Вакансия Порщик-Натурщик глава первая

Вакансия висела в пыльной рубрике "Услуги – частные" в Экспресс-газете. «Требуется порщик-натурщик. Оплата ежедневная. Гибкий график. Без опыта». И ещё номер с кодом девяносто первого региона. Сначала он даже не понял, что за слово такое — «порщик». Думал, опечатка, может, портье или портер какой. Но звучало странно, почти вызывающе. А он был в том состоянии, когда всё похуй. Жрать хочется, на улице февраль, спать негде, и по телу ломота после двух недель на вокзале.

Он позвонил.

Женский голос в трубке, будто смазанный, как через жирную ткань. Ни эмоций, ни интереса, только адрес: подвал в старом районе, возле бывшей гостиницы "Космос". Сказали — приходи, посмотришь, если устроит — останешься.

Он пришёл.

Подвал встретил его тяжёлым влажным воздухом и светом ламп накаливания, которые дрожали, будто от боли. На входе — стальная дверь с замком, внутри — стойка и мужчина в чёрном, с лицом как у манекена, без выражения. Спросил только фамилию и возраст. Его не волновало, кто ты. Главное — чтоб тело ещё держало форму.

— Пройдёшь, — сказал он и нажал кнопку.

Дверь сзади лязгнула, и началась тьма.


---

Работа заключалась в следующем: ты сидишь, голый или почти голый, за ширмой. Люди заходят, платят деньги и подходят. Ты не должен говорить, не должен смотреть. Ты просто объект. Натурщик. Но не для рисования. Не для искусства. А для ощупывания. Для чужих извращений, которые нельзя вслух произнести. Они тебя не трахают — нет. Всё сложнее. Они касаются. Пальцами, ногтями, предметами. Иногда шепчут. Иногда просто дышат в затылок. Иногда стоят в темноте и ничего не делают, просто есть тебя взглядом, и ты ощущаешь, как внутри всё сжимается, как будто их присутствие выдавливает воздух из лёгких.

Он пытался уйти после первого дня. Но ему дали конверт. Деньги. Реальные, бумажные, пахнущие жиром и пылью. И он остался.

С каждым днём он терял ощущение времени. Шторы закрывались, свет мерцал, и руки... Эти руки, сука. Длинные, липкие, как тень от пальцев. Некоторые приходили без звука. И уходили так же. Иногда в темноте он чувствовал холод.

Он начал видеть сны, в которых сам себя порет. Не извращённо, не сексуально — ритуально. Как будто очищается. Как будто в этом — его роль. Он стал порщиком. Не по работе — по сути. Человеком, которого надо ломать.


---

Однажды он услышал голос. Сквозь ширму, сквозь время.

— Ты ведь уже не помнишь, кто ты был. Правда?

И он понял — да, не помнит. Ни имени, ни города, откуда приехал. Только здесь и сейчас. Тьма, руки, деньги. Иногда — кровь. Иногда — следы, которые не уходят. Иногда — ощущение, что он умер, а это место — чистилище. Бесконечное, липкое, затянутое в латекс и кожу.


---

Катарсис случился на шестнадцатый день.

Он больше не чувствовал страха. Он чувствовал слияние. С каждой тенью, с каждым прикосновением он становился частью этого места. Он уже не был объектом. Он стал структурой. Люди больше не видели его — они входили в него. И он принимал их. Он был порщиком. Он был натурщиком. Он был местом.

И никто уже не вспомнит, кем он был раньше. Потому что теперь он — роль. Вакансия без срока годности.

И она всё ещё висит в газете.