Глазами новорожденного

 На неделю я исчез из этого мира.  А всего-то - полиция у меня отняла телефон в интересах следствия, чтобы никто не мог связаться со мной, и я сам не мог о чем-то договориться. Я даже не успел никому сообщить о своем приключении. Родные и близкие стали искать меня, звонки дошли даже до высокого начальства района. Надо же, я еще кому-то нужен! А я тем временем мучительно вспоминал жизнь, складывая пазлы событий в картину своей жизни. В больницу пришла родственница, ей сообщили он моем местоположении. Я смотрел на большой пакет с разнообразными угощениями -  йогурт смогу выпить, остальное подождет. Но как ее зовут? Да и себя я плохо помнил. Я никак не мог вспомнить, сколько мне лет, а запоминать лица совсем не получалось. Полиция пыталась вытянуть из меня показания, а я лишь твердил, что упал с высокой лестницы. Очень не хотелось возбуждать дело, ведь затаскают по следователям, судам, да еще и друзей к этому привлекут, но у них был свой интерес.

Я смотрел на людей глазами новорожденного. Так вот он какой - этот мир! Одна  медсестра страшно ругала за то, что с одежды сыпались какие-то лохмотья, эту одежду она сама и принесла мне, старая была пропитана кровью.  Зачем?  Почему нельзя говорить спокойно?Молодая сестричка, наоборот, была ласковой, просто интонация голоса уже успокаивала, как мурчание кота. Я вспоминал, как многие из старшего поколения ругают молодежь, но у меня было совсем другое мнение. Может, мне просто везет в этой жизни? Так сильно везет, что по всем законом Вселенной надо было уравновесить эту "несправедливость".

Другая мысль касалась вселенской безусловной любви. И что, я по-прежнему должен любить этого чеченца? Я вспоминал, как часто на прогулке с собакой проходил мимо него, улыбался и здоровался по местному обычаю. Он косил сухую траву, поскольку кормить свое стадо было уже нечем, хмурился и не отвечал на приветствие. Да, растопить холодные сердца трудно! И теперь у меня не было ненависти к нему. Я видел его лживую лесть - немного пообщаться все же пришлось, когда он сам сознался в нападении, но зачем отвечать тем же злом? Ведь тогда я буду точно таким же, как он. Немного раньше я  видел его шестилетнего сына с большой струганой дубиной посреди улицы в окружении двух огромных алабаев, он не пропускал русских. Возможно, и его отца так воспитали, так виноват ли тот в этом? Кто бы мог подумать, что именно эта дубина пойдет в ход?

После моего возвращения из больницы жители нашей станицы высказывали солидарность со мной. Они рассказывали, как стадо чеченца вытаптывало их огороды, как его собаки загрызали их живность. Но были и редкие случаи его благородства, когда, к примеру, он приносил им капусту или молоко в качестве возмещения ущерба. Мне было трудно быть на их стороне, но и возражать не хотелось. Поскорее забыть бы все это и просто наслаждаться жизнью. Но еще три месяца меня мучили следователи, собирая материал для суда. Им так хотелось выиграть свое дело, будто, наказывая, они очистят землю от зла. Но можно ли быть светлым под воздействием страха наказания? Способны ли войны искоренить зло?  Человек может измениться только сам, никакие учителя или насилие не способны его исправить. Но чаще всего люди идут по ложному пути, пытаясь навязывать свое личное видение мира.

Я вспомнил свою маму - годам к семидесяти она мне сказала:
- Ты же все равно будешь делать по-своему.
Сколько лет потребовалось, чтобы это понять! А до этого она была обычной мамой, пытающей воспитать своего сына до пятидесяти лет.

  Прошел год с момента моего второго рождения. Здоровье мое стало лучше, чем до того случая. Оно ведь в большей степени определяется мировозрением.  Я   без устали привожу в порядок свое большое хозяйство, как будто только что приобрел этот дом. С каждым днем все краше участок. Нравится наводить порядок в мастерской, отвоевывать у пырея новые кусочки плодородной земли, ремонтировать все сломанное. Так вот для чего все это было! Нам всегда нужны какие-то судьбоносные толчки для продолжения жизни. А люди... Они  как будто стали мне ближе.