Клиника

     В институте, по решению профсоюзного комитета, проректор института Михаил Владимирович Медведев и я получили путёвки в Кисловодский санаторий. Первое, что мы увидели, войдя в санаторий, это был огромный плакат, которым нас приветствовали сотрудники лучшего кардиологического санатория города Кисловодска. Действительно, было много табличек на кабинетах с буквами к.м.н. «такой-то». Всё это создавало впечатление серьёзной клиники. Кроме того, прямо в этом санатории были нарзанные ванны, то есть не надо было ходить куда-то в другое место для того, чтобы принять такую ванну, после приёма которой всем рекомендовалось отдохнуть не менее получаса. Врачи у нас оказались разными. У меня врачом была Александра Ивановна (а вот фамилия у неё была греческая, как она объяснила – по мужу), а у Михаила Владимировича – Валентина Павловна. Затем нас разместили в палату, и мы были очень огорчены тем, что наша палата оказалась проходная и на четыре человека. Вторая палата была тоже на четыре человека, которые уходили и приходили через нашу палату. Когда мы в прошлом году приезжали в кисловодский санаторий и администратор, узнав, что Медведев и проректор, и профессор, и ветеран войны, то нас разместили в двухместной палате и мы прекрасно спали ночью, не мешая друг другу. А в клинике на это не обратили никакого внимания. Вторым удивлением для нас было питание – кормили здесь очень скудно. Короче говоря, в конце концов оказалось, что это не санаторий, а просто хорошо (по тем временам) оборудованная и укомплектованная лучшим персоналом кардиологическая больница. Поэтому и кормили там на 60 коп. в день точно так же, как в обычной советской больнице. С «питанием» мы справились очень быстро: недалеко от клиники находился небольшой магазинчик, в котором мы покупали чёрный хлеб, печенье, сало и мёд. Перекусы, которые мы устраивали, компенсировали нам постоянные каши, супы без мяса и рыбу на второе. Врач у меня действительно оказалась очень хорошим специалистом, и мы с ней поддерживали отношения ещё много лет, когда я приезжал в Кисловодск. В то время в обследованиях сердечников была большой новинкой велоэргометрия и вот эту методику хорошо освоила и проводила Александра Ивановна.
     Дальнейшая жизнь отдыхающих в Кисловодске шла своим чередом, мы несколько первых дней прогуливались по парку, как рекомендовала нам наш институтский врач. Утром перед завтраком мы полчаса прогуливались по соседним улицам. В один из таких дней акклиматизации мы прогуливались около санатория «Узбекистан» и увидели, что у входа в «Узбекистан» стояла «Волга» и к ней подъехал автомобиль «Жигули». Он остановился параллельно «Волге» так, что их багажники были практически рядом. Водители поздоровались, оба открыли багажники, и водитель «Жигулей» поочерёдно вынул двух небольших живых баранов и поставил (или положил) их в багажник «Волги». Затем «жигулёнок» уехал, а водитель «Волги» закрыл багажник и сел в машину. Удивлённые мы спросили у вахтёра санатория «Узбекистан»: «Что мы такое видели?» Он усмехнулся и ответил: «Ну, это обычное здесь явление. Сейчас выйдут несколько отдыхающих мужчин с дамами, и они поедут в горы. А бараны взяты для шашлыка». Это мы и увидели через несколько минут. Проректор огорчённо сказал мне: «Ну как же так! Вот мы, вроде бы учёные, я – профессор, Вы – доцент, но наши зарплаты не позволяют нам оплатить вот такое мероприятие!»
     На пятый или шестой день акклиматизации мы уже ходили по терренкуру, я – подальше (до Олимпийского стадиона), а Михаил Владимирович поближе – до «Красного солнышка» (так называлось кафе). Всё остальное время мы проводили вместе. Огромным неудобством для нас оказалось то, что в нашей многоместной палате было двое храпящих мужчин и мы из-за их храпа плохо спали. Однажды они оба храпели так активно, громко и долго, что мне пришлось встать, одеться и выйти из палаты. Я решил погулять по коридорам санатория. Это было в конце первой недели нашего пребывания в санатории. В одном из коридоров я обратил внимание на стенд с брошюрами, который был озаглавлен «Новые разработки наших учёных и врачей». Среди этих брошюр моё внимание привлекли те, которые были связаны с лечением постинфарктных больных, то есть лечением таких, как я. Я достал несколько брошюр, нашёл наиболее светлое кресло и начал читать эти работы. Часа два я провёл за таким чтением и очень удивлённый и рассерженный, где-то в третьем часу ночи, пошёл всё-таки спать. Утром я рассказал Михаилу Владимировичу о своих «ночных чтениях» и о том, что не такой уж знаменитый наш клинический санаторий, так как их научные работы, которые я прочитал ночью, уважение у меня не вызвали и даже наоборот, они могут быть опасными при применении к больным. Михаил Владимирович в это же утро на приёме у своего врача рассказал ей о моих впечатлениях о научных работах, которые выставлены у них на стенде. Во время обеда ко мне подошла медсестра и попросила меня после обеда зайти к главному врачу санатория. Фамилия главного врача легко запоминалась, в ней была всего одна гласная буква – Крптчян. Профессор Крптчян был значительно старше меня по возрасту и очевидно по научному опыту (всё-таки на табличке его кабинета было написано «Профессор»). В кабинете у него были ещё 8-10
человек, сравнительно молодых врачей. Главный врач, без предисловий, задал мне вопрос: «Правда ли, что у Вас сложилось отрицательное мнение о содержании тех брошюр, которые выставлены в санатории и почему?» Мне пришлось подтвердить то, что я высказал своё отрицательное мнение профессору Медведеву. Это мнение сложилось потому, что те работы, которые я успел прочитать, относятся к экспериментальному исследованию и, как человек, который очень далёк от медицины, но хорошо знакомый с процедурой оценки экспериментальной работы, я считаю, что достоверность выводов, которые сделаны в этих брошюрах, очень и очень низкая. Главврач попросил, если можно, более подробно обосновать свои замечания. Я рассказал, что количество наблюдений, на которые ссылаются в этих брошюрах, очень маленькое (от 5 до 10 больных), что в этих группах наблюдаемых больных были мужчины и женщины разного возраста и с различными другими заболеваниями, а это полностью исключает возможность правильной оценки результатов наблюдений. Для того, чтобы увеличить процент достоверности научных выводов, полученных в результате наблюдений, необходимо многократно увеличить количество наблюдаемых больных, правильно комплектовать группы и правильно организовать экспериментальную работу. А оценку результатов и выводы необходимо делать строго по правилам математической статистики. Я предложил, например, объединить результаты наблюдений всех сердечных больных у всех врачей кисловодских санаториев – это увеличит объём выборки. Кроме того, мне представляется, что санаторий должен пригласить в качестве консультанта специалиста по математической статистике, который, работая вместе с врачами, поможет им правильно сделать эти выборки и правильно обработать полученные результаты. Именно таким путём будут получены уже достоверные научно-обоснованные рекомендации. Наша беседа о математической статистике продолжалась несколько часов. И я, как мог, простыми словами отвечал на все вопросы врачей. Мне тогда показалось, что они остались довольны беседой. Профессор Крптчян, провожая меня, всё же попросил не рассказывать другим отдыхающим (правильнее надо бы сказать больным) о моих впечатлениях об их научной работе. А на следующий день старшая медсестра перевела нас в отдельную двухместную палату (оказалось, что они есть), а врач-диетолог выписал нам более усиленное питание. Михаил Владимирович сказал, что всё это надо понимать, как благодарность Крптчяна. Ну а я заметил особое внимание ко мне не только медицинского персонала, но и просто отдыхающих. Получается, что санаторий как деревня – молва распространяется быстро. Пустячок, но приятно.