Грардуни ококвлуар или Прощание славянки

ГРАРДУНИ ОКОКВЛУАР ИЛИ ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ

За обыденностью чудес, промчался учебный год.
— Скушно! То ли дело у нас в Египте! — мечтал о скорой перемене мест Лис, засидевшийся Голлопуди.

Любившая дальние путешествия курица, с самого рассвета занимала подстилку в дорожной корзине.

Все ждали Генриха, которому оставалась какая-то мелочь: уладить вопросы, касающиеся задолженностей, — которых он ни когда не допускал, — да подписать обходной листок. На прощание, забрать Диплом у директора. День, от силы — два, надеялся студент.

«Поправится ли Рина? — ни с того, ни с сего подумал Генрих о малознакомой девушке: — Что у неё с сердцем?»

Курица в блаженстве закатила глаза и гоняла по кругу два не понятных слова скороговоркой:

— Грардуни ококвлуар.
— Ты долго будешь кудахтать, кудлатая, — замахнулся на неё подушкой из под своей головы Лис.
— Видите ли в чём дело? Дикция становится никудышной. Читаю наоборот буквы в слогах, а слоги в словах переставляю местами. Шиворот на выворот, получается. Помните старика Альцгейймера? Вот совсем как у него: что-то с ориентацией в пространстве, со способностью ясно выражаться что-то, с мышлением, вчера полдня вспоминала, завтракала ли. Ужасно боюсь деменции — dementia. О, латынь помню, а завтракала или нет... Аптраган какой-то! Обратилась к здешнему логопеду, — ни с улицы Кой Кого, — хорошему специалисту. «Читай скороговорки». Дал несколько. Я выбрала самую куриную.
— То-то и слышу, того гляди снесёшь чего. Курятник деревенский, чесслово. Судоку и кроссворды клюй, — давал дружеские советы Лис.
— Бамбарбия киргуду; — выкрикивал лис, — ахалам бахалам; халам балам; сим, сим, откройся; Аллах Акбар!
— Чего это с ним? — снимая с себя курточку, опешил у порога вернувшийся под вечер Генрих.
— Заклинание, понимаешь ли, вспоминает. Орёт весь день.
— Какое ещё заклинание? Спросил Генрих.
— Ну кто его разберёт! Своё — лисье, духов вызывает, что ли. Senilis dementia.
— Не может быть! — поразился предположению курицы юноша.
— Все признаки на лицо: сенильная деменция — старческий маразм.
— Грардуни ококвлуар, — повесив на вешалку куртку и подкравшись не замеченным, пошутил прямо в ухо лисице Генрих.

Лис обернулся на него, глянул как на ненормального, но решил воспользоваться подсказкой. Стоило ему произнести заветное словосочетание, как перед ним на столе оказалась тыква. Лис обнюхал её и негромко но властно приказал в прогрызенный будто мышью лаз:
— Эй там, в тыкве! Вылазай, мошенник!

Из норки по грудь появился что-то пережёвывая садовник — известный всей академии гном и, уперев на края колодца локти, оглядел комнату.

— Ты чего тут делаешь, прохвост? — удивлённо уставился на него Лис.
— Призвали... -- Развёл гном руками.
— Как к стати! — ринулся к столу Генрих, — Печать бы мне в обходной.
— Не вопрос! — брызжа слюной, отвечал садовник.
— Сработало! — на радостях хлопнул по столу Лис. Тыква исчезла вместе с прожорливым гномом. Он посмотрел на курицу и тоном победителя, с укоризной покачал головой: — Эх, ты! «синильная деменция». Давай, Генрих, думай дальше. «Грардуни ококвлуар!»

— О, вот вам и ложка к обеду. — За столом, разложив свои серебряные колпачки, прямо на против Лиса очутился Призрак-смотритель. Чтобы заполучить в обходном его печать, нужно было выиграть у привидения в напёрстки. Вся академия знала, что оно жульничает, делая себя невесомым и сдувая напёрстки со стола.
— Ах, однорукий бандит, — обрадовался Лис. — Ну, хоть кто-то достойный. Шулер. Как я тряханул тебя в Воронеже?
— Скатаем кружочек, — хитро подмигнул призрак Лису, завертев свои напёрстки перед его лицом.
— А в двадцать одно, слабо. Что? В картишки... — не сводил с противника глаз, словно гипнотизируя его Лис, сдвигая в сторонку шершавые колпачки.

Колода в руках Лиса ожила. Забегали валеты с опущенными штанами, дамы стыдливо прикрывали разморённые тела стёгаными одеяльцами, подтягивая их к подбородкам, застучали в соседних комнатах посохами рассерженные короли. Шестёрки в ловких пальцах лисы оборачивались тузами.
— Фрайер ушастый! — обозвал смотрителя Лис.
— Давайте я Вас лучше в шашки обставлю, — предложила соломоново решение курица.
— Нет! Давайте перенесем шашки на другой раз. — стал искать выход, неожидавший такого напора, призрак.
— Больной ссылается на занятость, — хохотнул Лис. — Как же без клизмы, голубчик?! Без огнетушителя, значит, нельзя, а без клизмы можно?! Печать поставь, проходимец!
— Пошла веселуха, — щерился довольный собой Лис. — Давай о девчёнках подумай, — просил он студента, как только сдуло из-за стола напёрсточника с его колпачками. — Грардуни ококвлуар!

* * *
Отвечающая за сохранность булавок и скрепок, крохотная фея, — этакая, вечно воображающая из себя что-то, канцелярская крыска, — прятала печать и вынуждала студентов играть с ней в прятки по всему кабинету.
— А давай! — охотно согласился Лис, в предвкушении азарта потирая ладонь о ладонь. — На раздевание.
— Как это? — засмущалась фея.
— Очень просто: нахожу я тебя, ты снимаешь с себя булавочки, находишь ты меня, булавочки снимаешь с меня.
— Меня не надо искать, я печать запрятала.
— От перемены мест слагаемых, сумме ни холодно, ни жарко, — продолжал настаивать Лис.
— Нет уж, дудки! Давайте ваш обходной, — надула губки не получившая своё красавица. — Стяжатель!
— Надо же я о них думаю, а приходят к Лису, — выразил удивление Генрих, стоило исчезнуть фее.
— До чего же хорошо! — осклабился Лис. — Да ради одного этого дня стоило поступать в Академию! А ты учится не хотел. Боже мой, как я люблю обходные листы! Следующий!

Это был его день! Лисий бенефис. Всю ночь соседи по корпусу слышали истошные вопли животного. Сколько раз заглядывала в комнату дежурная:
— Да сколько их там! Будто режут кого, — но как ни заглянет, всё тихо. Спят ребята при полной тьме.

Стоит ей закрыть дверь, как снова слышны вопли, и будто бы кричат всё из этой же комнаты.
— Грардуни ококвлуар! Да вы, чо, пацаны, в натуре... Лошадью ходи, лошадью! Каким образом бабушка моя не понтирует... Грардуни ококвлуар!

«Грардуни ококвлуар!» Кота-алхимика он умудрился подбить на печать, всучив ему «забытый» рецепт настоя валерианы пополам с полынью на шмелином меду, взятого из египетского папируса.

«Грардуни ококвлуар!» На печать от Духа Камина оторвал от сердца подобранный им брошенный кем-то в лесу, пустой коробок волшебных охотничьих спичек, не гаснущих на ветру и в воде, с единственной, правда сожжённой, щепой, не имеющего ни какого отношения, собственно, к спичкам. Но он подарит ещё в точности такой же коробок, как только достанет.

* * *
— А кого вызывал то? — поинтересовалась курица, глядя на спину обидевшемуся на короткий список и ту самую отложившуюся в памяти Senilis dementia Лису.
— Да разве теперь вспомню, — сонно пробурчал в ответ Лис. — Всё это жульё так и мельтешат перед глазами.

* * *
— Какой интересный образец, — Генрих хотел протянуть руку за камнем, а Лис уже схватил его, тут же взвыв от липучих усов - щупальцев Руколовки, мгновенно обвившим мохнатую лапу, с корнями вырывая шерсть клочьями.
— Отпусти его, Руколовка, это не воришка. Он всего лишь хотел поменяться с тобой. Посмотри, что он дарит тебе в замен: это Куриный Бог с Рифеев. Любимый камень нашей курицы. Талисман от неё. Мы уедем — амулет останется: ты можешь повесить его на себя сквозь эту дырочку.

Выкупив Лиса у Руколовки, Генрих с приятелями вышли к руинам. Здесь ему зачем-то назначил встречу Хронос Темпаралис. Куратор ждал стоя на самой вершине каменного холма, стегая себя по высокому надраенному до блеска голенищу сапога, он медленно скользил взглядом по живописной панораме окрестности. Ветерок перебирал густую шевелюру его тёмных волос.
— Лорд Байрон! — Сказала глядя на него курица.
— Хоть портрет пиши. И почему я не Кипренский?! — поддакнул Лис.

Хронос посвистал свою любимую мелодию. Генрих хотел спросить его о чем-то, но Хронос поднёс палец к губам и прислушался.
— Сопит, дрыхнет, как всегда, где-нибудь под лапушком.
— Я здесь, отозвался хранитель руин.
— Хотел представить тебя нашему Генриху, — подойдя к валуну на котором свернулся клубком лежал змей с бородатой старческой головой, сказал Хронос. И обращаясь к студенту, представил:
— Руингард, приставлен приглядывать за порядком у этих руин, но чаще всего спит. — О, простите меня, молодой хозяин, — склонил голову старик с телом змея. — Сплю я чутко, так — дремлю вполглаза, но сегодня зевнул. Простите старика. Выполз погреть на солнце старую шкуру.
— Руины растащат при таком стороже, — стараясь казаться строгим, шутил Хранитель Времени.
— Прости, молодой барин.
— С чего ты решил, что я — барин?
— Так прежний барин предупреждал. На покой я просился: мёрзну-де в каменюках энтих от старости; отпусти на песочек в Кара-кумы погреться. Потерпи, говорит, братец, ещё лет двести, работёнка-то — не бей лежачего. Молодой барин сменит.
— Так нет, вроде как, ни бар давно, ни холопов. Отменили вооружённым путём. Революция была век назад!
— Бар то, может быть, и отменили, а холопы остались, — печально ответил Руингард: — Отпусти, молодой барин.
— Что скажешь, "молодой барин"? Отпустишь? Тебе решать.

Произнося это, Хронос Темпаралис безразлично наслаждался солнечной ванной, подставляя лицо лёгкому ветру.
— Две минуты до конца урока, — заметил Генрих.
— Всё верно! — подтвердил куратор. — Так что сказать старику Руингарду?

Словно подравнивая стопку книг у себя на столе, не глядя на куратора, Генрих ответил:
— Передайте Руингарду: Всё решает тот, кто устроил порядок.
— Все свободны! — объявил Хронос Темпаралис.

Аудитория заволновалась, ожила и двинулась вон из помещения.


* * *
«Виват академия! Виват профессоре!» — Орали во всю глотку подвыпившие студенты, верещали девчонки.
— Это Лис устроил на озере с русалками игру в бутылочку, прихватив с собой бесхозную бутылку мадеры и предложив «отметить это дело», — делился свежими новостями с Лунаром сидевший на его плече ворон Кардинал. — Лис за Генриха взялся обходной лист подписывать. Половина курса сбежалась. Ещё подтягиваются.
— Пускай себе резвятся, — широко улыбался выглядывая в окно и вспоминая своё студенчество Солезаров, — Короткое время для радости.


* * *
Директор Академии «ОАЗИС» Лунар Солезаров сидел в своём уютном кресле и бубнил себе в усы выписку из Диплома Генриха.
— Формуляр:
Присвоенная квалификация: Магистр Времени. Манипуляция временем, та-ак. Путешествия во времени — ладно. Предсказание будущего — прекрасно! Воспоминания и забывание — угу. Создание временных щитов — великолепно!
— Злые языки по Академии треплют, учился за него Кур, магию творил Лис. — Заметив это, ворон Кардинал когтем стал что-то выскребать из уголка клюва, как вычещают что-нибудь застрявшее между зубами во время еды.
— Пусть себе треплют, — махнул рукой Лунар Солезаров. — Всем завистникам рта не прикроешь. «На каждый роток не накинешь платок», — не так ли?
— Я пришёл к тебе один, — как равному отвечал профессору ученик, — так как всегда один! Каждый волен видеть своё.
— Слова не мальчика, но мужа! — изрёк тысячелетнюю мудрость ворон.

— Зависть есть скорбь о благе ближнего, — продолжал Генрих, — Крайней степенью зависти является желание зла тем, кому завидуешь, но ты подвергаешь свою душу на мытарства зависти.

Генрих замолчал. В повисшей тишине слышалось неясное бормотание. Лунар Солезаров слышал как сидящий с закрытым ртом вмиг повзрослевший юноша за столом на против него, издаёт словно мычащие звуки. Стереофония окутывала директора Академии. Звук бился о стены, нарастал, стихал, пропадал в одном ухе, но усиливался в другом и где-то в середине головы, в среднем ухе сливался во что-то подобное пению псалмов. Песнопение переходило за спину Солезарову. Оно показалось ему когда-то многожды слышанным, хорошо знакомым с детства. Лунар резко повернул голову на мало приметную дверцу за спиной, в небольшую комнату для отдыха, резко встал, быстро прошёл до неё и медленно приоткрыл. На вешалке висела шуба, над ней соломенная шляпа хуторянина Гната, на кожаном диване, скрестив лапы и положив на них по собачьи морду, спала самая обычная лисица. Курица, взгромоздившись на спинку мягкого стула, читала по памяти на распев:
«Видел я также, что всякий труд и всякий успех в делах производят взаимную между людьми зависть. И это — суета и томление духа!»*

Со стороны всё выглядело бы так, что эти бродячие гастролёры обосновались тут давно и не спешили убираться куда-либо. Оставив дверь открытой, директор вернулся на своё прежнее место.

— «Завистью диавола вошла в мир смерть, и испытывают её принадлежащие к уделу его» — Цитируя Библию, и перебирая в руках бирюзовые чётки, из комнаты отдыха в кабинет выходил толи монах-схимник, толи жрец заброшенной людьми веры. — Зависть к богатству, имуществу, талантам, здоровью наших ближних убивает в нас любовь к ним, в этом корень её зла. Зависть — абсолютно ненасыщаемое чувство. Это один из немногих грехов, не дающий ни малейшего удовольствия. Библия показывает нам губительность этого порока на примере зависти: Каина к Авелю, братьев к Иосифу, Саула к Давиду, фарисеев и книжников ко Христу. Для христиан нет «белой зависти», но есть сорадование.

— Я скажу вам, откуда берётся зависть. — Вслед за монахом вошёл в кабинет выгоревший на солнце и от того вероятно кажущийся немного рыжим, длинноволосый с прямым узким носом человек, в поношенной одежде оборванца библейских времён. Нос его чуть великоват и лёгкая горбинка кривила его. — Источником зависти может явиться себялюбие и его порождения — гордость, тщеславие, корыстолюбие и сребролюбие, плотоугодие. Прав был святой Тихон Задонский: «...гордый бо, понеже хощет выше прочих вознестися, не может терпеть, кто бы ему равен, а паче высший в благополучии был, потому и негодует о возвышении его... Страсть убо сия есть тех, которые мнят о себе, что они нечто в мире суть, и тако о себе высоко мечтая, прочиих ничтоже быти судят». Я познал сие на себе: тугая мошна стала мне Богом.
— Присаживайтесь, господа, — хозяин кабинета любезно указал на свободные стулья.

Грегоры Розеттского Камня смиренно ожидали позволение Главного Жреца. Не привычный к этому Генрих, быстро смекнул о причине их замешательства и согласно кивнул: присаживайтесь.

Тогда как Генрих сидел точно на против директора, вошедшие так же сели по разные стороны стола.

— «Почему ты, а не я? Твоё, а не моё?» Не тут ли таится корень зла? — Это был риторический вопрос Солезарова. — «Даже дружеских бесед с завидующими водить не следует. Никогда не рассказывай другим слишком много о себе! Помни, что в моменты зависти – слепой начинает видеть, немой говорить, а глухой слышать».

Генрих слушал и впитывал наставления Посвящённых. Как он проникся к ним за год! Как будет не хватать ему их там, на Мидгард-Земле! И как здорово, что открыта ему дорога в Агарту.


* * *
Паром отвалил от пристани Голлопуди в полночь.
— Грардуни ококвлуар, если что, — прокричал сложив ладони рупором не унывающий Лис. — Грардуни ококвлуар и мы тут же явимся.

Курица сидела на поручнях пристани спрятав голову под крыло. Ком подкатил к кадыку Генриха.

И уж совсем ни к чему грянул в ночи марш «Прощание славянки». Лис кричал ещё что-то, но какой там — в эдакой какофонии — разобрать, что. Спустя много лет он часто будет слышать этот марш на железнодорожном вокзале Уфы при отправлении поезда "Уфа — Москва".

И всякий раз будет вздрагивать, вспоминая удаляющийся в звёздной круговерти причал на смычке воды и неба, с той же беспомощностью сглатывая проклятый комок. --------------—
* - "Екклесиаст",4;4.

Рабочий материал к роману «Не роман с камнем».
#Академия_ТЛ2_7
20 окт

Анастасия Серба: Ну вот и первому курсу конец, Генрих молодец.а кстати такой умной курочке деменция не страшна я думаю.
21 окт в 13:38
Валерий Ляпустин·Автор:
Анастасия, если у неё есть сомнения, будем уверены, — она в полном порядке)) 1 21 окт в 14:16

Даша Демидченко:
Спасибо, что познакомил нас с Генрихом, удивительной курицей и лисом. Какой мудрый в твоих текстах директор, спасибо за мудрость!
23 окт в 23:09
Валерий Ляпустин·Автор:
Даша, спасибо! Очень рад, что понравились мои герои. Директор задан Вами, не мне сомневаться в его соответствии
23 окт в 23:15