Мосгаз

    
                МОСГАЗ дело № (засекречено),
                или майор Черкасов спасает мир



          Аннотация:
          Майор Черкасов родился в шляпе. И сразу майором.

***

          Шел две тысячи сто тридцать седьмой год. Майор Черкасов сидел за столом и чесал своё самолюбие. Ему было скучно. Дел, реальных дел, чтобы там с погоней на мотоциклах УРАЛ, с перестрелкой из любимого пистолета Макарова, ну и чтобы пули свистели, в ушах грохотало, таких дел давно уже не было. Он уже было хотел посвистеть носом, раз пули не свистят, но тут открылась дверь и вошел старший лейтенант Гаркуша.

          — Товарищ майор, тут дело открыли, надо бы выехать?

          — А что за дело?

          — Так уголовное дело, наверное, опять криминал баловаться начал.

          — Ну раз дело то поехали. Постой, — Черкасов остановился в дверях, — А Соня где? Ну Тимофеева? — Добавил майор на удивленный взгляд Гаркуши.

          — Так она это того, — Гаркуша махнул рукой.

          — Ты что контуженный? — Черкасов даже руками всплеснул, — чего того? Выражайся яснее.

          — Так она же еще сто семь серий назад улетела.

          — Как улетела? Куда улетела? — У Черкасова даже шляпа с головы слетела, шляпа которая не слетала даже когда Черкасов спал.

          — Так это того, туда, — Гаркуша неопределенно махнул рукой, — на Альдебаран улетела.

          — А вы что не помните, как меня шарахнуло? Ну, когда вы гранату не в ту сторону шарахнули? — У Гаркуши от воспоминаний задергался глаз.

          — Я, говоришь, шарахнул? — Черкасов поправил шляпу, — не помню, это ж сколько серий назад-то было? — И уже выходя из кабинета добавил, — а чего она на Альдебаране-то забыла?

          — Ну там сказали с экспертами-криминалистами туго, да и дела вроде получше.

          — И чем они лучше? — Черкасов шел крупным, твердым шагом, вдавливая подошвы сапог, еще тех, что ему выдал костюмер в первой серии, в потертый и давно не мытый пол.

          В этом мире менялось всё. Начальники, политическая обстановка, люди, мода, техника, звезды зажигались и гасли, неизменным оставалось только одно – шляпа и сапоги Черкасова, они не знали сноса с первой серии и до сегодняшнего дня.

          — Так это они того, там топор не является главной уликой. У них говорят и топоров-то нет.

          — Как это нет? — Черкасов аж остановился. — То есть ты хочешь сказать у них нет в уликах топора? — Он, от удивления, даже попытался захохотать, но не получилось, и потому, закрывая рот, все же успел вымолвил, — скажи еще что они и художника не подозревают?

          — Нет у них художников, совсем нет, и топоров нет. Вот Соня туда и улетела.



          Придя на место преступления Черкасов закурил, осмотрелся, и махнув рукой новенькому эксперту-криминалисту:

          — Топор нашли?

          — Какой топор? — Криминалист был явно не в теме. — тут не топор искать надо, а гексоген, ну или на крайний случай тротил.

          — А гексоген тут причем? — Черкасов не знал, что такое гексоген, но он не мог ударить лицом в грязь.

          — Ну так рвануло здесь неустановленное взрывчатое вещество, зачем пока не ясно, помещение было….

          — Точно гексоген? — Черкасов подозрительно посмотрел на эксперта, — это был не топор?

          — Топоры товарищ майор не взрываются, топоры товарищ майор….

          — Хорошо, хорошо я понял, — и, поморщась, добавил, — отчет мне на стол, через два часа.



          Вернувшись в управление Черкасов прошел в кабинет и уселся за стол. Он уже хотел было почесать самолюбие как в дверь постучали.

          — Войдите.

          Дверь открылась и вошел Гаркуша.


          — Ты точно контуженный, ты чего это стучатся удумал? А если бы я выстрелил?

          — В смысле выстрелили? — Гаркуша присел от волнения.

          — Да не, с выстрелом я конечно перегнул, забудь.

          В дверь, пытаясь оттолкнуть застывшего столбом Гаркушу, кто-то протискивался. «Это кто?» кивнул майор Гаркуше, который наконец-то сообразил освободить проход, но Гаркуша не успел ответить.

          — Полковник Дроботько, Главное управление управлений.

          — Здравствуйте, — Черкасов с тоской вспомнил о не чёсанном самолюбие. — С чем пожаловали?

          — Вы вообще ищите? У вас преступники толпами по городу ходят, преступления пачками совершаются, хрен пойми, что твориться. — Полковник присел к столу. — Вы знаете сколько дел остаются не раскрытыми?

          — Знаю, — майор устало вздохнул, — вон подо мной три этажа забиты папками с делами. Между прочим, аккуратно забиты, каждая папочка к папочке, все в ряд, до самого потолка.

           — Вот скажите мне на чистоту, у вас самолюбие от этого не страдает? — Полковник прошелся по кабинету, — ладно, значить так, отчет мне на стол. И чтобы без проволочек.

          Когда дверь за полковником закрылась Гаркуша свободно вздохнул, а Черкасов свободно выдохнул.

          — Это что вообще сейчас было? — Черкасов заломил шляпу на затылок, что он обычно делал, когда был в хорошем расположении духа, когда он злился, когда ему чертовски везло, когда он был в самом что не на есть отвратительном расположении духа.

          — Я не знаю, я и в простом-то управлении не был, не то чтобы в Главном, — Гаркуша виновато опустил глаза.

          — Ладно не печалься, будет еще на твоей улице что-нибудь. А где наш майор Ковалев? Он же вроде как заместитель начальника убойного отдела целого МУРа?

          — Так это он опять возомнил себя Тереховым, офицером МГБ/КГБ, сиречь Виктором Тимофеевичем Зарубиным, опять какой-то схрон с ценностями ищет.

          — Черт те что твориться. Одни мы с тобой тут отдуваемся за всех.

          — Ну да, отдуваемся. Остальные уже все, кто мог, кто куда свалили. — Гаркуша тяжко вздохнул.

          — А ты что так вздыхаешь? — Черкасов хотел было пошутить, но вдруг с удивлением обнаружил что не умеет этого делать.

          — А чего не вздыхать-то? Я бы тоже свалил, но кому я такой контуженный нужен? — Гаркуша опустился на стул.

          — Ничего Гаркуша, найдем нового эксперта-криминалиста, еще получше и покрасивше Соньки, и нового заместителя начальника заведем, а захотим так и не одного.

          Голос майора Черкасова звучал всё тише, рука чесавшее самолюбие безвольно упала, и он засвистел носом. Во сне он лихо находил топор, одним росчерком пера отправлял под стражу всех преступников, быстро ездил на мотоцикле УРАЛ, и совершал много еще чего хорошего и доброго.


***


           А в это самое время в далеком и диком Техасе на давно заброшенном ранчо Чак Норрис крушил всё вокруг своим знаменитым ударом ноги с разворота. За все существование Вселенной еще никто не мог нанести удар по самолюбию Чак Норриса, и только один майор Черкасов небрежным жестом, но очень жестоко, ударил по самолюбию Чака Норриса. Самолюбие саднило и болело.

           Чак Норрис собрал всё свои пятьсот одиннадцать шляп, девятнадцать пар отличных кожаных ботинок, сто девять фирменных мундиров шерифа, и еще много какой различной мелочи. Он сложил из всего этого огромную кучу, и для верности положил на верх её две двухсот литровые бочки авиационного керосина. Чиркнув спичкой об ноготь большого пальца он без сожаления поднёс горячую спичку прямо к струе керосина, что лилась из открытой бочки. Пламя вспыхнуло, опалив весь двор огромного заброшенного ранчо. Когда дым, копоть, и сажа немного улеглись из этого чада вышел невредимый Чак Норрис.

          Посмотрев еще некоторое время на сгорающие в огне вещи, он взял бензиновую пилу Дружба и решительно дернув за тросик завел её. Не морщась, и не испытывая боли он начал ампутировать свою правую ногу немного выше колена. Когда с ногой было покончено, он перетянул кутью уздечкой, что осталась от коня, которого он выпустил в дикие прерии, не поднялась нога на бедное животное, и присыпал открытую рану пеплом от костра.

          Оглядев грустным взглядом все что осталось от его прежней жизни, Чак Норрис натянул на голову кожаную кепку-восьмиклинку и накинул на плечи заячий тулупчик. Сначала он хотел сделать свой выбор в пользу ватной стеганной телогрейки, но подумал, что это будет слишком пафосно и остановил свой выбор на тулупчике. Поправив уздечку на ране он, припадая на ампутированную ногу, похромал к стоящему невдалеке старенькому «Москвичу». Чак Норрис решил залечь на дно чтобы зализать раны и вылечить распухшее самолюбие. Он выбрал дно Атлантического океана.


          Послесловие оно же postscriptum


          Всю свою сознательную жизнь он думал, что занимается медитацией.
          Но как выяснилось позже это оказалось банальное рукоблудие. (с)