — мысль Реб Зуси пронзила его сознание, как луч.
Он вынырнул, задыхаясь. Вблизи стоял Ребе Шимен, и в его глазах теперь танцевали отражения множества огней.
«Ты услышал?» — спросил старик.
«Да, Ребе! Реб Зусья… тосафот… я видел!» — выдохнул Нафтали.
«Это и есть „хибур даат“, — кивнул Ребе Шимен. — Соединение разумов. Миква — не просто вода. Это возвращение в Лонну Божественного Света, в ту акосмическую тьму, которая была до „Йеhи ор“. Там, в бездне вод, растворяются границы „я“ и „ты“, „твое“ и „моё“. Там открывается канал. Очищение телесной шелухи открывает путь откровению разума. Теперь ты знаешь: огонь твоих снов — это не безумие. Это зарево Торы, пылающей в глубине. Учи. Погружайся. И слушай».
На обратном пути снег перестал. Над штетлом вдруг засияли тысячи звёзд. Нафтали шёл, ощущая, как в его груди, согретой теперь необычным теплом, бьётся не только его сердце, ощутившее пульс чего-то бесконечно большего.


Примечания

Зихроно левраха — «память его в благословение» (об умершем праведнике).
Меркава — «Колесница». Учение о Божественном троне и небесных сферах, связанное с мистическим созерцанием и пророческим видением (Маасе Меркава).
Чьё Имя — Благодать, Милосердие и Целость — аллюзия на различные имена и эпитеты Бога, подчёркивающие Его милосердие и целостность, часто используемые в молитвах и благословениях.
Тосафот — комментарии к Талмуду, созданные тосафистами (учёными XII–XIV вв.), известные своей сложностью и диалектикой.
Рош ве-Руба Карка — «главное и большая часть земли/имущества» (талмудический термин).
Хибур даат — «соединение разумов», «единство сознания» (термин из каббалы и хасидизма, означающий глубокое духовное и интеллектуальное единство).
Лонна — «чрево», «утроба». Здесь — символ первозданного, недифференцированного состояния Божественного Света до творения, в котором растворяются все отдельные формы и границы. Это состояние ассоциируется с акосмизмом (от греч. «a» — не, без и «kosmos» — мир) — представлением о том, что материальный мир есть иллюзия или временное отклонение от истинной духовной реальности. Погружение в микву символически возвращает человека к этому первичному единству.