Рейс в...

Вероятно, я проснулся, но глаз не открыл, прислушиваясь.
Было тихо. Слишком тихо.
Так тихо, как не бывает. Эта тишина давила.
Чтоб убедиться, что не сплю, я сначала приоткрыл глаза, а после распахнул.
Темнота была под стать тишине. Глаз выколи.
Подвигав головой в разные стороны, убедился в тщетности усилий. Рука не нащупала ночника или выключателя.
Некогда меня учили видеть в темноте, используя ряд приёмов. Я расслабил зрение, не стараясь концентрировать его на чём-то, но двигая глазами, за счёт чего пытаясь обнаружить хотя бы контуры или движение. Потом закрыл один глаз, помогая второму. Помигал обоими. Продолжил известные мне фокусы, но с тем же успехом.
Решил встать, вытянув вперёд руку, и обнаружил, что… не встаётся. Руки работали, а ниже я был словно парализован. Словно?
Принявшись себя ощупывать, я ничего не обнаружил. Голова, плечи… Где остальное?
Но это же невозможно…
Нет, я всё-таки сплю и сон мой – кошмарный, только и всего.
Хорошо, пусть я сплю, раз понимаю это, так почему бы не досмотреть сон до конца? А после проснуться. Что ещё можно сделать в этом сне? Я понял, что если и лежу, то голова ни на что не опирается. Никакой подушки.
Тогда я предположил, что сижу. Или вишу в воздухе? Сон про невесомость!
Мне даже полегчало.
Но тут моё зрение обнаружило бело-голубоватое свечение, что ли, очень слабое. Нет, скорее, сияние, исходящее непонятно откуда, но позволяющее, приспособив зрение, что-то разглядеть вокруг. Первым, что меня заинтересовало, что я из себя представляю в этом сне?
Я оглядел себя, насколько возможно. Потом рассмотрел то, что удалось, вокруг. И чуть не присвистнул.
Я был целый, но сидел на сидении, похоже, прикреплённом к полу. Через разные промежутки в этом помещении хватало подобных сидений. Они были заняты людьми. Я на спектакле?
Сцены впереди не было.
И тут я почувствовал на себе взгляд.
Привыкшие к уже неполной темноте глаза позволили установить, что на меня воззрился странный тип впереди, сидевший через проход Лицо его наискосок бороздил шрам, рассекая один глаз, нос, губу и челюсть. Довольно жуткое зрелище, и я бы испугался, если б ни повидал и не такое. Он смотрел в упор. Нас разделяло несколько метров. Увидев, что я тоже гляжу на него, он усмехнулся щербатым ртом, с выбитыми у шрама зубами, и, не сводя с меня глаз, отвернул правой рукой полу плаща, показав мне рукоятку ножа, весьма внушительного. Значит, левша, отметил я машинально и тем же движением, только левой рукой, отвёл полу пиджака, показав пистолет за поясом.
Он усмехнулся ещё страшнее и положил левую руку на рукоять, а я свою правую на рукоятку глока, у которого нет предохранителя, поэтому время на снятие его не теряется. Но если он хорошо метал нож, то я мог и не успеть, учитывая расстояние между нами. Правда, меченый сидел ко мне в пол оборота, что не помогало ему, а я к нему лицом.   
Какое-то время мы смотрели друг на друга, не отрывая взгляда от руки на рукояти, чтоб не упустить её движение.
Потом, краем глаза, я уловил, как он поднял свою правую, показывая пальцем в сторону. Отвлекает внимание? Я на это не поведусь. И усмехнулся.
Он покачал головой, угадав мою мысль. Убрал левую с рукоятки ножа, глядя на меня. Чуть поколебавшись, я тоже убрал свою правую с пистолета.
«Меченый» повторил движение пальцем в сторону, не сводя с меня глаз, поэтому я бросил только короткий взгляд туда, куда он указывал. И застыл. Там лежали… на сиденьях и на полу… люди в военной форме, а точнее, то, что ими прежде было. Я бы решил, что они пьяны и потому валяются, но у одного голова в каске лежала отдельно, у другого не было ноги и обрубок руки… у третьего… собственно, присутствовало только туловище и то не всё.
Я посмотрел на Меченого и ткнул пальцем сначала в трупы, а потом в него, спрашивая: «Твоя работа?» Он отрицательно покачал головой и указал вверх.  «Бомбардировка или артобстрел», - понял я. И снова взглянул на то, что было солдатами. Наша на них форма или нет – было неясно.
Тут я заметил, что на меня глядит и сосед меченого, которому тот показывает на меня. Они заодно? Моя рука снова потянулась к глоку. Меченый, как бы протестуя, поднял ладонь и покачал головой, указав на соседа.
Я вгляделся и попытался вспомнить: где ж того видел? Память на лица, итак неплохую, я тоже тренировал. Если уж быть профессионалом, то без слабых мест. В том числе, без семьи. Тогда у тебя не возьмут заложников. Да и сам заложником семьи не станешь.
Вот кто это… Мне нужен был он, и чтоб до него добраться, пришлось украсть его жену. Его я после убил. Но сначала у него на глазах жену. Никакой мести или садизма. Просто как свидетель она мне точно была не нужна.
Но откуда тогда этот тип здесь?
Он смотрел на меня неотрывно. Ничего, ты тоже был не без греха, за что и поплатился.
Убить его во второй раз? Пусть только дёрнется…
Не теряя его и меченого из поля зрения, незаметно оглядываю прочих, кого удаётся разглядеть. Лица, прямо скажем, не слишком симпатичные. Но темнота не даёт их опознать.
Убитый мной поворачивается спиной, меченый тоже. Не слишком-то вежливо. Но тратить за это патроны…
Лучше попытаться понять: где я? Раз это не театр, то что ж там впереди, где кончаются сиденья? На вагон не похоже, а вот на автобус… Но тогда справа должно быть окно. Может, оно там и есть, не дотянуться, а встать никак – неведомая сила вдавливает в сиденье, и чем сильнее сопротивляешься, тем больше она растёт. Если там всё же окно, то за ним та же тьма непроглядная. Но главное, не ощущается движение. Оно ещё не началось? Хотя тот, кто ездил со своим водителем, знает: как плавно ведёт такой шофёр, заведомо снижая скорость и перед жёлтым светом. Закрой глаза и решишь, что стоим.
Но если едем, то куда?
И, будто услышав эту мою мысль, меченый оборачивается и, страшно скалясь, глядит на меня. Почему-то я решаю с помощью знаков – тут ни один звук не нарушает тишины и говорить не получается – показываю жестом: «Едем вперёд?» Вдруг знает больше.
Меченый отрицательно качает головой.
- Стоим? – показываю я.
 Он опять не соглашается.
Тогда я, усмехаясь, шучу, показывая наверх:
- Туда?
Очередное «нет» от меченого, ещё более жуткий оскал и жест, не оставляющий вопросов: куда едем: вниз!
Я соображаю. Тогда это своего рода грузовой лифт… и движется столь медленно, что это не ощущается. Не спешат, однако.
И тут меня посещает догадка… Я поднимаю взгляд на меченого, видимо, ждущего моей реакции. Так это – не сон… Меченый, словно понимая то, что до меня дошло, не просто скалится, а беззвучно хохочет. Видать, прочёл по выражению моего лица.
Сволочь! Ему смешно. Зная, почему мы здесь и куда нас везут.
Уже ни на что не обращая внимание, я выхватываю пистолет и стреляю, стреляю в его гримасу…