Ведьмочка... часть 1

Ленин уже тихо спал...

Его гипсовый профиль, освещенный тусклым фонарем, сурово взирал на пустынную площадь провинциального города. Ночь была теплой, августовской, пахло пылью, акацией и далеким дымом котельных. В салоне милицейского «Москвича»  пахло дешевым табаком «Беломорканал», кожей ремней и каким-то вечным казенным аналогом тоски...

Виктор, водитель, сидел за рулем, лениво следя за обстановкой на улице.
Рядом, вытянув ноги,  на пассажирском сиденье, храпел участковый Олег Борисович, человек с лицом уставшего ангела-хранителя этого спального района. На заднем сиденье, солидно сопя, и шевеля хорошеньким пузиком, дремал дружинник Алексей, станочник заводской, чьи  усы сейчас трепетали в такт его храпу.

Дежурство тянулось, как смола. Это была вторая ночь его  смены. Потом два дня отдыха от службы... Работа по 12 часов, 2х2...

Город спал, лишь изредка проплывающая вдали одинокая «копейка» сейчас беспардонно нарушала ночную тишину.

Виктор смотрел на дремлющих  Олега и Алексея и завидовал их  способности отключаться в любой момент. Сам он так не умел. Ночь для него была всегда временем особого напряжения, когда мысли текли медленнее, но глубже, цепляясь за давно забытые обиды и несбывшиеся какие то  надежды...
Да и крутить баранку надо было, между прочим!

Ему было уже тридцать пять. Полжизни прошло в этой форме. Несостоявшийся когда то художник, забросивший кисти после смерти отца, и  нуждавшегося в «мужской», твердой работе. Женат. Двое детей. Жизнь, как черно-белый фильм, где всё предсказуемо, кроме этих ночных дежурств, которые были похожи на паузу между какими то  киношными  кадрами.

Внезапно рация ожила, шипение сменилось голосом дежурного по отделу, ленивым и прокуренным:

— Патруль 14-й, прием. Вызов. Улица Карла Маркса, дом восемнадцать. Там у соседей что-то не поделили. Шум, крики. Разберитесь!

Олег вздрогнул, не открывая глаз, и пробормотал:

— Принял, выезжаем. — Он потянулся, кости хрустнули. — Ну, поехали, Витёк. Пошугаем  этот  народ!

Виктор завел мотор, и «Москвич» плавно тронулся с места. Город проплывал за окном — вереница темных окон, редкие огни ночных фонарей, выцветшие лозунги о светлом будущем.

Улица Карла Маркса была одной из старейших в городе. Дореволюционная застройка, двухэтажные каменные особняки, когда-то бывшие домами купцов, а ныне превращенные в коммунальные муравейники.

Олег, глядя в окно, зевнул:

— Опять, наверное, алкаши делят последнюю бутылку. Или теща своего же зятя пилит. Скукотаааа...

Но чем ближе они подъезжали к указанному адресу, тем яснее становилось, что дело пахнет не скукой. Дом номер восемнадцать и вправду был старым, обветшалым, с осыпавшейся штукатуркой и грязными, почти черными стеклами. В темноте, при скудном свете единственного уцелевшего фонаря, он и впрямь напоминал древний замок, приют для призраков и ведьм. Но ведьмы, как потом выяснилось, бывают разными...

У подъезда кучковался народ — человек десять, может, больше. В основном женщины, взволнованные, с растрепанными волосами, в ночных халатах и платках. Они что-то кричали, размахивали руками. Несколько мужчин стояли поодаль, виновато потупившись, словно пойманные школьники.

— Народ, расходимся! Чего собрались то? Поздно уже, спать всем  пора! — громким, начальственным голосом скомандовал Олег, вылезая из машины.

Одна из женщин, крупная, с лицом, налитым кровью, обернулась к нему:

— Да как тут спать, товарищ милиционер?! Опять она, стерва, шамает! Опять наших мужиков сюда, к своей конуре, тянет! Глаз не оторвут, подлецы!

— Кто? Куда кого  тянет? — Олег подошел ближе.

Оказалось, все было до банальности просто и в то же время фантастично нелепо. В одной из квартир на первом этаже, в угловой комнате с огромным, почти до потолка, окном жила молодая женщина. И вот уже несколько недель подряд, глубокими вечерами, почти до ночи, она устраивала бесплатные эротические представления для всех желающих. Она включала свой  проигрыватель,  кто-то из знатоков в толпе  сказал, что у нее «Россия-301», с мощными динамиками,  и под медленные, чувственные мелодии, которые было слышно даже на улице, начинала танцевать. А потом  раздеваться.
До конца.

И всё это,  на широком подоконнике, будто на сцене, подсвеченная  единственной лампой где-то в глубине комнаты сбоку...

— Да она ведьма настоящая! — выкрикнула другая женщина, очень худая, с каким то  птичьим лицом. — Сглазила их всех! Мой-то Степан, он всегда придет после работы и сразу на диван, пиво пить...
 А тут, как заведенный, в одиннадцать часов,  и к её окошку, как на вторую работу! Уж я его и била, и запирала, всё  бесполезно!

— А мой Василий мне заявил, что это высокое  искусство! Подиууумм!  — фыркнула третья. — Искусство, говорит, тело же красивое! Я ему: а мое тело тебе уже совсем не искусство? Он мне: твое, говорит, я наизусть знаю!

Олег слушал, пытаясь сохранить серьезность. Виктор и  Алексей  стояли рядом, оттесняя зевак. Народ, увидев милицейскую форму и внушительную фигуру дружинника, понемногу начал расходиться, нехотя, с ворчанием. Мужики уходили последними, бросая тоскливые взгляды на темное, пока еще пустое окно.

— Ладно, — вздохнул Олег. — Сейчас разберемся. Вить, Алексей, со мной! Пойдём, посмотрим на это «искусство».
Пока  последите, чтобы все разошлись, потом зайдете туда тоже...

Он вошёл в подъезд. Пахло влажным камнем, какой то щелочью и старой пылью. Дверь в квартиру №2 была приоткрыта. Олег постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.

Виктор и Алексей через минут пять  последовали за ним. И оба сразу же замерли на пороге, как истуканы...

Квартира была почти пустой. Голые стены, дощатый пол, покрытый потрескавшимся лаком. В углу стоял диван, обтянутый дешевым ситцем, напротив, тот самый проигрыватель с колонками, на котором крутилась пластинка. Музыка была странная, не советская, хриплый,  томный саксофон, шепот ударных. И в центре этой аскетичной обстановки стояла она...

Полностью обнаженная...

И спокойно  разговаривала с Олегом так, будто была на приеме у районного гинеколога, а не в центре оперативной патрульной группы.

— Здравствуйте, товарищ милиционер, — сказала она спокойным, низким голосом. — Опять эти бабы Вас вызвали? Надоели уже! Хуже горькой редьки!

Увидев вошедших, она медленно, с едва заметной улыбкой развернулась и  к ним. И Виктор почувствовал, как по его спине пробежал горячий трепет. Он мгновенно взмок, а Алексей  рядом с ним тихо, по-стариковски, раскрякался, как встревоженная  подсадная утка на болоте...

Это было не просто красивое тело.
Это было произведение искусства, как будто прямо сейчас сошедшее со страниц западного глянцевого журнала, который он как-то раз  видел в порту у одного матроса.
Тело западной порнозвезды, как он себе это представлял всегда!

Не худое, но и не полное — упругое, почти  скульптурное... Длинные точёные ноги, тонкая талия, и бедра,   плавные, просто очень  соблазнительные округлости. Грудь высокая, крепкая, с темными, налитыми сосками...

Но больше всего поражал загар. Ровный, шоколадный, без единой белой отметины. Ни следов от купальника, ни намека на местную  бледность. Значит, она загорала где-то совсем голой?
В СССР. В провинции. Это было так же невероятно, как и всё сейчас происходящее!

Олег, кашлянув, пытался вести протокол,  мысленно соображая и разучивая перед этим, что сказать и спросить...

— Гражданка, как Вас? — спросил он, стараясь не смотреть ниже ее подбородка.

— Маргарита, — ответила она. — Но можно просто Рита...

— Рита, Вы понимаете, что Ваши действия… э-э-э… нарушают общественный порядок? Это мелкое хулиганство, статья…

— А что я такого делаю? — перебила она, скрестив руки на груди, отчего та визуально стала еще пышнее и выше. — Я у себя дома. Я танцую. Мне нравится танцевать без одежды. Это мое тело. Разве у нас в Конституции запрещено любить свое тело?

Олег даже растерялся.
Девушка была абсолютно вменяема, говорила четко, с какой-то внутренней, непоколебимой уверенностью. Она не была пьяна, не была под кайфом. Она просто была… какой то совершенно  другой...

Пока Олег по рации связывался с дежурным, описывая абсурдность ситуации, Виктор не мог оторвать от нее глаз. Она поймала его взгляд и улыбнулась,  не вызывающе, а скорее с легкой насмешкой, и  понимающе.
Он почувствовал, как кровь ударила ему в лицо, и отвел глаза, рассматривая внимательно трещину на потолке...

— Дежурный говорит, надо у соседей объяснительные собрать, — сообщил Олег, откладывая рацию. — Часто ли это происходит, с какого числа… Формальности.
Вить, ты тут останешься с… с гражданкой Ритой. А мы с Алексеем  обойдем соседей. Ты уж, держись, — он хлопнул Виктора по плечу с едва уловимой иронией.

Когда они вышли, в квартире воцарилась тишина, нарушаемая только хриплым шепотом саксофона. Маргарита посмотрела на Виктора:

— Присядь, милиционер. Стоишь,  как на посту у Мавзолея. Я чайку поставлю!

Виктор молча кивнул. Он не сел на диван, а придвинул к двери стул и опустился на него, стараясь выглядеть хоть немного  официально.

«Чтобы не убежала», — сказал он сам  себе, хотя понимал, что это смешно. Она и не думала никуда  убегать.

Она вышла в соседнюю комнату, явно кухню, и он слышал, как там  звякает чайник. А потом она вернулась, прошла через комнату и он снова не мог спокойно  дышать. Ее спина, ее ягодицы, эти идеальные, упругие полусферы, плавно покачивались на  ходу. Он смотрел, как завороженный, чувствуя, как по его телу разливается жар. Его даже реально  залихорадило. Он, женатый мужчина, отец двоих детей, видевший в жизни разное, был полностью парализован этой наготой, этой животной, первобытной красотой!

Она вернулась с двумя алюминиевыми кружками, из которых шел пар.

— Держи, — протянула она одну ему.

Он машинально взял кружку. Горячий металл резко обжег ладони, но он даже не почувствовал боли. Его взгляд был прикован к ней. Она села на диван напротив, откинулась на спинку и… раздвинула ноги. Не широко, не вызывающе, а с вальяжной, кошачьей небрежностью. Естественно, как будто так и надо было ей сидеть...

И этот простой, почти незначительный жест был сильнее любого стриптиза.
Он увидел всё!

Ровный, темный загар не прерывался, он был везде. И в этом сокровенном месте, с аккуратным темным треугольником, была какая-то пугающая, абсолютная завершенность. Она была гола вся, без остатка, без всяких тайн...

Виктор поднес кружку к губам и обжегся. Горячий чай обжег язык и нёбо, но он снова не почувствовал боли. Он глотал горячую жидкость, не отрывая от нее глаз.
Он понимал теперь тех мужиков. Он понимал их с тоской и даже какой то  злобой.

Проклятая, но  прекрасная ведьма!
Она предлагала им не просто секс, не просто обнаженное тело. Она предлагала побег. Побег из серости, из быта, из жизни, где всё предсказуемо и подчинено каким то семейным  правилам.
Она была воплощенным запретным плодом, глотком свободы в этом  тусклом  застойном болоте серенькой их жизни...

Он допил чай, поставил кружку на пол и вытер мокрый лоб рукавом. Сердце колотилось где-то в горле, стуча в висках тяжелым молотом...

Маргарита смотрела на него с той же понимающей, почти что  материнской улыбкой.
Она подождала, пока он придет в себя, а потом встала и подошла к нему, чтобы забрать кружку.

Он сидел, не в силах пошевелиться, уставившись в точку чуть ниже ее пупка. Он чувствовал себя каким то мелким  кроликом перед удавом. Загипнотизированным, и уже  обреченным...

Она наклонилась, чтобы взять кружку, и ее грудь оказалась в сантиметрах от его лица. Пахло  чистым телом, теплой кожей и чем-то сладковатым, возможно, мылом.
Потом она выпрямилась, посмотрела на его застывшее, багровое лицо, на его сведенные от напряжения пальцы...

И тогда она сделала нечто, что перевернуло всё сразу же с ног на голову...

Она мягко, почти невесомо, взяла его правую руку,  руку, судорожно сжимавшую своё же собственное колено,  и подняла ее. Он даже  не сопротивлялся. Его воля была полностью сломлена.
Она приложила его ладонь к своему животу. Кожа была горячей, бархатистой, живой, пульсирующей.
Он почувствовал легкое напряжение ее мышц...

И она повела его руку вниз. Медленно, словно давая ему возможность осознать каждый ее  миллиметр. Его пальцы скользили по шелковой коже, по линии бедра, и вот они коснулись густых, чуть жестких волос, а потом… влажного, самого  горячего тайника ее тела!

В этот миг в Викторе что-то сорвалось с пружины. Волна жара, стыда, невероятного, дикого возбуждения накатила на него с такой силой, что его сознание вмиг помутнело.
Он почувствовал спазм, резкий и унизительный, и понял, что закончил, прямо в брюки, даже не успев что то предпринять. Организм, долго находившийся в состоянии этого сильнейшего стресса и невыносимого напряжения, сдался без боя на милость победителя...

Он сидел, не в силах пошевелиться, глядя на нее уже  пустыми глазами. А она каким-то непостижимым образом всё это поняла и почувствовала.
Ее взгляд скользнул вниз, по темному пятну, проступившему на ткани форменных брюк, и она тихо, почти шепотом сказала ему:

— Ну и молодец. Поздравляю…

Эти слова, произнесенные без всякой  насмешки, а скорее с каким то скрытым  одобрением, добили его окончательно.
Его залила волна такого жгучего, всепоглощающего стыда, что он вскочил со стула и, не глядя на нее, выбежал в коридор, на лестничную площадку...

Он прислонился лбом к холодной штукатурке стены, пытаясь как то  отдышаться. В ушах звенело.

Он был унижен, растерян, полностью раздавлен!

Эта женщина за пять минут сделала с ним то, чего не могла сделать вся его предыдущая жизнь — она обнажила его не только физически, но и морально, показав ему всю его слабость, всю его закомплексованность, всю убогость его «взрослой» жизни...

Через несколько минут в подъезде послышались шаги.

Вернулись Олег и Алексей.
Они увидели Виктора, всего   взъерошенного, красного, с мокрым от пота лицом, стоящего в потёмках...

Олег сразу всё понял...
Его опытный глаз точно  оценил состояние напарника...

— Выстоял, бедолага? — пошутил он, хлопая Виктора по плечу. — Она тебя не изнасиловала морально? А то, вон, соседки ее все подтверждают, что их мужики каждый день свое семя ручьями проливали от такого зрелища! На них самих, бедных, сил уже не оставалось. Обижались бабоньки на эту ведьмочку голенькую! Конкурентка...

Олег достал пачку «Беломорканала», предложил Виктору, но тот только молча покачал головой.

— И что с ней будем делать? — хрипло спросил его он.

— Да ничего, — вздохнул Олег, прикуривая. — Ее уже как-то возили в психушку на обследование. Она вменяемая оказалась, всё соображает. Говорит, занимается этим для своего самоудовлетворения, ей так нравится больше, чем физическая связь с мужчинами. Пару раз штрафовали за хулиганство, больше ей нечего было предъявлять. Так что,  идите к машине, я только предупрежу ее лишний раз и поедем работать дальше!

Олег зашел в квартиру, вышел уже  через пару минут, пожимая плечами:

— Говорит, что всё обязательно учтет. Но я-то вижу,  не учтет!
Ну ее к черту! Не наш это уровень. Поехали!

Они сели в машину. Виктор завел мотор. Он сейчас чувствовал себя очень грязным, каким то даже опозоренным. Он видел свое отражение в темном стекле, осунувшееся, какое то помятое лицо.

Он сжег все мосты. Не в реальности, конечно.
А в себе...

Тот Виктор, который полчаса назад сидел в этой машине, как будто  умер. Остался кто-то другой, растерянный, и с огромной дырой в душе...

«Москвич» поехал дальше по темным улицам. Ленин все так же спал на своей площади.

Но для Виктора мир уже никогда не будет прежним. Он видел сегодня  настоящую  ведьму. И она показала ему его же самого. И этот показ был для него страшнее и слаще любого натурального секса...

Продолжение следует...