Париж без гида 2017. Музей Родена

                Музей Родена и не только

   Сегодня суббота, и для нас первый полноценный день в Париже. На улице пасмурно, но дождя пока нет. Из нашего окна виден небольшой угол кафе, что при отеле. Завтрак уже начался и туристы кто парами, кто поодиночке усаживаются за столики, нам тоже нужно спешить. Сегодня мы должны выполнить первый пункт нашей программы ; посещение музея Родена. Пока я готовлю бутерброды, Игорь отправляется в кафе за кипятком и заодно попытается открыть там банку со сгущённым молоком. Не успела я домазать хлеб куриным паштетом, он вернулся: в руках всё та же закрытая банка:
; Представляешь, какая штука, у них давно уже не выпускают молоко в металлических банках, а те консервы, что в такой упаковке, снабжены ключами. И ведь никто не предупредил ; (а что, должны были, кто и когда?) супруг обычно в таких случаях ищет виновных.
; Ладно, попытаюсь просто пробить дырки ножом, бурчит он.
Посыпаю бутерброды зелёным лучком и сверху кладу дольки помидоров.
Игорь, ковыряя банку ножом:
 ; Пока я выяснял про «открывалку», разглядел, что такое континентальный завтрак; ничего особенного: кусочек омлета, хлопья овсяные и кукурузные с молоком, круассаны с шоколадной пастой, чай и кофе. А помнишь в каталонских отелях ; ух! Какие же обильные были завтраки!
; Как не помнить, помню! А ещё французскую семью за соседним с нами столиком, они брали ровно то, что ты сейчас перечислил; и ничего больше, разносолы их не интересовали.
Мы по быстрому разделались с бутербродами, и выпили по две чашки кофе с молоком (Игорь всё же пробил банку), закусили всё французским шоколадным печеньем.
   Ничего с погодой не случилось за время нашего завтрака, всё так же пасмурно. Выйдя из отеля, супруг командует:
; По Клиши налево, в газетном киоске покупаем талоны на метро, и под землю: тринадцатой линией до станции Варенн, а там пройдём совсем немного, и мы на месте.
Как, часто у нас бывает, всё оказалось совсем не просто; в киосках талонов на метро не было; ближайшая станция работала только на «вход-выход», без касс. Потопали дальше, то есть вниз, по бульвару Клиши. На высоком постаменте «зеленеет» фигура какого-то бравого генерала, окружённого солдатами, но сейчас нам не до него. Почти сразу за памятником спуск ещё в одну станцию метро. А вот и окошечко кассы, с улыбающимся, во весь белозубый рот афро-французским кассиром.
 – Твенти тикетс (двадцать билетов), ; уверенно произносит Игорь.
Вполне себе доброжелательный кассир отсчитывает нам талончики, и супруг протягивает ему банкноту в двадцать евро. Кассир недоверчиво рассматривает её на свет, поворачивая её так и этак. Игорь громко шепчет:
 ; Она испанская, возможно, он такую никогда не видел. Только он должен её принять, ведь у них Евросоюз (общая валюта).
   Наконец, до кассира что-то дошло, он опять «надел» свою белозубо - доброжелательную улыбку и протянул Игорю сдачу.
Пока супруг пересчитывал талоны, я демонстративно на виду у афро-француза делаю со сдачей ровно то, что и он с нашей банкнотой. Рассматриваю деньги на свет, а монеты пробую на зуб. Парень понимающе радостно смеётся (ах, как жаль, что лишь по прошествии двух дней нам станет ясно чему он так белозубо радовался).
   Длинный асфальтированный коридор, и вот мы под не высоким (в сравнении с Московским) сводом станции метро. В вагоне много народу, с трудом узрела одно откидывающееся сиденье рядом с чернокожей афро-француженкой. Дама очень больших размеров, её бёдра не умещаются на небольшом сиденье. Незаметно пытаюсь рассматривать публику: белые француженки очень худосочны, с характерными носами, похожими на перевёрнутую большую запятую. Одежда не броская, но стильная, и обязательный шарф на шее, и непокрытая голова. Отдельно скажу про обувь: и на женщинах и на мужчинах она добротная, явно кожаная, прямо зависть берёт, у нас такую не укупишь.
Французские мужчины, и молодые и пожилые, очень симпатичные, чего не скажешь о дамах. У многих, уже седых, мужских «экземпляров» волосы на затылке стянуты в пучок. Да, и вот ещё что: я заметила: здесь нет разновозрастных пар, ; то есть, рядом с молодым человеком, как правило, молодая женщина (девушка). Если супруга седовласая, то и супруг ей под стать. Женщины не стыдятся седины и не красят волосы, как наши: в оранжевый цвет (хной), либо жутко черный с проглядывающими на проборе седыми корнями.
   Как-то быстро доехали до станции Варенн, – всего четыре перегона. В отличие от Москвы расстояния совсем небольшие, не знаю, как будет дальше, возможно, это только в центральных районах.
Седьмой округ ; это самый-самый центр, тут тебе и Эйфелева башня, и Дом Инвалидов, и мост Александра Третьего, и гробница Наполеона, и музей Родена и ещё много всяких исторических достопримечательностей. Выходим и, не «мудрствуя лукаво», идём вслед за небольшой группой людей.
   Справа блестят на солнце (а к тому времени распогодилось) купола Дома Инвалидов. Игорь упорно пытается всё заснять на телефон вопреки моим уверениям, что всё это есть с разных ракурсов в интернете. Так мы «проскочили» вход в музей, вернулись немного назад и на углу правительственной улицы Варенн ; арка входа. Платим по десять евро за просмотр всей экспозиции, и вперёд: «…в сад, все в сад!».
   Публики совсем не много, и первая скульптура, которая встречает нас, знаменитый «Мыслитель». Высокий постамент, то ли из чёрного мрамора, а «скорее всего», из пластика (как-никак, двадцать первый век) такого цвета и фигура на нём. Прямо и не догадываюсь, почему выбор пал на чёрный цвет… Возможно Роден начал ваять своего Мыслителя – Поэта после прочтения «Божественной комедии» Данте. И, кажется, ассоциативно начинаю понимать ход мыслей копиистов (точно не помню цвета оригинала), ; такое мог сочинить – изваять только человек с «чёрными мыслями».
Месьё Роден оказался не только гениальным скульптором, но и, как бы сейчас сказали, неплохим менеджером. Совсем небольшая оригинальная скульптура (меньше метра высотой), оказалась настолько популярна, что сам мастер изготовил не менее семидесяти копий. Краем уха услышала, как рядом дамочка по-украински говорит:
; Оригинал давно убрали внутрь музея. Вроде мрамор начал трескаться (ось колы вин начав лопатысь ёго и сховалы...). Ждём, когда публика, облепившая монумент схлынула, и запечатлели себя – любимых, рядом с задумавшимся гигантом (по мне… не похож он на Поэта, скорее, на атлета). Игорь тут же сочиняет экспромт:
                Если локоть упёрся в колено,
                Если врос подбородок в кулак,
                Ты – Мыслитель! Сие несомненно,
                Но зачем ты разделся, Д...к?
   Сегодня в парке нет экскурсий – личные гиды сами европейцы, азиаты, американцы. Кто – парами, кто по трое, бродят по аллейкам. Это ли не знак популярности Родена: народы хорошо знают творчество великого француза.
   Ого, Игорь уже перешёл на другую аллею:
; Иди скорее сюда (машет мне рукой), помнишь вчера проезжали мимо скульптуры Бальзака? Представляешь, оригинал стоит здесь, а там ко-пи-я!
Зелёная лужайка, громоздкая фигура в халате, да это он, «препаратор» своей эпохи, автор «Человеческой комедии». Ужель во всех жизненных перипетиях (и своих в том числе) он видел лишь комизм, странно… а, впрочем, возможно именно это помогало Оноре в жизни.
   Помню, как школьницей на исходе Хрущёвской оттепели, устав от пропагандистской советской литературы, жадно читала всё заграничное.
Так получилось, что первым собранием сочинений стал многотомник Бальзака. Правда, сейчас в памяти всплывают только: «Отец Горио», «Шагреневая кожа», «Евгения Гранде», да ещё нарицательная фамилия Растиньяк. Пришлось по душе и то, что писатель не раз бывал в нашей стране. Великий был человек, человек-гора! Таким его и изобразил Роден. Я преклоняю колени перед монументальной громадой, и Игорь фотографирует меня. А парижанам в то далёкое время, статуя не понравилась, и они не пожелали видеть её на улицах Парижа. Но пришло время «собирать камни», и стоит теперь месье Оноре в самом центре Парижа. Но до чего практичные, эти французы – на бульваре копия. Оригинал? – Пожалуйте в сад.
А у нас в России – мороз, дождь, снег – мокнут, замерзают шедевры на улицах городов. Да, возьмите к примеру наш Саратов: «бедного» писателя-демократа, которого мучил вопрос – «Что делать?»
Памятник и бюст Николая Гавриловича не успевают реставрировать «триськается - лопаесь».
   Солнышко греет, травка зеленеет, ; хорошо! Мы присаживаемся на скамью прямо напротив писателя, над нами голубое безоблачное небо! Отдохнув, идём дальше, дорожки разделяют аккуратно подстриженные кустарники. Вышли к небольшому пруду, в самом центре которого скульптурная композиция, ; обнажённый мужчина, склонившийся над распростёртыми детьми. Вокруг вода – пространство замкнуто, безвыходность, обречённость – ощущение жутковатое. Интересно, все ли туристы, фотографирующиеся на фоне пруда, понимают Роденовский замысел?.. Упавшие желтые листья плавают в мутной воде.
– Спасатель что ли?! ; вопрошает Игорь.
– Сам ты ; спасатель, готовиться надо к посещению музея, ; совсем даже не осуждающе, а грустно, говорю я. Это версия Родена Дантовского Ада. Что-то вроде царя Кроноса, пожирающего своих детей. Правда, историки, покопавшись, вроде как обнаружили, что версия этого события в интерпретации Поэта, как бы это помягче сказать… безосновательна (ну не пожирал он своих детей…). Только было сие обнаружено много позже Данте и Родена. Так что нам осталась эта «аллегорическая жуть».
   У нас есть указатель по музею (купили на входе). Игорь, сверяясь с ним и ещё толстым справочником-путеводителем, растолковывает мне некоторые «непонятки».
– Видишь: это ангел с тремя тенями! Да, но почему – чёрного цвета?
; Может, он ангел, который демон, – высказываю я предположение.
; Не выдумывай, таких не бывает. Ангелы они белые и с крыльями.
   Кроны высоких деревьев шатром прикрывают аллею с многочисленными копиями Роденовских шедевров. Да, месье Роден был тот ещё оригинал, ; мы у надгробного памятника великому старику Гюго. Скульптор взял и изваял сего старца в гипсе (резцом по мрамору исполнили его помощники). Над головой Гюго возлежит голая женщина, проще говоря, баба. Ну, что с них взять – французы! Читаю дальше: на кладбище (кажется, Пер-Лашез) при установке памятника, даму убрали, (возможно, от греха подальше). Хотя и не знаю, в каких координатах у французов располагается понятие ; грех.
   Мы не заметили, как начал накрапывать дождь. Дорожки усыпаны мелким белым щебнем, впитывающим влагу, и луж нет. Очень, очень уютный садик. По узенькой, заросшей плюшем тропинке выходим к небольшому холмику, а на нём скульптура мальчика с дудочкой. Игорь заглядывает в справочник:
 ; Нет, про мальчика ничего нет.
– Так, возникает вопрос – был ли мальчик (то есть, кто автор?) ; невесело шучу я. Возможно, это скульптура работы Клодель – ученицы-любовницы месьё Родена. Он же сам распорядился часть её работ установить в своём музее.
И мысленно: ну, не понимаю я этих мужиков, довёл бедную женщину до «сумасшедшего дома», а потом, на тебе, – своеобразная «подачка-отметина» в память истории… А впрочем, многие ли мужчины-гении хотя бы просто удостаивали упоминанием своих женщин…
   Наша экскурсия по саду-музею заканчивается у семиметровых чугунных врат ада. На самом деле они должны были быть на входе (не помню точно, то ли музея, то ли собора). Да только французов, как и в случае с Бальзаком, что-то не устроило. И тогда прозорливый Роден, нет, не разрушил уже законченные «врата» – сохранил для своей музейной экспозиции. Прозорлив до чёртиков, дескать, настанет время «собирать камни»… не чета нашему Гоголю, спалившему второй том Мёртвых душ.
   И ведь угадал! Долго «вратам» быть в «запасниках» не пришлось ; большинство скульптур, ещё до полного завершения грандиозного Проекта-замысла (иллюстрации Дантова ада); зажили своей жизнью: и «Мыслитель», и «Ангел» с тремя тенями, и «Жители Кале».
   Мы завершаем самостоятельную экскурсии именно скульптурными жителями Кале. Они вылеплены в нормальный человеческий рост. Встаём рядом и фотографируемся (будто и мы тоже прикатили из Кале). Игорь почему-то уверен, что один из них – тот, что с ключами, никто иной, как апостол Пётр. Кто знает, может, оно и так. Не стану раскрывать чего хотят эти самые жители – всё есть в интернете, читайте.
   Мы идём на выход, вернее, на вход в здание Музея. В залах выставлены работы самого месье Родена, а также его музы-ученицы Клодель, и ещё большая фото-экспозиция из жизни Мастера.
   Да, мощный мужик был Роден, ; громадные руки, крутой лоб и
борода лопатой. По мне, так он скорее похож на российского купца, чем на скульптора. Конечно, первым делом ищем знаменитую «Вечную весну» и «Поцелуй». Их найти несложно, возле всегда толпятся люди и, если первая выполнена из нежно-белого мрамора, то «Поцелуй», стоящий в отдельном закутке и явно увеличенный в размере, выполнен из материала жутко чёрного цвета. Присаживаемся рядом с целующимися и фотографируемся на память. Кстати, обе эти скульптуры тоже не что иное, как фрагменты «Врат»!
   Более двух часов провели мы в музее и ни разу не пожалели, что выбрали именно его первым для посещения в Париже.
   Выходим на тихую, пустынную улицу Варенн, супруг вдохновенно:
; Давай, сфотографируй меня в этом историческом месте. Нет-нет не так, подожди, сейчас я встану красиво.
Пока он принимает позу соответствующую моменту, сзади останавливается «чёрный» рокер. Чёрный в буквальном смысле: черный мотоцикл, черный шлем и черная экипировка. Он шутливо поднял два пальца над головой Игоря, очень смешная поза была у мужа. Не знаю, что подразумевалось – либо «Вива» в смысле победа, либо «Рога», в смысле рога.
Улыбаюсь и одобрительно киваю головой. Супруг почувствовав подвох, обернулся – парень быстро убрал руку, мотоцикл рванул с места.
– Мерси! ; благодарю добровольного статиста! Вот такая классная получилась фотография у «врат» (входа). Мистика – «Чёрный Ангел», чёрный «Поцелуй», взявшийся ниоткуда чёрный рокер.
   Солнце, на небе мелкие полоски перистых облаков ; дождя как не бывало, и мы отправляемся в Дом Инвалидов, это совсем рядом, за невысокой кирпичной стеной по периметру. На входе в полной амуниции и с автоматами наперевес стоят два симпатичных французика, совсем не гренадерских размеров. И тут вспомнился наш попутчик, солдатик-дембель, вот он тоже был таких же габаритов. Мельчает порода, однако. Я, конечно, сразу за фотоаппарат: ; Плиз, фото.
– Но, но, фото, ; в ответ, и показывают, как нам пройти на территорию Дома Инвалидов, музея Армии и ещё всяких достопримечательностей. Посещение одного Музея в день нам кажется вполне достаточным, и потому мы просто фотографируемся на фоне музея Армии, и уличного кафе с неприхотливым солдатским меню – «всего-навсего» за семнадцать евро (неплохо кормят здесь солдат). За столиками никого, рядом с карточкой меню на стойке раздачи лежат картонные выкройки шапок наполеоновской армии. Прихватив пару штук, отправляемся «фоткаться» на ступени перед входом в «Дом», где по одним сведениям и покоится прах великого Императора, по другим источникам – на самом деле в гробу ничего нет, да и не было….
; Знаешь, даже если там что-то и «лежало», для меня за гранью понимание тех, кто стремится прикоснуться пусть и к стеклянному саркофагу с мощами, то есть мёртвой плоти. Зачем? Давай лучше сфоткаемся в этих бутафорских киверах в ознаменовании русского мирного «тур-нашествия» в Париж. А ведь прошло – 200 с лишком лет от начала того, рокового для Наполеона похода!
   Пытаемся сделать «сэлфи» – сильный порыв ветра, кивера катятся по дорожке. Проходящая мимо девушка: ; Вы из России?
; Да! ; в один голос радостно отвечаем мы (дурацкая привычка радоваться любому, кто идентифицирует нас), однажды так может случиться, что в ответ мы услышим: ну и тьфу на вас… такой вариант вполне возможен, после 2014 года. Но девушка настроена доброжелательно: фотографирует нас на ступенях Дома Инвалидов, а затем у «пирамиды» кипариса. В «ответочку» благодарно интересуемся:
 ; А сами вы откуда? – Румыния! – О, Румыния – Бухарест.
Она приветливо улыбается. Всё-таки общее советское прошлое даёт о себе знать.
   Опять налетел холодный ветер и унёс «наполеонки», Игорь побежал догонять их. В это время с неба упали крупные капли дождя. Над нами синь-синева, и только совсем небольшая серая тучка, обронила на нас своё «богатство». Дождь «сквозь сито» ; так это называется. По дорожке, усыпанной белым мелким щебнем, идём в сквер. В самой его середине большая клумба с цветами, лавочки, и ни души. Солнце снова ласково греет и я, словно кошка, греюсь под его лучами.
   Игорь отправился осматривать каштановую аллею:
 ; Иди скорее сюда, это же Луи Пастер, тот самый, что придумал вакцинацию и пастеризацию.
; И что теперь, – лениво отвечаю ему, – да здесь почти на каждой улице кому-то памятник стоит. Раз поставили, пускай себе стоит, ; бормочу я. Последние яркие цветы радуют глаз, тут тебе и ярко-жёлтые ноготки, и оранжевые бархотки, и разноцветные дальневосточные ромашки. Красота! Опять налетела тучка, и снова закапало, мы идём мимо абсолютно «позеленевшего» Пастера, завёрнутого в плащ (ни дождь, ни снег ему не страшны). Где-то за нашими спинами остался институт его имени – возможно, именно там сейчас учёные создают новую вакцину против очередной «заразы».
 ; Итак, куда наш дальше путь лежит?
У нас разделение: я разрабатывала генеральный план «покорения» Парижа. Игорь Иванович занимался детальной его реализацией, то есть, прокладкой маршрута.
– Вперёд, на Марсово поле!  ; командует супруг.
; Так, кажется, вы почувствовали себя Наполеоном! Или это всё по плану?
; Не переживай, тут совсем недалеко, видишь то монументальное здание – это генеральный штаб, и он как раз на Марсовом поле.
   Весь квартал ; это сплошные исторические здания, знакомые нам из книг и телепередач, идентифицировать увиденное нам помогает Путеводитель – «Париж», серии «Rough Guides». Ну, очень подробная книга, авторы: Рут Блекмор, Джеймс Макконахи и Роджер Норум. А купили мы её в Саратове и довольно тщательно изучили.
   Марсово поле ; дождя как не бывало, высокое голубое небо. Дует довольно прохладный ветер (а на что жаловаться – осень на «дворе»). Ветер поднимает и закручивает белую пыль, а потом бросает её нам в лицо – идёт реконструкция. Ах, как же мы правильно придумали не бегать по всем знаменитым музеям, а основательно посетить всего пару-тройку, а оставшееся время побродить по площадям и улочкам города-музея.
   Выходим на поле-площадь как раз у монумента какому-то «вояке» на коне. По правую сторону от нас, словно кол из людского муравейника, торчит знаменитое сооружение Эйфеля. Публика спиралью закручивается вокруг башни и тоненьким ручейком устремляется наверх на смотровые площадки.
; Ты не хочешь взглянуть, чей это монумент? ; Игорю, как и любому мужчине, интересно: что за доблестный воин восседает на коне.
; Иди один, а я лучше полюбуюсь на башню.
   Только он ушёл, как меня атаковали африканские торговцы со связками сувениров в форме Эйфелевой башни.
; Кыш, кыш, назолы-надоеды! ; говорю я им, присаживаясь на лавочку. Вернувшийся супруг плюхается рядом, торговцев, как ветром сдуло.
; Ты даже не представляешь, как этот усатый генерал похож на нашего Сталина – ну, просто один в один. Я грехом подумал, что это он.
Но нет, это генерал то ли Жоффр, то ли Жоффрей. Ладно, пойдём поближе к башне. Не знаю, как ты, а мне, кажется, продуло ухо. Он натягивает абсолютно нелепую шапочку, что купил, когда ездил в горы.
 ; А тебе ничего не напоминает фамилия Жоффрей, что-то очень знакомое? ; задаю вопрос в пространство, Игорь уже бегает вокруг пытаясь сделать наше «селфи» на фоне башни.
; Опа, ; кажется, вспомнила. Помнишь, когда мы были молодыми, у нас шёл очень популярный французский фильм «Анжелика и король». Так вот, именно в этом фильме был хромой герой по фамилии Жоффрей, а играл его знаменитый Робер Оссейн.
; Ну-ну, придумаешь тоже, ; «колченогий» генерал на коне! Сама подумай, как боевой генерал на него взобрался, а?
   Подходим к плотной толпе, окружившей башню – это всё люди, которые хотят подняться наверх. Мы дружно, не сговариваясь, отказываемся от этой авантюры (не меньше час в очереди, потом по продуваемой ветром лестнице наверх), сегодня «это» не для нас. У Игоря веская причина – проблемы с ухом, а я – я пытаюсь вспомнить: откуда мне известна фамилия Жоффрей. Фу, наконец, вспоминаю, буквально перед поездкой в Париж, прочитала книгу воспоминаний премьера и министра финансов дореволюционной России Коковцева (иммигрировавшего во Францию). Вот у него и был рассказ о наших союзниках в первой Мировой войне, а были это ; французы. Столыпин уже убит (он, кстати, не очень жаловал Коковцева, по его же мнению). Наш доблестный министр подружился с генералом по фамилии Жоффрей и даже вёл переговоры с ним, яко с представителем союзной Франции. Гордо делюсь с супругом своими познаниями нашей истории! Но его больше занимает внешнее сходство двух усачей.
; Нет, как же француз похож на Сталина!
 – Ага, сухорукий Сталин на лошади… это как? ; «подкалываю» Игоря.
   Рядом с Башней есть небольшой скверик, где можно отдохнуть, не упуская её из внимания. Зелёная лужайка со всех сторон окружена подстриженным кустарником, здесь тихо, и почти нет ветра. Мы оглядываемся в поисках скамейки, где бы можно было присесть (в принципе приземлиться можно прямо на лужайке).
– Смотри, вот она раскрепощённая французская молодёжь, у них всё просто! Они «не заморачиваются» этикетом: одни лежат, страстно обнявшись, рядом двое других трапезничают.
– А дальше, смотри, смотри, наши родные берёзки, пойдём туда.
Мы не обратили внимания, что местечко уже занято: юноша и девушка, между ними шампанское. Парочка целуется, не забывая прикладываться к бутылке, а возможно, именно поэтому. И совсем в кустах на пледе, подложив под голову рюкзачок, сладко спит симпатичная девушка. Короче, вся поляна оккупирована молодыми.
– Нет уж, лично я пас (то есть, вариант с лужайкой отпадает), – заявляет Игорь, ; и вообще, недавно прошёл дождь – трава наверняка влажная.
Пойдём, поищем другое место.
   Мы заходим за кустарниковую изгородь и, пожалуйста вам, ; уютный уголок с лавочками. Отличный вид на Башню, наслаждаемся погодой, природой и Парижем. Непривычно много зелени, с каштанов ещё не облетела листва, кустарник даже кое-где цветёт. Тут с соседней лавочки поднимается молодая стройная женщина, спутник пытается удержать её. Но куда там, она наклоняется в кусты и… в руке у неё оказывается «приличный» такой булыжник. Мы «ошарашено» наблюдаем за происходящим – «оно», конечно, можно встать и уйти, но уж очень хорошо сидим! Дама, крадущимся шагом проходит мимо нас. Останавливается, размахивается и… следим за траекторией броска: «каменюка» летит в направлении урны, в форме вращающегося ведёрка. А там… там на задних лапках стоит длиннохвостый крысёнок, пытаясь перевернуть ведёрко и достать из него что-то съестное. Мгновение и лысый хвост мелькает в кустах, камень ударяется о металл ; бамс!
- Эх, - женщина разочарованно вздыхает, отряхивая руки.
; Ух, ; говорю я Игорю, ; ещё чуть-чуть и на наших глазах произошло бы кровопролитие, давай уйдём отсюда скорее.
 ; А фото, сфотографируй меня, ; супруг встаёт на небольшой постамент, оставшийся видно от какого-то памятника. Ну, что с этими мужчинами поделать, почти в каждом из них живёт маленький такой «наполеончик».
   Выходим в проём между кустами и попадаем на сбор урожая. Высокое раскидистое дерево с мелкими красными плодами, похожими на наш боярышник. Арабская семья: мама, папа и маленькая дочка, обрывают ягоды. Интересуюсь: ; Плиз, джем?
– Джем, джем,; радостно кивает арабка, и протягивает мне ягоду, предварительно показав, как это нужно есть. Пробую, Игорь выжидающе смотрит на меня.
; Не кисло, не сладко, так себе, – выплёвываю небольшую косточку. Супруг тоже кладёт ягоду в рот:
 ; Умеет же приспосабливаться народ, ну нигде не пропадёт. В самом центре Парижа, умудряется собирать урожай плодов. И ведь, посмотри, набрали целых два пакета.
; Так, Игорь Иванович, кажется, вы голодны?
; А ты разве нет? Уехали утром, а сейчас уже почти шесть часов вечера.
   Огибаем Башню уже с другой стороны и, поплутав минут сорок, выходим на наземную станцию метро. На сегодня всё ; первый пункт программы выполнен и даже перевыполнен. И как говорится: усталые, но довольные («прихватив» в ближайшем супермаркете бутылочку сухого вина), они, то есть мы, вернулись в отель (домой).
   Ужинаем салатом из овощей, картофельным пюре, приправленным цыплёнком в собственном соку. Пьём прекрасное французское вино, Игорь, конечно, провозглашает тост: ; За удачное начало!
   Не знаю, как у других наций, а у нас всегда найдётся «весомый» повод, чтобы выпить (на крайний случай – «За мир и дружбу»). А потом, то есть, после ужина, мы сегодня больше никуда не идём. Хватит, нагулялись, и пусть для кого-то варится ароматный кофе и призывно машет своими крыльями «Красная мельница», мы отдыхаем. Игорь с помощью карты (нам её выдали на ресепшене) и путеводителя прокладывает наш завтрашний маршрут, а я читаю книжку. Окно открыто, отдёрнуты обе шторы, и свежий осенний воздух наполняет нашу комнату.