Кушай, Ваня, тюрю...

— Дедушка, а что ты больше всего любил кушать в детстве? — Тёмка отхлебнул сладкого чая из большой гранёной кружки и смотрел на деда внимательными, доверчивыми глазами.

Дедушка Ваня отложил газету. В его взгляде заплясали весёлые искорки — словно кто-то зажёг в нём свет давно забытого, но такого родного фонарика.
— Лакомств-то было мало, внучек. И не всякому по карману. Петушки на палочке, пряники тёмные, матушкины пироги с брусникой да плюшки с сахарной корочкой... Квас бабушка ставила — вот это был праздник!

— Это и сейчас есть, — не сдавался Тёмка. — А что-нибудь такое... особенное? Чего сейчас не готовят?

Дедушка притих на мгновение, и взгляд его уплыл куда-то далеко, за окно, где кружились поздние осенние листья.
— Чай я любил, — тихо сказал он. — Сладкий-сладкий. Вот как ты сейчас. Сахар — редкость была, так что одна ложка — уже счастье. А ещё... я из него тюрю делал.

— Тюрю? Что это?

— А сейчас покажу...

Дедушка Ваня поднялся, подошёл к старому буфету из светлого дерева и достал оттуда такую же гранёную кружку, только побольше. Действовал он медленно, с расстановкой, будто совершал некий священный ритуал. Наклонил заварочный чайник, и густая, тёмно-янтарная струйка побежала в кружку, процеживаясь через крошечное ситечко — чтобы ни одна чаинка не помешала волшебству. Потом добавил кипятка, и пар ароматный, пахнущий цветами и мёдом, окутал его морщинистое лицо. Затем — три полные, с горкой, ложки сахарного песка. Размешал тщательно, и ложка зазвенела о хрустальные грани.

— Так это просто чай! — разочарованно выдохнул Тёмка.

— А ты погоди, — улыбнулся дед.

Он снова полез в буфет и извлёк оттуда смятый пакет с самыми простыми, дешёвыми пшеничными сухариками. Один сухарик, шурша, полетел в чай. Дедушка притопил его ложкой, и они оба с внуком замерли, наблюдая, как пористая структура впитывает в себя сладкую жидкость, темнеет, наливается тяжестью и вкусом. Второй, третий... Пока кружка не заполнилась до краёв разбухшей, тёплой массой, а на дне не осталось ни капли чая.

Затем дед открыл старую фаянсовую маслёнку. Ложка легко вошла в мягкое сливочное масло. Желтый, пахучий кусочек лег на тёмную массу сухарей и начал медленно таять, окутывая её бархатным, сливочным ароматом. Дедушка тщательно всё перемешал. Получилась густая, однородная, дымящаяся кашица.

— На-ко, попробуй, — он протянул кружку Тёмке.

Тот зачерпнул ложку, отправил в рот и замер. Глаза его расширились.
— Вкусно... — прошептал он и принялся уплетать тюрю с таким видом, будто перед ним было самое изысканное блюдо в мире. — Надо будет ещё сделать!

Дедушка Ваня смотрел на него, улыбаясь, а перед его глазами стоял другой мальчик — веснушчатый деревенский Ванька в поношенной рубахе, который так же жадно, перед тем как бежать в школу, уплетал из такой же гранёной кружки эту самую тюрю. Только, наверное, не нужно говорить Тёмке, что это была не прихоть, а единственная еда, которую семья по бедности могла предложить ему на завтрак. И сухари были не пшеничные, а из чёрного, чёрствого ржаного хлеба. И стояла рядом мама, усталая, и тихо приговаривала, гладя его по стриженой голове: «Кушай, Ваня, тюрю, молока-то нету...»

А Тёмка доедал последние крошки, и дед видел в его глазах не жалость, а самое главное — понимание. Понимание того, что счастье бывает простым, как кружка чая с сухарями. И от этого на душе у старика становилось светло и спокойно.



Приглашаю на свою страницу в
Стихи ру https://stihi.ru/avtor/veronique28
и мой творческий блог
VK https://vk.com/akademiyaliderstva