Пушкин, Цветаева, Декарт

В своё время Декарт открыл для себя четыре успешных правила познания. Эти правила остаются верными и сейчас.
Первое из них требует: «Не принимать на веру мнения, которые прокрались в убеждения минуя разум». Правило не имеет исключений.
Это очень сильное требование. Из него, в частности вытекает, что даже для такого неоспоримого утверждения, как например: «Пушкин - великий писатель», необходимо представить ясные и убедительные основания, как если бы о Пушкине ничего не было бы известно кроме его работ.
Если при чтении его книг такое убеждение возникнет, то появляются и основания, появляются объяснения, находится причина. Возможно будет найден метод Пушкина, правила, позволившие ему так увидеть и передать мир. В этом случае это уже будет лично открытый Пушкин, которого не надо будет ни с кем делить.
Если же подходить к таланту как к Божеству - значит изначально отказаться от возможности его познания. Отказаться от мысли постичь его метод, от попыток понять природу его творческих открытий, от надежды найти их земную опору.
Если ответ достаточно прозрачен и очевиден, то не потребуется значительных усилий. Метод Декарта не запрещает использовать в качестве одного из доказательств следующий приём. Если найдётся уже признанный другими мастер, которого удалось постичь и лично, то мнению этого мастера можно довериться.

У нас есть эссе Марины Цветаевой "Мой Пушкин". Так она назвала свой путь к Пушкину.
…
Белый снег, чёрные прутья, чёрные люди, чёрное дело.
"Потом я узнала, что Пушкин — поэт, а Дантес — француз".
 
Всё, одна эта фраза уже вызывает доверие к автору. Её нелогичность правдива. За лёгкой внешней иронией серьёзное содержание. Для поэта его национальность не самое главное, важно, что он поэт. Но, если тебя полностью определяет принадлежность к той или иной национальности, то ты лишь один из них. Между двумя этими людьми пропасть. Далее подтверждение этому: "Было двое: любой и один". !

"Жизнь спустя горячо приветствую..." - следующая находка Цветаевой. Пока в невольном, не планировавшимся заранее сравнении Пушкина и Цветаевой побеждает не Пушкин.
"...  еле грамотной мне".
"... я поделила мир на поэта — и всех и выбрала — поэта".

Пока другой поэт, которым явно восхищаются, остаётся в тени. !?

"... отлично готовили ребенка к предназначенному ему страшному веку".
"всеми российскими снегами нагруженные и осиленные африканские плечи".

Уже перестаёшь ждать появления самого Пушкина, уже захвачен другим поэтом, который явно ощущается по поэтическим образам и в прозе.
"... навсегда выбрала ... черную думу, черную долю, черную жизнь".

У Николая I тоже был свой Пушкин, но совершенно другой: "Ты теперь не прежний Пушкин, ты — мой Пушкин". Неожиданно раскрывается подлог Державина. Невероятно, он правил Пушкина - его оду «Памятник», стерев суть, в которой был ответ Пушкина на приведённое утверждение Николая I. Правка Державина не сразу, но стёрлась с постамента проявив подлинные слова стоящего на нём: "... Что в мой жестокой век восславил я Свободу". Пушкин остался верен себе:

Совсем юная Цветаева раскрывает книги Пушкина, одну за другой. Считывает образы и воспринимает их как реальные. Как Пушкин создаёт правдивые образы не проясняется, но они ясно осознаются чувствами, этой странной логикой чувств. Причина может быть одна - чувства передаются Пушкиным точно, как будто они сейчас и возникают в присутствии читателя.

Цветаева: «Историческому Пушкину своего младенчества я обязана незабвенными видениями».
При взрослении восприятие меняется: «Хрестоматию я не любила, это был другой Пушкин, в нем и Цыганы были другие».
«
Сейчас же скажу: «Зима, крестьянин торжествуя» были–идиллия, то есть та самая счастливая любовь, ни смысла, ни цели, ни наполнения которой я так никогда и не поняла.
Пушкин любил прием вопроса: «Отчего пальба и клики? Всё стихотворение обращает в промежуток, приковывая наше внимание к конечной внешней цели, которой у стихов быть не должно.
Злой мальчик и собака – действие этим соседством предуказано.
»
Были и любимые произведения.
"Бесы". Здесь Пушкин управляет напряжённостью сюжета и оставляет самого читателя во власти бесов, что вызывает в Цветаевой правдивый страх очевидца*: 
…
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне...

"К морю". Здесь Цветаева приводит полную цитату элегии, в которой заключён самый сильный образ:
…
Одна скала, гробница славы…
Там погружались в хладный сон
Воспоминанья величавы:
Там угасал Наполеон
…

Здесь же и философская глубина:
…
Судьба людей повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран.

Здесь уже проявляются и глубина, и подлинное мастерство Пушкина.
Но у моря Пушкина уже нет, лишь отзвук его слов: «Прощай же, море!»

Самого Пушкина всё нет. Начинаешь сомневаться, появится ли он до внезапного конца этой правдивой истории.

Так где же Пушкин?
Почему же задерживается Пушкин?
Ах да, его же убили. Вчера.

*
Трижды проносятся тучи над заплутавшими седоками, трижды повторяется действо.
1. Призрачный свет луны и летучий снег смешивают землю и небо в призрачную неземную полутьму.
2. Появление бесов предсказывает опыт ямщика, затем их чувствует лошадь.
Бес то принимает вид странного верстового столба, то сверкает в полумраке короткими вспышками глаз...
Затем тишина. Лошадь в предчувствии беды останавливается.
Будет передышка. Колокольчики - маленькие колокола попытаются отпугнуть бесов, но бесы сильнее.
3. Над призрачными белеющими равнинами собираются такие же призрачные, без начали и без конца безобразные (бесообразные)  тени духов.
Вместо песен - вой, леденящий сердце, ведь там где праздник бесам - там людям верная погибель.
Дальше баллада обрывается...
Цепенеющий холод проникает на этот раз  в сердце самого читателя.