Визит до узора

Андрей Алексеевич сидел в кресле с прямой спинкой, обитым потертым зеленым бархатом. Его крупные, покрытые сетью морщин руки лежали на коленях. Он смотрел в окно, где за стеклом, испещренным морозными узорами, медленно и тяжело падал густой снег, который ложился на темные ветви елей и на дорожку, ведущую от калитки к крыльцу. На полированном столе из темного дуба рядом с ним стоял пустой стакан с мутными гранями.
 Дверь в комнату скрипнула, открылась и закрылась. Вошел Петр Николаевич. Он был худощав, в длинном пальто цвета беж, с которого на половик упали тающие капли.
– Я пришел, – сказал Петр Николаевич, и его голос прозвучал негромко и отрывисто.
– Вижу, – сказал Андрей Алексеевич, не поворачивая головы.
 Петр Николаевич снял пальто, обнаружив под ним поношенный пиджак и жилетку. Он аккуратно повесил пальто на резную дубовую спинку стула, стоявшего напротив хозяина. Затем сел, выпрямил спину и положил ладони на колени. Его тонкие пальцы беспокойно пошевелились.
 У меня нет сапог, – сказал Петр Николаевич, глядя на лицо Андрея Алексеевича.
– Это плохо, – сказал Андрей Алексеевич, наконец поворачивая к гостю свое большое, с седой бородой лицо. – Без сапог ходить нельзя. Особенно сейчас.
 Петр Николаевич наклонился и посмотрел на свои ноги. На ногах были плотные шерстяные носки серого цвета, носки были чистые, почти новые. Вязаные петли образовывали ровный узор.
– Они износились, – сказал он, проводя рукой по носку, как будто проверяя фактуру ткани. – Подошва отстала с левой стороны, и внутрь набивался снег.
– Все изнашивается, – сказал Андрей Алексеевич. – Сапоги. Пальто.
Они помолчали. В печке потрескивали дрова. За окном снег валил гуще, заволакивая сумерки белой пеленой. Тень от массивной этажерки с книгами удлинилась и легла на персидский ковер.
– Я видел, как лошадь упала, – сказал Петр Николаевич, не отрывая взгляда от окна. – Белая, под горку, у кузницы. Поскользнулась на льду.
– Она умерла? – спросил Андрей Алексеевич.
– Нет. Она лежала, дышала паром, нога дергалась. Потом встала, отряхнулась и пошла. Из ноздрей текла кровь, а она пошла.
 Дверь приоткрылась, и в комнату бесшумно вошла М. И. , высокая женщина в темном платье и белом переднике. Она несла медный поднос, на котором стоял пузатый никелированный чайник, издававший шипящие звуки, и две фарфоровые чашки с блюдцами. Она поставила поднос на стол, между стаканом и Иваном Алексеевичем.
– Чай готов, – сказала М. И. , не глядя ни на кого конкретно.
– Спасибо, – сказал Андрей Алексеевич.
 М. И. развернулась и вышла, притворив за собой дверь. Петр Николаевич налил темный, пахнущий дымом чай в одну из чашек. Пар густой струей поднялся к его лицу, затуманил на мгновение очки, и он снял их, чтобы протереть платком.
– Я пойду, – сказал Петр Николаевич, надевая очки и вставая.
– Ты не пил чай, – сказал Андрей Алексеевич, указывая взглядом на полную чашку.
– Я передумал, – сказал Петр Николаевич.
 Он надел свое пальто, застегнул все пуговицы, поднял воротник. Он кивнул Андрею Алексеевичу и вышел, прикрыв дверь. Андрей Алексеевич остался сидеть. Он смотрел на пар, поднимающийся над чашкой гостя, который постепенно истончался и исчез. Чай в его собственной чашке был еще горячий.
 Минуту спустя Андрей Алексеевич поднялся с кресла. Он направился к окну и протер запотевшее стекло ребром ладони. На улице, посреди дорожки, не доходя до калитки, на свежем снегу лежала темная фигура в пальто цвета беж, и фигура не двигалась.
 Андрей Алексеевич надел тяжелое драповое пальто и меховую шапку. Он вышел на крыльцо. Морозный воздух ущипнул за щеки. Он ровными шагами подошел к лежащему Петру Николаевичу и наклонился. Лицо Петра Николаевича было обращено к небу, а его глаза были открыты и неподвижны, на ресницах уже налипали снежинки.
– Каково тебе? – спросил Андрей Алексеевич, и его слова превратились в маленькое облачко ледяного пара.
 Петр Николаевич не ответил. Его взгляд был устремлен в серую, снежную пелену неба.
 Андрей Алексеевич выпрямился, развернулся и тем же ровным шагом вернулся в дом. Он снял пальто и шапку, повесил их на вешалку, сел в свое кресло, взял свою чашку и сделал глоток. Чай до сих пор был теплым, хоть и не таким жгучим, как ранее.