Глава 6

- 6 -
 Налитое кровью, как бычий глаз, солнце едва коснулось вершин могучих деревьев, покрытых молодой листвой, как два рыцаря вышли на ристалище. Все места для зрителей заняты. Зрители — опытные воины, знают толк в поединках. Попытки помирить врагов потерпели неудачу. Сердца поединщиков горят гневом и яростью. Прилюдно один рыцарь намеренно оскорбил другого, унизил его доброе имя. Прилюдно были произнесены слова, порочащие честь и достоинство. Такие поступки не прощаются. Такие обиды смываются кровью.
 Обидчик настоящий великан — спесив, дюж, горделив и высок, на голову выше хрупкого на вид рыцаря, которому нанесено оскорбление. Беспощадное оружие в руках поединщиков.
 По всей повадке великана видно, что он не новичок в воинских упражнениях. Зрители предсказывают ему скорую и уверенную победу, и только старый Ардр надеется, что Бог поможет правому, и щуплый рыцарь устоит.
 «Начинайте!»— звучит команда герольда. Зрители шумят, подбадривают своих любимчиков, отпускают едкие шуточки в адрес противников. Не слышат рыцари рёва трибун. Только шум своего сердца. Великан прёт напролом, грозно машет тяжёлым мечом, наседает. Худенький парирует, уворачивается, ещё раз уворачивается.
 Великан в бешенстве. «Дерись как мужчина, или проси пощады!»— орёт он. Но глаза противника говорят о том, что он скорее погибнет, чем сдастся. Мечи вновь скрещиваются со страшным стуком. Худой выдерживает удар. Парирует. Бьёт сам. Удар быстр и резок. Не все зрители его увидели, но великан с проклятьем отступает.
 Ещё сшибка. Удар следует за ударом. Никто не желает уступить. Напряжение боя становится невыносимым. Высокий теснит, идёт вперёд. Проваливается. Там, где только был враг, пустота. Худой уже сбоку. Наносит удар. Удар вновь достигает цели. Высокий воин отступает.
 Противники переводят дух. Горячий пот струится по лбу великана, слепит глаза. Великан тяжело дышит. Худой рыцарь по-прежнему лёгок и свеж. Зрители смеются над здоровяком. Их симпатии постепенно переходят на сторону худого. Великан видит, что победа ускользает от него. Гнев застилает глаза. Страшно кричит: «Убью!»— бросается вперёд.
 Худой всё видит. Делает шаг в сторону, подныривает под меч. Когда великан проносится мимо, ставит подножку. К восторгу зрителей, дюжий воин летит на землю. Худой успевает изо всех сил, так что сочный шлепок слышно всем, ударить самоуверенного противника плоской частью меча по тугим ягодицам.
 Зрители восторженно ревут. Ревёт униженный рыцарь, кидает свой меч в худого. Меч попадает в голову. Идёт кровь. Худой с удивлением смотрит на свои окровавленные руки. Дюжий воин бросается на раненого, валит. Воины катаются по земле. Восторженно вопят зеваки.
—Что тут происходит?— грозный голос барона прерывает схватку. Смущённые зрители умолкают, стыдливо отводят глаза. Только мальчишки продолжают яростно тузить друг друга и сопеть.
—Я сказал довольно!—повысил голос барон Балдуин, —разнимите их.
Воины растаскивают мальчишек. С разбитого палкой лба на худое лицо младшего течёт кровь. Глаза, как у затравленного волчонка. Противник старше на два года и уже посвящён в оруженосцы. Но ему тоже изрядно досталось.
—Почему дерётесь как простолюдины?— голос барона строг.
—Он первый начал,— шмыгает носом младший. Барон с укоризной смотрит на своего оруженосца и пажа.
—Это правда, Жобер?
Юный воин багровеет от стыда. Светлая кожа идёт пятнами. Виновато опускает голову.
—Из–за чего драка? Мои воины не должны драться друг с другом.
Оба мальчишки молчат.
—Милорд, были задеты вопросы чести,— вмешивается старый Ардр.
—Вопросы чести? Какие?
Вновь молчание.
—Я жду!— барон не отличается терпением. Ардр тихонько толкает младшего.
—Говори.
—Он смеялся над моим именем,— едва слышно выдавливает из себя худенький.
—Что? Говори громче. Не слышу!— гремит барон.
—Смеялся над именем!— кричит малец.
—Над именем? А, кстати, как тебя зовут?
—Эльфус Викториан,— вновь, едва шепчет младший.
— Как?— Балдуин с трудом сдерживает улыбку.
— Эльфус Викториан!—громко кричит сын менестреля, потому что только менестрель способен дать сыну такое дурацкое и пышное имя.
— Ну что же, Эльф из рода Победителей, честь своего имени ты сегодня отстоял,— сказал барон, —но за драку будете наказаны. Провинившимся три ночи сторожить лошадей. Тебе мастер Эльф. Тебе мастер Жобер, ну и тебе Ардр. Будешь строже следить за правилами поединка! И смотри, чтобы не спали в карауле. Да, не забудьте умыться.


 Ночной лес полон жутких, таинственных звуков.
—Ардр, почему мы не разведём костёр?
—Когда ты у костра, ты никого не видишь. Тебя видят все.
Здесь, где кончается лес и начинается поле, рядом растут два могучих дуба. Мальчишки сидят плечом к плечу, упираясь озябшими спинами в толстый, шершавый ствол. Поляна с лошадями перед их глазами. Старик сидит к лесу и мальчикам лицом. Так к ним никто не подберётся незамеченным.
 Шла третья ночь их дозора. Суровость наказания драчуны осознали уже после первой ночи караула. Днём их так укачала езда, что они ничего не соображали и несколько раз едва не свалились под копыта своих лошадок. Эльфус пытался петь и играть на ходу на арфе, но даже это не спасало от сонного обморока. Пару раз он умудрился уснуть посредине песни.
 Следующая ночь далась ещё трудней. Пацаны обиделись на своего лорда, общая беда быстро сдружила. Ардр только ухмылялся, слушая сетования бывших врагов на несправедливость, что их постигла. Старый солдат давал им немного отдохнуть под утро. Когда спал он и спал ли, было никому не ведомо.
 Всем известно — нужда лучший учитель. Скоро мальчишки научились спать днём в седле и бодрствовать ночью.
«Думаете война это только битвы? Нет, война это засады, караулы, пешие и конные марши, голод. Пока дойдёшь до врага, половина собственного войска сдохнет от поноса или разбежится. Так что резня праздником покажется, тут либо ты избавишь врага от мучений, либо он тебя»,— поучал старый солдат. Говорил он тихо, так что мальцам приходилось прислушиваться.
 Подул ветер. Тревожно зашумели деревья. В лесу страшно заохало, застонало. С юных оруженосцев слетел сон. Они приподнялись, настороженно закрутили головами. Жобер подхватил свой лук, из которого здорово навострился стрелять.
—Что это, Ардр?
—Не бойтесь. Это просто дядюшка филин. Настоящая беда подкрадывается незаметно. Караульный должен помнить, что товарищи вручили ему свои жизни, и он должен их сохранить. Тихонько обойдите поляну.
 Две тени бесшумно отделились от дерева и скрылись в темноте.


 Кому–то кукушка отсчитала семь лет жизни. В прогулках по лесу он часто спрашивал, пёструю вещунью: «Кукушка, кукушка, сколько мне лет жить?» По-детски радовался, если она обещала долгие годы. А теперь, сомневаться не приходилось - его жизнь сегодня, прямо сейчас закончится.
 «Счастливые люди,— думал Мудрец, —вы не знаете час своей смерти. Это позволяет жить так, будто вы бессмертные боги, а неслучайные гости на земле».
 Сырые дрова не желали гореть. «Ну хоть в этом явилось их достоинство»,—подумал старик с горькой иронией.
 Взрослые стояли молча и угрюмо. Бесновалась мать дурочки. Только всегда деятельные и живые мальчишки продолжали суетиться у его столба. Они ни разу не видели, как жгут колдуна.
 Вот двое шустрых сопляков притащили охапку сухих веток. Ещё один оторвал горящую ставню, попытался поджечь костёр, но ему дали пинка и вручили горящую головню матери…


 Далёкий гром прогремел среди ясного неба. Кони неспешно вышагивают по дороге, построенной ромеями в незапамятные времена. «Чудны твои дела, Господи»,— подумал барон и перекрестился. Не то чтобы воин был слишком религиозен, но как любой человек, переживший много опасностей, никогда не переоценивал вклад собственных стараний в успех или неуспех дела.
 Потом на горизонте возник дым. Барон на своём веку перевидел множество таких дымов и по опыту знал, что ничего хорошего они не предвещают. Ещё больше воины насторожились когда не обнаружили в деревне из двух десятков домов ни одного жителя. Барон распорядился приготовить оружие и быть на чеку.

 «Вот и всё,— подумал Мудрец, —интересно уцелела после взрыва та чёрная птица с жёлтым клювом? Я никогда не узнаю её имени.
 От горящей ставни сухой хворост дружно занялся светлым пламенем. Чадно загорели сырые поленья.
 Старик задохнулся дымом. Вспомнил смерть Христа на кресте, его сомнения. «Боже Мой, Боже Мой! Для чего ты Меня оставил?»- услужливая память воспроизвела слова спасителя. На краю гибели даже мессия сомневался, а простому смертному, кого молить? Ты же не сын бога, чтобы ради тебя свершать чудо. Но легко умереть этот раз ему не дали.


 Крыша дома успела сгореть и рухнуть внутрь каменных стен, когда вооружённые всадники заполнили дорогу, оттеснили конями крестьян от столба с человеком, разметали сжигавший его огонь. Человек на столбе был чёрен от дыма. Страшное лицо дико таращилось на солдат одним глазом. Второй скрывал багровый кровоподтёк.
 Человек был не в себе, выкрикивал хриплым голосом бессвязные слова, в которых с трудом можно различить: «Боже!», «Оставил!» Солдаты, затушив огонь, не торопились отвязывать обгорелого или убирать дрова от столба.
— В чём вина этого человека, и по чьему приговору происходит казнь?—задал вопрос воин на высоком коне. Крестьяне угрюмо молчали.
— Мне развязать вам языки плёткой?— повысил голос суровый господин. По тону было понятно, что слова такого человека с делом не разойдутся.
 После некоторой заминки люди вытолкнули вперёд крепкого и ещё не старого мужчину в добротной одежде из крашеного сукна. Сей достойный муж поспешно снял шапку перед важным господином, однако робости не испытывал. В глазах — чувство собственной правоты.
— Колдуна сжигаем, ваша милость!
— В чём проявилось его колдовство? Барону доводилось разбираться в подобных тяжбах в своих землях, и по опыту было известно, что в делах веры более всего человеческой глупости, суеверий, зависти и подлости. Настоящего колдуна на своём веку ни разу не видел.
— Сей колдун вызвал гром среди ясного неба. Гром с небес пал на землю, так что пробил в ней изрядную яму и до смерти убил пять коз и дочку вот этой женщины. Крестьянин рукой указал на дюжую тётку, замотанную в пёструю, странную тряпку.
— Науке известно, что гром - это звук, а звук вырыть яму и убить кого–либо не может,— сказал барон с заметным сомнением в голосе. Он бы ни за что не поверил пустым словам, но сам слышал гром среди ясного дня и видел яму на пустыре за сгоревшим домом. Но возможно и яма, и убийства - следствия неведомого промысла божьего или природного явления, а не колдовства или злого умысла этого человека.
— Есть среди вас особа обличённая властью, чтобы принимать подобные решения? Кто приговорил этого человека к смерти? Или это ваше самоуправство?—в этой вине крестьян господин не сомневался. Каждому известно, ни один человек не должен быть казнён по самоуправству дерзкой черни. Крестьянин смутился и замолчал, но получив тычок древком копья, сознался:
—Вот эта баба созвала народ. Доказательства вины в наличии. Вон яма, вот козы и девчонка!
 В этом предводитель был прав. Неглубокая яма чернела влажной землёй, деревья и кусты вокруг изломаны словно ураганом, исходящим от дырки в земле. Вот пять коз, побитых камнями и железом, вот труп без глаза. Но даже гора трупов не повод для самоуправства. Зачем государство и верховная власть, если каждый начнёт вершить свой суд? Барон не был знатоком законов, но что такое власть и на чём она зиждется, знал твёрдо.
—Кому принадлежит надел, на котором возникла яма?—задал барон простой вопрос.
—Ему,—крестьянин мотнул головой в сторону обгорелого человека.
—Значит он имел права делать там что угодно любым способом, в том числе и яму, а так же яма могла возникнуть естественным путём по причине известной одному Богу,—голос барона был скучен и не выразителен.
—Да,—пришлось сознаться крестьянину.
—Что делали твои козы на участке этого человека? По какому праву твоя дочь находилась на чужой земле? Отвечай женщина!- задал господин вопрос.
 Но бабу словно парализовало. Она несколько раз разевала рот, но издала только что–то вроде козьего: «М–е–е.»
—Она не в себе. Козы и девка её. Всегда тут паслись,— вмешался крестьянин.
—Просила ли ты, женщина, разрешение на выпас коз, уведомляла ли хозяина участка о сим действии, давала ему плату?—спросил важный господин на лошади.
—Разрешение пасти спрашивала? За участок платила?—прокричал мужик бестолковой бабе, взяв на себя роль посредника и толмача.
—Нет…,—потерянно выдавила из себя баба.
—Она говорит «нет»!—перевёл мужик. Он кричал, словно говорил с глухими.
—Не ори. Я слышу,—перебил его барон. Господин задумчиво почесал подбородок, тронул лошадь и подъехал к столбу.
 Чёрный человек висел неподвижно, он больше не кричал, глаза закрыл, но по движению груди, лицу и рукам было видно, что он жив, больше закопчён и измазан землёй и сажей, чем обожжён.
—Воды,—приказал судья. Солдаты окатили из бадьи закопчённого человека. От потока воды в лицо человек открыл глаза, стал смешно разевать рот, отплёвываться, будто тонет. Солдаты заржали, но быстро умолкли под строгим взглядом барона.
—Ты колдун?—строго спросил господин.
—Нет. Колдунов и чародеев не бывает. Я учёный,—сказал тихим и усталым голосом чёрный человек.
—Гром и яма твоих чар дело?
—Я сделал. Глупые люди решили, что по злоумышлению. Если бы эти силы были в моей власти, я легко разогнал этот сброд. Это несчастный случай…
—Ты сможешь это повторить?—заинтересовался барон.
—Не знаю. Возможно,—честно ответил учёный.
 Барон крепко задумался. Земли были чужие, на них его власть не распространяется. По–хорошему, надо тащить учёного человека местному лорду — пусть разбирается. Но отряд и так задержался в пути, и дела удела требовали крепкой хозяйской руки. С одной стороны, произвол посредине просвещённого христианского мира недопустим. Да и этот учёный, знаток такой силы, может пригодиться. С другой — местный лорд сочтёт вмешательство в его дела оскорблением своей чести. Барону, как показали последние события, без того могущественных и влиятельных врагов хватало. Лучше было уладить дело миром.
 Барон не был глупцом и знал, что деньги не всемогущи, но решают многие проблемы.
—Сколько стоят твои козы?—спросил он бабу. Дура баба только хлопала круглыми глазами, что твоя сова, не понимая вопроса.
—Три козы стоят как одна корова. Одна корова на ярмарке ныне шла по пять монет. Справедливо будет если за коз она получит восемь монет. Ещё за девчонку надо что–то дать, хоть она и была дурочкой.
—Выдай бабе двадцать солидов,— распорядился барон.
 Баба оторопело смотрела на серебряные монеты, что нехотя отсчитал из кожаной сумы хранитель платья и казны барона в походе ушлый и скуповатый сержант Кастор.
 Этот Кастор был из семьи лавочников, считать и копить с детства был приучен. Щедрый барон отдал свою часть выкупа семье покойного Ансеиса. Часть денег ушли на штраф за оскорбление «нашей святой католической церкви». Так что сорил деньгами и платил по счетам барон за свой счёт.
 Увидевший деньги, мужик было решил поторговаться, но сержант быстро напомнил об убытке в виде поджога дома невинного человека. Кастор не понимал, как вот так можно сорить деньгами, и за каким чёртом барону запонадобился этот полудохлый старикашка.


 Мать дурочки зарезали ночью. Тело лежало в одинокой хижине пока ни раздулось и лопнуло, забрызгав вонючей жижей пёстрое шёлковое одеяло.


 Хорошо пускаться в путь. Вся твоя прежняя жизнь с её хлопотами, ответственностью, долгами, лишними словами, что сказал сгоряча, осталась за плечами. Остались обиды и ссоры, неоконченные дела и нерешённые проблемы. В пути они тебя не догонят. Здесь им нет над тобой власти. Тебя ждёт дорога и приключения, к которым ты готовился всю жизнь, закалял тело и волю, тебя ждут встречи с великанами, волшебниками, таинственными незнакомками и простыми людьми.
 Тебя поджидает тот о ком ты думаешь, что знаешь его. Но он тебя удивит больше всех. Это ты сам. Ты узнаешь про себя какой ты, когда смертельно устал, когда тебе голодно или страшно, когда трудно, когда страдаешь от жажды или зимней стужи. Ты познакомишься с собой настоящим и хорошо, если ты себе не будешь противен. Тогда ты счастливец.
 Хорошо возвращаться из странствий домой, узнавать знакомые кусты и деревья, запах двора, скрип двери. Вспомни, как в далёком детстве, замирая от восторга, изо всех сил бежал навстречу дорогим твоему сердцу, сильным рукам, как они подхватывали тебя, ты взлетал в небо, а потом счастливый, хохочущий зарывался лицом в любимые волосы. Так ты готов бежать к своему дому.
 Барон торопится. Копыта лошадей пожирают расстояние. Леса, поля и пашни, виноградники и люди на них — это его дом. За каждого из этих крестьян, скрюченных каждодневным трудом, их женщин, рано состарившихся от родов и забот, за их мирную жизнь, сытый скот, он готов сутками скакать, терпеть трудности и невзгоды. Готов воевать хоть с чёртом, даже с собственным королём…
 Вдали показались башни родного замка. Сердце радостно и немного тревожно замерло. Известий из дома не было две недели. Почуяв родной кров, лошади пошли бодрее. Солдаты подтянулись, глядят орлами. Блестит оружие. Подковы звонко цокают по камням дороги. Свежий ветер треплет знамя. Знаменосец впереди. Отряд барона с добычей возвращается домой. Добыча — шлем кастрюлей, обожжённый, глухой старик и тщедушный мальчишка–сирота. Что ждёт их за воротами замка?


—Ты меня любишь?
—Да.
—Ты скучал?
—Конечно. А ты?
—И я скучала.
—Дети подросли.
—Да. Том уже может натянуть лук, а у младшенькой выросли зубки. Они тоже по тебе скучают.
—Конюх сказал, что кобыла издохла…
—Перед твоим приездом. Наверное наелась росяного сена, её и раздуло.
—Или эти лентяи напоили её холодной водой сразу после выездки…Ты конюха наказала?
—Да…
 Они замолчали. Весенний тёплый ветерок врывался в открытое окно, легко шевелил полог над кроватью, ласкал светлые волосы женщины, трогал жёсткие волоски на широкой мужской груди.
—Ой, у тебя седой волос!
—Где? Вырви его.
—Ай!
—Что, ай?
—Больно.
—Больно? Ах, мой милый, дай поцелую и не будет больно. Звук поцелуя. Счастливый женский смех.
—О, милый…
—Тебе хорошо?
—Да.


 В просторном кабинете своего замка пфальцграф Филипп разбирал рукопись богослова и государственного мужа Флора Лионского с горьким названием «Жалоба о разделе Империи». Империя Франков, которая «блистала в глазах всего мира,—писал сей муж,—теперь разрывается в клочья. Государство, недавно еще единое, разделено на три части… Вместо Государя — ничтожные «корольки», вместо Державы — осколки. Общее благо перестало существовать… все поглощены собственными интересами: думают о чем угодно, только Бога забыли».
 Знатные герцоги, маркизы, графы и бароны растащили королевство по замкам и дворам. Власть короля в собственном королевстве меньше власти какого–нибудь жадного и удачливого барона, недавние предки которого были простыми головорезами. Некому защитить народ от ярости северных людей с глазами цвета льда. Приходят они на землю Франции, грабят монастыри и божьи церкви, насилуют и убивают. Разграблены Тур и Нант, щедрый Бордо и мастеровой Лимож, Шартр, Руан и Орлеан, Амьен; преданы огню и поруганию Верден, Суассон и Пуатье, Булонь, Турне и славный Амбуаз. После несчастливой для нас битвы у Турне, пришлось отдать земли от реки Энт до моря их вождю-великану Роллону и платить серебром.
 Роллон взял земли, серебро, взял в жёны дочь короля, крестился, принёс присягу Карлу Третьему, но дань платит не подданный королю, а король своему вассалу. Великан живёт во грехе с дочерью короля и своей прежней женой язычницей Поппой. Чёрные корабли–драконы уносят добычу на суровый север.
 Нынешний Карл не ровня Карлу Великому. Что же прозвище для императора — Невинный. Невинными бывают лишь монахи, да девицы до десяти лет. А на него возлагались такие надежды. Когда дикий вепрь выпустил кишки нашему королю Карломану, мы тем же летом присягнули на верность Карлу Третьему королю Восточных франков. Всем свободным казалось тогда, что воскрешает империя Карла Великого. Обе части Империи — западная и восточная объединились под одной рукой.
 Но новый император, этот толстый болван, вообразивший себя великим полководцем, попёр войной на норманнов в Данию. Войско не дошло до исконных земель норманнов, бестолково болталось по бесплодным холмам и комариным болотам, на половину вымерло от болезней, холода и голода, ни разу не вступив в сражение.
 Пришлось откупаться серебром и землями от кровожадных северян. Даровать их вождю нечестивому язычнику Готфриду плодородные земли во Фрисландии от Звина до Везера и дочь покойного короля Лотаря Второго несчастную Гизеллу.
 Смеялись северные воины: «Франки, не утруждайте походом ноги! За серебром мы сами к вам придём!» Но серые глаза их были полны холодного северного льда.
 Отгрызли норманны два куска плодородной земли от государства франков — один на севере, другой на западе. Словно две хищные руки протянул север к горлу великой империи.
 Как в организме, ослабленном болезнью, проявляются паразиты, так в империи в трудные для неё годы появляются крамола и бунтовщики. Мятежный граф Гуго Лотарингский поднял восстание против императора и прельщает Готфрида деньгами и землями.
 Со двора доносились беспокойные и назойливые звуки суеты. Шли последние приготовления к приёму королевского двора, резали скот, полы застилали свежей травой и камышом, топили камины в залах и трапезной.
 Скоро лето, но за толстыми стенами замка промозглая сырость и пахнет плесенью. Карл Невинный король по крови, но не по духу и уму. Пфальцграф свято верил в сакральность королевской власти, но не личности короля. Государственные мужи Великой Римской империи, чьим примерам следует руководствоваться каждому дворянину, не раз отстраняли никчёмных правителей от власти, выбирая более достойных. Он — первый граф короны, в его жилах живёт кровь королей, он трудится не покладая рук, и уже который год решает все дела за беспомощного короля, не даёт стае хищных псов окончательно растащить страну по уделам. Власть уже в его руках. Осталось протянуть руку и взять корону…
 Пфальцграф испугался крамольных мыслей и оглянулся на слугу, что убирался в кабинете, словно тот мог их услышать, но беспокойный ум остановить не смог. Власть взять малая часть дела. Удержать — вот задача для благородного мужа. Стоит одному из сеньоров возвыситься, другие разом отринут распри и вцепятся ему в глотку. Нет, лучше править от имени слабого короля, чем воевать со всеми марками Франции.
 «Милорд, прибыл гонец для короля с посланием от Готфрида Фрисландского»,— в кабинет пфальцграфа с низким поклоном вошёл новый капитан шевалье Жиль де Вала — хорошо сложенный человек с иссиня чёрной бородой, растущей прямо от глаз. «Эк, какой злодейский вид у этого молодца,— мелькнула мысль графа,— надеюсь им можно не только детей пугать». «Давай сюда грамоту!»— протянул руку граф.
 Сломал печати, несколько минут читал, озабоченно хмурясь. Норманн Готфрид опять требовал, обещанных ему за крещение подарков и двести фунтов серебра для раздачи своим вонам, чтобы удержать их от набегов, а так же Зинциг, Андернах и Кобленц в вечное управление.
 «Если волк повадиться резать овец, остановить его может только кол, забитый в ненасытную глотку. Мы ему дали королевскую дочь в жёны и жирные земли с людьми. Но нет предела человеческой жадности»,— думал пфальцграф, с озадаченным видом выхаживая по кабинету. Если жадный ярл примкнёт к бунтовщику Гуго Лотарингскому, империи угрожает гражданская война и смута. Ошибки сюзерена придётся исправлять ему графу Филиппу де Бульону.
 «Вот и первое испытание для моего нового капитана»,— решил Филипп. «Бери немедля, друг мой Вала, людей и отправляйся в Фрисландию к Готфриду с подарками,- вымолвил повелитель,- нет постой... Вот тебе письмо для графа Генриха в Руан. Передай лично в руки. Тебе же деликатное поручение».
 Филипп подзывает своего подручного ближе и что-то долго ему втолковывает вполголоса. Де Вала внимательно слушает и хмурится. «Всё исполнишь?»- спрашивает Филипп своего капитана, пытливо всматриваясь ему в глаза. «Не сомневайтесь, Ваша Светлость,- отвечает синебородый с мрачной ухмылкой,- император будет доволен!»
 Филипп удовлетворён ответом. «Граф Генрих слывёт лучшим военачальником империи и победителем норманнов, вот пусть и займётся проблемой ярла Готфрида и мятежного Гуго,- думает Филипп,- мы ему поможем. Грязные дела приходится делать, но не обязательно пачкать руки самому!»
 Когда человек с синей бородой вышел, граф испытал облегчение, которое немного портила одна досадная мысль: «Проклятье, не смог справиться с поручением и устранить злополучного барона. Но лисица и здесь найдёт выгоду. Теперь король в его руках. Всегда можно пригрозить открыть королевское коварство и неблагодарность в отношении верного слуги короля барона Балдуина и сделать знаменитого воина своим другом и союзником».