Глава 3

- 3 -
 Старуха вымазала свои седые космы красной пеной и замотала голову тряпкой, которую подала Катерина. «Не иначе как кровь саламандры»,—решила служанка.
 Вчера Госпожа ей велела помыться всей. В награду посулила платье. Мыться оказалось не противно. Больше всего девушке понравилось какими пушистыми после ванны стали волосы. Будто золотой дождь.
 Увидев её волосы, старуха почему–то разозлилась и два раза больно дёрнула за косу, но слово сдержала и платье подарила. А сейчас вот мажется кровью.
 «Ну точно ведьма. Но лучше язык проглочу, чем скажу такое»,— решила девушка.
 Старуха поставила ступни на низкую скамеечку. Катерина встала на колени, взяла в руки специальный шершавый камень, и стала обрабатывать длинные ногти на ногах старой ведьмы.


 Уже год прошёл с того времени, когда запершись в мастерской, забывая о сне и еде, Мудрец трудится над загадкой превращения несовершенного в совершенное, как паладин с великанами бьётся над получением таинственной субстанции, которую алхимики называют пятым элементом, магистерием или философским камнем.
 Нет не жалкое, презренное золото хочет получить мудрец. Таинственный змей Уроборос, пожирающий свой хвост, должен помочь добыть столько магистерия, чтобы рассыпать его по всей земле и мир несовершенный превратить в идеальный. Чтобы в новом мире навсегда исчезли все болезни, война, голод, жадность. Чтобы агнец лёг рядом с хищным львом, чтобы любовь земная соединилась с любовью небесной, чтобы люди жили, не старились, и уходили к отцу небесному только тогда, когда исчерпают всё отпущенное им на земле, усвоят все уроки, чтобы совершенными войти в царствие божие.
 «Под землёй у колдунов и алхимиков комната, пол, потолок и стены которой выложены камнем, с двумя маленькими окошками, такими узкими, что через них вряд ли что–то можно увидеть. Они помещают туда старых петухов, лет двенадцати–пятнадцати, и дают им вдоволь корма. Когда те разжиреют, то из–за внутреннего жара в теле начинают спариваться и откладывать яйца. Потом петухов убирают, а для высиживания яиц используют жаб. Их кормят хлебом и иной пищей. Из созревших яиц вылупливаются петушки, похожие на обычных, но через семь дней у них вырастают змеиные хвосты; если бы не каменные полы, они тот час бы ушли под землю. Чтобы не допустить этого, у тех, кто их выращивает, есть большие круглые медные горшки, которые закрываются крышками и по всей поверхности пробиты дырки; цыплят сажают туда, закрывают отверстия медными крышками и зарывают горшки в землю; шесть месяцев цыплята питаются землёй, которая набивается сквозь дырки. Затем крышки снимают и разжигают большой огонь, чтобы животные полностью сгорели. Когда всё остынет, содержимое достают и размельчают, добавив туда на треть крови рыжего мужчины; когда кровь засохнет, её надо растереть. Эти два ингредиента разводят крепким винным уксусом в чистом сосуде. Затем берут очень тонкие пластинки очищенной красной меди, на каждый конец накладывают тонкий слой этого состава и ставят на огонь. Когда они раскалятся добела, их достают, остужают и смывают в том же составе, пока вся медь с двух концов пластинки не будет поглощена составом, который от этого разбухнет и приобретет цвет золота. Это и есть золото, которое годится для многообразного применения»,— прочитал Мудрец откровения монаха Теофила и разозлился. Он потратил последние деньги, чтобы купить у еврея Соломона редкую рукопись, а в ней вместо высокого знания предрассудки и глупость.
 «Невежа,— бушевал философ,— судя по злым слухам монахи уже не одну сотню лет, как те петухи из рукописи, сладко жрут за стенами своих монастырей, от внутреннего жара разгораются и спариваются друг с другом. Но ни один христианин не видел, чтобы монах родил».
 Тоскливыми зимними вечерами, когда Мудрец выпивал слишком много квинтэссенции из плодов винограда, посещала его ум страшная догадка, почему древние евреи не поверили Спасителю, а передали его в руки язычников–римлян.
 Ну что сделал человек Иисус чудесного, чтобы просвещённый человек принял, что перед ним ни шарлатан, ни фокусник, а мессия? Родился от женщины, которая будучи замужем утверждала, что она девственница? Слишком хорошо знает каждый мужчина цену женских клятв в деле девственности. Тело из могилы исчезло? Так тому могли быть множество причин, начиная с того, что сами римляне его перепрятали, чтобы к могиле не собирались сотни фанатиков-христиан.
 Но гнал, гнал Мудрец от себя крамольные мысли, и всё же чувствовал, что меньше и меньше верит в христианского бога. Ни горячие молитвы, ни посты не могли вернуть прежнюю веру.
 Нет, совсем веру он не хотел отринуть, слишком страшно и пусто на земле человеку без Бога, но иногда, длинными зимними ночами смотрел в чёрное небо, заглядывающее в его душу мириадами звёзд, и искал в нём Мировую Душу.
 «Только эти крохотные частички, из коих, как из кирпичиков, всё сложено, которые были всегда и всегда будут и есть наш мир. Вечно только их движение и превращение», — думал он, замирая от страха и одиночества.
 Мудрец искал место для Бога в этом мире из вечной, движущейся и изменяющейся матери и не находил. Бог миру был не нужен. Бог нужен был Человеку, чтобы жить и умирать не было страшно.
«Я умру, и весь этот чудесный мир для меня навсегда исчезнет, — содрогаясь думал он, — чем я отличаюсь от червяка или улитки, от собаки или негра? Зачем этому миру душа негра, душа бедной собаки, зачем моя душа? Где она будет жить без тела?»
 В воскрешение людей во плоти и их вечную жизнь после страшного суда, как обещают христиане, он как ни старался, поверить не мог. Но Мудрец верил, что посредством мысли мир познаваем, и его можно улучшить. Что он и пытался сделать.
 «Если и совершенное золото, и подлый свинец состоят из одних кирпичиков, значит их можно превратить одно в другое»,— рассуждал философ, —если более лёгкий свинец уплотнить, сжать его до плотности золота, он наверняка должен превратиться в золото. Только где тут место таинственному магистерию?» Таким образом, по его рассуждению, философский камень для трансмутации свинца в золото был не нужен.
 Как уплотнить? Решил попробовать молотом. Нужно бить. Он бил. Выбиваясь из сил, стирал в кровь ладони, но золота не получил.
 «Может, всё–таки существует философский камень?— задавал Мудрец себе раз за разом вопрос, —или все те кто уверяют, что получили из подлого свинца совершенное золото врут? Нет — не могут книги врать. Не могут врать четыре женщины алхимика — Мария Профетисса, Клеопатра Алхимик, Мадера и Тапхнутия. Не могут врать великий Николас Фламель и его жена Пиринелла, узнавшие из древней книги, как делать философский эликсир, и обретшие бессмертие. Не могут люди заблуждаться насчёт Гримуара, который путём трансмутаци на философском камне превращал несовершенное в совершенное. Не может заблуждаться вся современная наука! Или может?»


 Старуха вылезла из купели, развязала тряпку на волосах и велела лить на голову тёплую воду. С головы полилось красное. Сердечко Катерины обмерло. Вместо седых косм у старухи появились роскошные, огненно–рыжие волосы.
 Рыжая ведьма тряхнула головой и как была нагая, отправилась к зеркалу. Огромное зеркало величиною с четыре ладони висело над столиком с множеством таинственных, волшебных, драгоценных составов в крохотных баночках и чудных бутылочках, самой нелепой и неудобной формы. Под яркими красными волосами лицо ведьмы казалось бледным и прозрачным, словно его Бог забыл нарисовать.
 Старуха, бесстыже раздвинув ноги, уселась на стул. Дряблые ягодицы расползлись по дорогой обивке, кожа на животе собралась уродливыми складками. Ведьма открыла баночку побольше, залезла в неё пальцам и стала не спеша наносить волшебный состав на лицо. От бережных движений пальцев исчезли пигментные пятна, мешки под глазами. Кожа старухи стала как у молодой.
 Катерина открыла рот от изумления. Ведьма же только усмехнулась. Из серебряной коробочки достала коричневую палочку, послюнявила её кончик, провела палочкой по лицу, и на ровном месте, где до того ничего не было, появились чудесные брови. Потом ведьма занялась глазами. Палочкой другого цвета, темнее чем на бровях, нарисовала глаза, потом мягкой кистью засинила веки.
 Служанка вздрогнула. Глаза ведьмы стали яркими и большими как у небесных ангелов на иконе. Последним ведьма создала себе рот. Красной палочкой нарисовала губы, большие чем ей дал Бог. Потом всё закрасила внутри линий ярко-красным. На молодом лице с тонко очерченным носом драгоценными камнями вспыхнули синие, как небо, глаза, нежный, пухлый рот с коралловыми губками чувственно улыбался.
 Такого красивого лица Катерина отродясь не видала. «Подай платье, девочка!»,— приказала ведьма. Железные зубы зловеще блеснули между кроваво-красных губ. Служанка метнулась и бережно подала драгоценный наряд, который один, наверное, стоил как весь матушкин дом. Ведьма влезла в платье.
 Чудесные и таинственные превращения сделала колдовская одежда с телом. Уродливые складки на животе превратились в тонкий девичий стан, груди и ягодицы под волшебной тканью соблазнительно приподнялись и округлились. Ведьма поднялась со стула, открыла волшебную коробочку, что так долго шла из дальних стран.
 Катерина не видела, как ни заглядывала, что находится внутри драгоценной коробки. Старуха на мгновенье отвернулась, провела рукой возле кровавых губ, повернулась к служанке и победно, так, что стали видны все зубы, улыбнулась.
 «Ах!»— вырвался невольный крик из груди Катерины. Из железных — зубы у ведьмы стали ровными и белыми, как у молодой девушки. Перед тем как от испуга и неожиданности потерять сознание, служанка подумала: «Она не старуха». И грохнулась на пол.


 «Барон и рыцарь Балдуин по прозванию Тёмный, владетель замка Chateau de Mica земель и людей вокруг него, Вы обвиняетесь по двум эпизодам намеренного и богопротивного нарушения закона нашего королевства, связанными с убийством и святотатством, а так же нарушением обычаев, тишины и порядка, выраженных в злонамеренном и чрезмерном убийстве рыцаря и шевалье Ансеиса, злодейски умерщвлённого вами ударом меча в голову.
 Лобная кость вышеназванного шевалье вышеуказанным ударом была вырвана из черепа и упала так, что звук её падения был слышен через дорогу, что подтверждается свидетельскими показаниями, записанными и заверенными должным образом. (Протокол свидетельских показаний прилагается) Сей звук согласно салическому закону свободных франков доказывает чрезмерное и неоправданное применение вами рыцарем и бароном Балдуином, известном так же как Тёмный рыцарь, силы.
 Вышеназванный шевалье Ансеис был злодейски и чрезмерно убит вами бароном Балдуином с целью наживы и присвоения всех призовых денег, по праву причитающихся вам рыцарю и барону Балдуину и шевалье Ансеису. А именно:1840 золотых денариев, трёх валенсийских щитов и ещё пяти добрых щитов франкской работы, восьми доспехов, пяти исправных, и в купе к ним трёх повреждённых ударами шлемов. (Опись материальных ценностей с подробным и достоверным описанием оных, проведённая специальной комиссией, прилагается.)
 По первому эпизоду вину вашу отягощает убийство менестреля, жизнь коих, по королевскому Капитулярию от 28 января 843 года от рождества господа нашего Иисуса Христа, неприкосновенна, доколе этот менестрель не станет поносить божественную власть короля или святой церкви.
 По второму эпизоду ваших злодеяний имеются многия свидетельства очевидцев, записанные и заверенные должным образом. (Протокол свидетельских показаний прилагается.)
 Согласно показаниям Вы барон и рыцарь Балдуин также совершили тройное убийство старшего оруженосца де Оливье.
 Таким образом, Вы королевский барон и рыцарь по совокупности обвиняетесь в присвоении нечестным путём вышеназванных ценностей (список см. выше) и злокозненном убийстве пяти человек. Кроме того, чрезмерное и тройное убийство старшего оруженосца де Оливье произведено на заднем дворе божьего храма, построенного славными и достойными горожанами нашего города во славу нашей святой католической церкви и матери господа нашего Иисуса Христа, что является поступком мерзким, богопротивным и богохульным»,— обвинитель читал плохо, мямлил, будто во рту его был не совершенный орган, что Бог дал каждому человеку для речения, а каша.
 Когда чтец сбивался с текста и начинал вместо чётких и ясных слов нудно тянуть «э–э–э», будто коза над капустным листом, барону нестерпимо хотелось вылезти из–за своей загородки и подбодрить нерадивого чтеца добрым подзатыльником. При входе в зал стражники отобрали у барона оружие, чем причинили ему преизрядное неудобство. Без привычной тяжести на поясе, рыцарь чувствовал себя как без штанов.
 После той памятной ночи Балдуин провалялся без памяти больше суток. Барон наверняка бы истёк кровью, если страшную рану на бедре не перевязал шустрый мальчишка, что всегда таскался за Тощим менестрелем. Он и поднял народ на ноги, прознав, что его хозяина злодейски закололи кинжалом.
 Барон плохо соображал и ни как не мог сосредоточиться на тексте, что так невнятно читал мямля–обвинитель. «То ли дело мой старый, верный Цезарий,— думал храбрый вояка ,—тот читает, что кубки осушает — бодро и весело. Так что любой разбойник, нарушивший королевский закон в моих землях, вмиг оказывается висящим на суку, что твоё яблочко, или на голову короче, если этот человек благородный и достоин удара меча!»
 Когда барон услышал, что его обвинили в убийстве пяти человек, он не выдержал и крикнул с места:
—Эй, вы там что все ополоумели! Какие пять человек? Там всего было три трупа!
— Он сознался. Он сознался. Он сознался,— прошелестело по залу.
—Ага! Преступник сознался в убийстве троих человек. Запишите в протокол!—оживился обвинитель. Толстое лицо его было круглое, как у человека добродушного, и любящего хорошо поесть и выпить. Только длинный хрящеватый нос выдавал его природное коварство и злобу.
—Ничего не сознался,— запротестовал барон, —я только утверждаю, что было убито три человека!
—Уважаемые знатоки права — рахинбурги, разъясните рыцарю его заблуждение и невежество,— прошамкал своей кашей во рту обвинитель.
 Встал самый седой и ветхий рахинбург. По сломанному носу и страшному шраму на лице сразу видно — некогда лихой вояка.
—Труп оруженосца де Оливье мною осмотрен в присутствии свидетелей и мною вынесено заключение, что трупу было нанесены пять ран, три из которых несомненно могли стать причиной смерти вышеназванного трупа,— бойко доложил старый рубака. Он наверное немало потрудился в качестве рахинбурга, так как научился говорить дурацким языком судейских, который ни один нормальный человек понять не в состоянии.
—Скажите, какие это раны?— вновь булькнула каша во рту обвинителя.
—Первая рана, которая могла неизбежно вызвать смерть трупа, состояла в отсекновении путём отрубания мечом левой руки,— отрапортовал бойкий старикан.
—Не левой, а правой,— машинально поправил барон.
—Он сознался. Он сознался. Он сознался,— вновь зашипел зал.
—Запишите в протокол. «Обвиняемый сознался, что отрубил правую руку де Оливье»,— прошамкала зловеще каша.
—Хорошо,— поправился рахинбург, —отрубание правой руки. Вторым ударом отсечена левая рука. Оба удара нанесены мастерски, так что руки срезаны чисто, лучше и быть не может. Однако следует заметить, что удар по…, — тут свидетель замешкался, запутавшись в руках, но скоро нашёлся, для наглядности показав залу свою руку, —вот такая левая рука отсечена не до конца и осталась висеть на лоскуте кожи и мышц, сей факт доказывает, что второй удар был слабее, или был нанесён неточно…
—Он мог привести к смерти?— нетерпеливо вмешалась каша.
—Всенепременно, но если бы удар был нанесён чуть под более острым углом, рука отделилась бы чисто,— знаток ударов знал и любил своё дело и был готов бесконечно рассуждать об углах заточки оружия, качестве стали и силе ударов, но обвинитель его довольно бесцеремонно прервал:
—Второй удар был смертельным?
Словно азартный жеребец, остановленный на полном ходу твёрдой рукой, старый военспец захлопал глазами, выдавил: «Да»,—и замолчал.
—Какое заключение вы можете вынести по третьему удару? Носатый знал своё дело и словно опытный погонщик гнал своё стадо в нужную сторону.
—О, третий удар — это шедевр. Лучшего удара трудно представить. Меч вошёл под нужным углом, разрезал лобную кость, прошёл меж глаз, разрубил челюсть, так чисто, что все зубы остались на месте, прошёл меж ключиц вдоль позвоночника, разрезал сердце, лёгкие и печень, прошёл до тазовой кости и вышел в области паха. Должен сказать, чтобы нанести такой удар одной силы мало. При ударе следует меч протянуть несколько на себя…
—Достаточно с нас этих кровавых подробностей,— прошелестела каша, —третий удар был смертельным? На сколько частей разделился череп?
—Смертельней не бывает, начисто голову разнёс,— отрапортовал старый рубака.
—Уточните, на две или три части?
—Чисто пополам, что твою тыкву!
 Настал черёд следующего судейского. С места встал самый молодой рахинбург, одетый ярко и дорого, и бойко произнёс:
—Согласно салическому праву, подтверждённому при короле нашем Карле Великом и ясно записанному, и изложенному в Геральдике, три смертельных удара, нанесённых одному человеку засчитываются как убийство трёх человек или тройное убийство; если при убийстве кость черепа упала так, что было слышно через дорогу, убийство считается с отягощением вины…
—Достаточно,— прошелестела каша, —барон Балдуин, вам ясна ваша вина?
—Какая вина?—изумился барон, —сознаюсь, мальчишку де Оливье настрогал я. Но негодяй подло покушался на мою жизнь. Они со своим подельником убили из засады доблестного Ансеиса, думая что убивают меня, и беднягу менестреля,— от неправедной обиды барон чуть не потерял дар речи.
—Кто может подтвердить ваши слова?—нос обвинителя уставился на барона как флюгер на ветер.
—Моя честь,— высокомерно заявил барон, —я подсуден только королевскому суду!
—Ваши пустые слова ничего не стоят против собранных против вас улик и свидетельских показаний, имеющихся в распоряжении высокого городского суда. О вашей подсудности только королевскому суду могу довести следующее,— судейский замешкался, видимо искал нужную бумагу, потом вспомнил, что грамота находится не у него.
—Прочитайте барону королевский указ,— пробулькала каша. Тут же вскочил бойкий рахинбург, развернул помятый свиток и радостно затараторил: «Королевский указ от марта месяца восьмого числа 885 года. Сим указом и особым королевским эдиктом повелеваю, что любой граф, барон ли, рыцарь буде в городе, нарушив порядок, или совершив святотатство, или неправедное убийство, по воле или неволе будет передан на суд рахинбургов того города, в коем совершено преступление; при отсутствии явных улик обвиняемый должен быть подвержен испытаниям согласно нашим древним обычаям: котлом, огнём, холодной водой, крестом или хлебом и сыром. В случае доказанности вины, виновный должен быть казнён усекновением головы, повешением, утоплением или наложением денежного штрафа в соответствии со званием и родом виноватого и тяжести его преступления». Судейский лучезарно улыбнулся, будто не дело об убийстве решал, а о том, какие наряды будут носить модницы в этом сезоне, и плюхнулся на место.
—Заслушав свидетельские показания, мнения и экспертизы уважаемых экспертов высокий суд пришёл к мнению, что следствием собрано достаточно неопровержимых, прямых, косвенных и иных улик в виновности барона Балдуина владетеля замка Chateau de Mica людей и земель вокруг него, поэтому ввиду его ясной вины нет необходимости подвергать подсудимого испытаниями котлом, огнём, холодной водой, крестом, хлебом и сыром.
 В связи с вышеназванными обстоятельствами суду предстоит ответить на четыре основных вопроса, касаемых вышеназванного барона, и прийти к заключениям по четырём винам вышеназванного барона, а именно:
1)Виновен ли вышеназванный человек барон Балдуин в убийстве с чрезмерной жестокостью шевалье де Ансеиса путём разрубания его головы на две части, так что части черепа упали со стуком, который был слышен через дорогу?
2)Виновен ли вышеназванный человек в убийстве старого менестреля известного в народе под прозванием Тощий? (К сожалению следствию не удалось выяснить подлинное имя невинно убиенного)
3)Виновен ли вышеназванный человек в тройном убийстве славного юноши де Оливье, путём отрубания мечом вначале правой…или левой?—чтец на мгновение смешался, но быстро нашёлся, — обеих рук, что нашим уважаемым экспертом расценено как две смертельные раны,— старый рубака довольно разулыбался,— и в разделении посредством того же меча головы и тулова вышеназванного юноши до паха?
4)Виновен ли вышеназванный человек в осквернении божьего храма, построенного славными и достойными горожанами нашего города во славу нашей католической церкви и матери господа нашего Иисуса Христа?
 Похоже, «носатая каша» крепко знал своё дело, и наш герой на утро рисковал стать на голову короче. Барона душила ярость. Как смеют эти горожане называть его имя без должных титулов и почтения? Если он выберется невредимым с этого судилища, он устроит «славным и достойным горожанам» такую трёпку, что их дети и внуки будут долго пугать своих детей и внуков именем Тёмного барона. Слова застряли в пересохшей глотке рыцаря, так что он только хрипел и в бессильной злобе колотил кулаком по дубовой загородке.
—Согласно салическому праву, подтверждённому Геральдикой славного короля нашего Карла Великого, городской глашатай по велению суда обязан троекратно в течение трёх дней вопросить на городской площади имеются ли свидетели, либо иные какие доказательства и причины, доказывающие невиновность, или обстоятельства, служащие для смягчения вины подсудимого?— пробулькала нехотя каша.
 Судейский считал, что все эти формальности с объявлениями на площади — напрасная трата времени, и будь его воля, преступник, во славу закона, с утра пораньше был бы на плахе. Но народу была нужна эта игра в справедливость. Пусть её получит. К тому же это добавит драматизма к будущей казни, и соберёт немало зрителей. Наверняка не меньше, чем минувший турнир. Не случайно же пфальцграф короля дюк Филип назвал его, простого председателя городского суда, «умной головой» и обещал, что король никогда не забудет его услуги в сфере высокой политики, если барон Балдуин расстанется с жизнью, а замок и имущество барона отпишут короне. Пфальцграф так и сказал: «Это, друг мой, высокая политика». Его, простого горожанина, граф назвал дважды «умной головой» и один раз «другом».
 Барон Балдуин же представил, как будет отлично глядеться эта «умная голова» на колу над воротами его замка. И эта картинка его чуть утешила.
—На этом заседание суда объявляется закрытым. Стража, уведите подсудимого,— прошамкала каша и довольно хлюпнула бледным, хрящеватым носом.
 Так славный барон неожиданно оказался за решёткой.