Винные Воришки часть-7

Отголоски праздника проходили сквозь стены и возвышаясь высь витали воздухе, где то там в дали в темном горизонте продолжали расходиться огненные нити мельком озаряя наступившую глубокую ночь ветер дувший севера приносил собой холодный воздух который стучался в окна и прорывался сквозь невидимые глазу щели наполняя тронный зал свежестью и запахом свежей покошенной травы.-- Чувствуешь запах? -- задала вопрос Аламея.-- Да, запах травы и диких фиалок -- ответила Беатрис.Беатрис не торопливыми шагами вышла на веранду, ее взгляд утонул ночи. Огненные нити молнии, словно последние искры угасающего костра, оставляли в небе лишь призрачные шрамы и следы. "Мир – это маскарад, где каждый играет свою роль, пока не погаснет пламя" -- подумала она.Внутренняя тишина нарушаемая лишь гонором и общением гостей в тронном зале едва ловили шепот ветра. Аламея, наблюдая за Беатрис, ощущала некое беспокойство в ее душе. Ее обычно острый взгляд сейчас был затуманен, словно взгляд человека, увяз-чего в воспоминаниях.-- О чем ты думаешь? -- тихо спросила Аламея, стараясь не нарушить хрупкое душевное состояние.Беатрис медленно повернулась, в ее глазах отражалось пламя догоравших свечей. -- О мимолетности, Аламея. О том, как быстро все проходит. Сегодня праздник, а завтра – лишь пепел воспоминаний --. Она вздохнула, ее взгляд вновь обратился к ночному небу. "Каждый из нас – лишь искра в вечной темноте, стремящаяся оставить свой след". Беатрис чувствовала усталость, не столько физическую от тяжёлого дня, сколько внутреннюю. Бремя времени и жизни, которые свалились на плечи и плечи её народа в связи с начавшейся войной– все это давило на нее с каждым пройденным часом все сильнее. Тем не менее, она знала, что не имеет права на слабость.-- Мы должны быть сильнее, Аламея, -- проговорила Беатрис, в ее голосе звучала уже некое твердость. -- Мы должны быть готовы к любым испытаниям, которые уготовит нам будущее. Мы должны почувствовать ответственность за происходящее и принять нашу вину, иначе пепел станет нашей участью.-- Конечно -- ответила Аламея продолжая доносить свои мысли -- Каждый кто имеет каплю совести ощущает свою вину --. С этими словами они обнялись в порыве чего из тронного зала послышался голос бабушки Феодосии -- Девочки, куда вы подевались быстро к столу --. Услышав зов постаревшего голоса они тут же вернулись в тронный зал где пиршество было в самом разгаре.Вальдемар стоял с наполненным до краёв рогом Моисея и вдохнул глоток воздуха пронзил пространство взрывающимися из груди словами -- За нашу землю! За наш народ! За будущее без пепла! --. Зал ответил громовым восторгом, чаши наполненные божественным напитком стали опустошаться одна за другим, под унылый звук похоронной мелодии рога Моисея, наполняя сердца присутствующих новой волной надежды и единства.

Беатрис бросила взгляд на Аламею, в глазах которой читалась та же решимость. Они знали, что слова Вальдемара – это не просто тост, это призыв к действию. Призыв к борьбе, к самопожертвованию, к вере в победу справедливости. Она подошла к столу, ее движения были полны грации и уверенности, и взяла в руку сосуд с вином. Подняв его высоко над головой, она произнесла -- За то, чтобы пламя нашей души никогда не угасло. За то, чтобы свет нашей земли освещал путь потомкам. За то, чтобы каждый из нас оставил не пепел, а след торжествующий справедливость --.

-- Молодец девчонка --.

-- Порой мне кажется у неё храбрости больше, чем у каждого из нас --.

-- Да подхватит твой слова ветер и разнесет по свету, прекрасная Беатрис --.

Прозвучали восторженные голоса со всех сторон стола. Пиршество продолжалось, но теперь атмосфера была иной. В воздухе витала не только праздничная радость, но и острое осознание грядущих испытаний. Каждый понимал, что их ждет тяжелая бремя, но никто не был намерен сдаваться. Они были готовы встретить любые трудности, готовы отдать жизнь за свою землю, за свое будущее. Ведь именно в единстве, в вере и в готовности стоять плечом к плечу заключалась их сила, их надежда на справедливость. Беатрис уловив взгляд Вальдемара немного смутилась, но не взирая на волнительный трепет она уловив мимо лётную тишину обратилась к королю за столом -- Уважаемый Вальдемар. Прощу прощения что осмелились обратится к вам --. Беатрис поклонилась и поклон её восхищал своей красотой и женственностью, после подняв голову она продолжила обращаться к Вальдемару -- Многократно каждый из присутствующих в этих стенах, да и не только. Слышал легенду о винных воришках, одним из которых были вы. Поведайте нам эту легенду принести тепло в наши уши, чтоб она сыграла наши души --.

Просьба Беатрис была встречена восторгом и любопытством многие стали смеяться, сквозь хохот слышались слова подвыпивших людей

-- Да, было бы не плохо услышать эту историю --.

-- Почему бы и не потратить наше драгоценное время на пустиковую историю короля за столом --.

И снова хохот и веселый всплеск говорил о том что просьба Беатрис была принята народом, вследствие чего Вальдемар одобрительно покачал головой, произнес -- Я дарую вам вашу просьбу, моя прекрасная Беатрис --. Беатрис улыбнувшись подняла руку верх и в ту же секунду в тронном зале настала гробовая тишина, с чем начавшийся рассказ Вальдемара стал уносить присутствующих во времена его юности.

Вальдемар вздохнул, и в его голосе зазвучала та же тёплая, немного грустная интонация, с которой рассказывал он всегда — словно вновь ощущая на губах терпкость того далёкого вина.

— В ту ночь всё получилось страннее, чем я мог представить, — начал он. — Погреб у дедушки был полон глиняных кувшинов — и не просто кувшинов, а таких больших, что взрослому человеку пришлось бы постараться, чтобы обхватить их руками. Один из таких кувшинов стоял в земле. Дед закопал кувшин с вином, чтобы хранить его в прохладе, и горлышко торчало чуть выше уровня земляного пола. Он и был полон до краёв — солнце того лета было богатым, и вина зимой набралось с избытком.

Он приподнял руку, будто ощущая прикосновение той ночи:

— Я с братом Имо подумал, что этот кувшин нам по плечу. Дождавшись ночи и убедившись, что все улеглись спать, мы с братом пошли на своё темное дело. Тихо, не замечено пробрались в подвал и взяв ручную сверлу стали проделывать дырку в пробке того кувшина, дабы просунуть в него шланг и вдоволь напиться дурманящий напитком, но всё пошло не так как мы ожидали. Деревянная пробка оказалась старой и прогнившей как старая доска и в мгновении треснула под ногами, даже не выдержав моего детского веса. В одно мгновение крышка горловины подо мной исчезла и я, словно продырявив воздух, свалился вниз — прямо в горло того кувшина.

Зал содрогнулся, и на лицах слушавших отразилось сочетание удивления и лёгкого ужаса.

— Я очутился в пене вина. Это было настолько неожиданно, что сначала не понял, где верх, а где низ. Вино обдало меня холодом и сладостью; запах винограда и земли смешался с запахом глины. Я захлебнулся — но кувшин был не совсем заполнен до самых краёв: при падении часть вина хлынула в щель в земле, образовав над жидкостью узкий карман воздуха. Я оказался полу сидящим в тёплой жиже, голова и плечи торчали в прохладной тьме, а вокруг сжималась глина.

Вальдемар улыбнулся вспоминая ту ночь.

— Помню, как блаженно было это минутное изумление даже я, почувствовал ту невидимую дорогу, которая ведёт на тот свет — и как тот путь, быстро заменил мой страх. Холод пронзал мышцы, и руки налились липкой массой — вино липло к коже. Там где- то на верху я слышал голос своего брата, испуганный и дрожащий -- Вальдемар ты живой, Вальдемар ответь --. Но я не мог ответить, поскольку я даже не мог дышать по началу. Дышать приходилось осторожно, чтобы не втянуть жидкости; мозг казался ватным от запаха и страха. Я начал барахтаться, но каждый резкий рывок делал хуже: горлышко было узким, и чем больше я двигался, тем глубже заполнялся карман подо мной.

Моя правая рука уцепилась за край горлышка, а левая увязла в густой смеси лозы и бродящего вина. Я к вашему сведению оказался в непростой ситуации на волоске от смерти, я чувствовал как она берёт меня за ту застрявшую в пучине левую руку, некогда ароматный запах превращался в настоящий яд, а мой разум тускнел от переизбытка хмели в жилах крови. Когда надежда стала угасать и в глазах погас свет на спасения, как послышались эхом отзывающейся слова моего брата Имо и моя правая рука почувствовала еле ощутимое прикосновение -- Братик ты живой --. Ему удалось расчистить горлышко от гнилых досок и схватив правую ладонь обоими руками, стал пытается меня вытащить, но всё его усилия оказались тщетными, а спустя какое то время Имо сам стал задыхаться от насыщенного аромата, который заполнил в те минуты весь подвал. Тогда смекнув что ему не по силам справиться он достал маленький складной ножик и начал счёсывать им горлышко. Он смог сделать так, что бы мой подбородок находился в жиже, а рот еле касался границы хмельного напитка, глаза находились на уровне верхнего края кувшина, после чего он схватил попавшую ему верёвку и стал обвязывать им мою руку, после потянув, мне удалось освободить застрявшую в жиже руку и вытащив их на свободу он по-прежнему стал прилагать усилия вытащить меня из бездны, но ему не удалось и по прежнему находился в западне, но уже в более спасительном положении, чем прежде. Наверно где то в глубине своей детской души он стал осознавать, что у него не хватит сил спасти меня и потому обвязав верёвку вокруг горлышко ему удалось на сделанной петлей зафиксировать мой руки, после чего он произнес -- Подожди меня здесь --.

-- Будто бы я способен был покинуть то злосчастное место --. С вырывающимся из груди смехом и высоким голосом произнес Вальдемар, как из за стола послышались ответные слова.

-- Пока легенда не ты о король за столом, а твой брат.

-- Счёл бы за честь, сгинуть так, во веки вечные.

-- Правду ведь говорят вор ходит с высоко поднятой головой, до поры пока не попадаться.

-- Бедные детишки, представляю каково было их родителям --. Стали приговаривать женщины за столом.

-- Где он, где он? Почему твоего спасителя нет за нашим щедрым столом.

Всех накрыло неудержимое веселье, лишь одна Беатрис горящими глазами смотрела на рассказчика и нежно прикусывала жемчужными зубами алую цветом крови губу.

Вальдемар опять поднял руку и снова воцарилась тишина в тронном зале, гости затаив дыхание стали ожидать продолжения истории о винных воришках.

-- Подожди меня здесь, и не смей вдоволь напиваться, а если пьешь, пей глотками. Я сбегаю за помощью --.

С этими словами след моего брата Имо простыл с того место. Я остался один в сыром наполненном душистым ароматом винограда подвале. В дали у самого входа горел слабый тусклый свет вольфрамовой лампы. Все ходило кругом. Порой мне казалось что я покинул этот безмятежный мир, мне уже мерещился чёрт который покачивая своей проклятой небесами мордой грозился мне пальцем нашёптывая мне на слух "воришка, попался, воришка так ему и надо", а после потряс головой, и вместо черта вновь увидел облик своего брата кто испуганно заплетающими словами произнес -- Послушай если я их разбужу, то они поймут, что мы воровали вино и нам влетит --.

-- Как будто нам уже не влетело, но что я мог ему ответить, я был чертовский пьян --.

Имо не теряя времени схватил меня обоими руками и стал что есть силы пытается вытянуть мое погрязшее тело из плена виноградного жмыха. Все его усилия оказались напрасными и в какой-то момент у него поехала нога и подскользнувшись он упал в тот же кувшин, но ему повезло больше чем мне ибо свалился он всего одной ногой. Представляете каково было мне, теперь надежды на спасения не было вовсе, ибо оба вора были пойманы оковами судьбы.

-- Будь он проклят этот подвал, не зря бабушка причитала деду, " будешь вино тайком пить, оно тебя и выпит". -- со злости приговорил мой брат. Имо через какое то время удалось выбраться из кувшина и обессиленный рухнул возле горлышка кувшина, прям на против моего лица и мы обречёнными, в угаре пьяном, в буквальном смысле слова не просохшими и утопающими глядели друг другу в глаза. Глаза моего брата покраснели от хмеля и от него уже не стоило ждать, что он спасёт меня из плена.

В зале повисла такая тишина, что можно было услышать, как бьется сердце Беатрис, а может, в предвкушении продолжения этой пьяной одиссеи. Вальдемар прикрыл глаза, словно вновь переживая тот самый момент отчаяния.

-- Время словно остановилось -- продолжил он свой рассказ -- Каждый вздох был пьяным выдохом, каждый взгляд – размытым кошмаром. Я барахтался в этом винном море, как муха в янтарном плену. Имо уставился на меня, его лицо – маска хмельного ужаса, багровое зарево винных паров отражалось в его зрачках. "Мы пропали, Вальдемар, пропали навеки!" – казалось, кричали его глаза. А я? Я лишь мог бессильно барахтаться в этой липкой пучине, чувствуя, как кувшин превращается в мою могилу.

Вдруг, сквозь пелену алкогольного дурмана, я услышал далекий собачий лай. Имо вздрогнул, словно его ударило током. – Собака -- прошептал он дрожащим голосом, – Это собака, наш Зарбазан! Он вынюхивают нас, как дичь на охоте! --. Паника охватила Имо, как ледяная волна. Брат вдруг поднялся и качаясь словно одержимый безумной идеей произнёс --Мы должны притвориться! Притвориться, что мы – часть этого виноградного месива! Мы должны спрятаться --. Я не знаю с кем он разговаривал, он всё пытался скрыть от мира факт нашего преступления и, прежде чем я успел возразить, он нырнул обратно в кувшин, укрыв себя виноградной выжимкой. В этот то момент я отрезвел, осознавая, что теперь надеется нужно только на себя иначе, мы будем первыми в истории кого на деле поглотило вино. В прямом смысле слова сгубило, убило, утопила. И в этом агонии я стал освобождается из пут и высвободив руки стал нащупывать голову Имо. Схватив его за волосы я приподнял из липкой смеси его лицо и обвязав шею веревкой как то зафиксировал на уровне своей головы. Опять в мой мысли стал врезается этот противный, ехидный голос " Воришки попались, Воришки так вам и надо". Приподняв голову я опять увидел это зловещее лицо бестии с преисподней, объятый злостью я впервые за долгое время смог вырвать из уст слова -- Пошёл вон -- прокричал я во весь голос, а он начинал меня обнюхивать будто шептал " хорош дурачится бери меня за морду я помогу тебе", а я ему опять в ответ -- Пошёл вон, убирайся, не трогай меня --. На этом месте лицо черта растворилось, а в место появилось морда Зарбазан. Собаки нашей, представляете и развернувшись вельнула хвостом и стала уноситься с подвала вон долой, а я ей в след стал кричать -- Постой, не уходи, помоги! Но будь он проклят этот чёрт, который потешался над мной, в тот зловещий вечер --.

В тронном зале вдруг всех, без исключения накрыла волна дикого хохота, про меж смех слышались слова взволнованных слушателей

-- Спасение пришло, когда обеими ногами на том свете оказался и вместо того, что бы принять помощь, послал ко все чертям Зарбазан --.

-- Надо же было плюхнуться в кувшин твоему брату, наверно он гнева дедушки боялся больше смерти --.

-- Чёрт меня возьми, уж больно всё не сходится, никто не смог бы выжить в этом кувшине --.

Теодор подняв руки вверх, после осушив чащу вина произнёс --

В кувшине старом, глиняном, большом, ребенок жил, забытый богом злым. Не плакал он, не звал он мать свою, а говорил… с собакой на краю. Собака та, с чертовским лицом, потешалась над человеческой судьбой.

В зале раздались аплодисменты

-- Твой первый куплет Теодор, в порыве страсти пришли за столом --.

-- Спасибо Теодор --. Произнёс Вальдемар, после чих слов, снова настала гробовая тишина и Вальдемар не отводя взгляда от Теодора продолжил свой рассказ.

-- В кувшине старом, глиняном, большом, ребенок жил, не забытый Богом злым.

Теодор склонив с улыбкой голову, правой рукой, ладонью дотронулся до своей груди, там где находится сердце.

-- Собака вернулась -- Прокричал Вальдемар --. Зарбазан пришел за нами и снова стал облизывать мои руки умоляя меня гадкого мальчишку схватится за его шерсть и я схватился. Зарбазан и я приложили не мало усилии, но вскоре мне удалось вылезти из кувшина, потом мы вытащили Имо, я тогда даже не мог понять дышит ли мой брат, но я знал точно, что я, мой брат и Зарбазан были все в угаре пьяном и склонившись друг над другом обессиленные у того самого горлышко кувшина, лежали без сознания, лишь петушиным криком, предвещающий рассвет, нас обнаружил дедушка. Он словно тот самый разгневанный бог, возвышался над нами, но милосердный и объятый страхом старикан. Он подхватил нас, словно кукол марионеток, и поволок к дому. Дальше, что делала с нами бабушка, что бы вернуть нас с того света, я лучше промолчу. На следующее утро, проснувшись от головной боли, словно молотом по наковальне, я увидел перед собой дедушку. В его глазах уже не было вчерашней ярости, лишь вселенская скорбь и усталость поколений. «Вино, – произнёс он, словно вынося смертный приговор, – это кровь нашей семьи, ее душа. Осквернив его, вы осквернили нас всех». Слова его были тяжелее свинца, они жгли, мою совесть, Имо, словно тень, стоял рядом, понурив голову. И прав был кто то здесь за столом? Кто сказал "Вор ходит с высоко поднятой головой, до поры пока не будет пойман".