голубятня

Голубятня

Во дворе дома, где прошло мое детство, недалеко от саратовской железнодорожной товарной станции, была голубятня. Держал ее дядя Паня, отец одной из наших дворовых девочек. Голубятня примыкала к кирпичным сараям и была добротная, просторная, на четырех крепких столбах, с широкой крутой лестницей из списанного шпального бруса.

Дядя Паня, слесарь железнодорожного депо, в нерабочее время был перманентно не то чтобы пьян – так, слегка навеселе, и в таком состоянии неизменно благодушен и щедр на угощение местным дворовым детям. В его карманах всегда находились маленькие баранки, слегка подтаявшие карамельки и пригоршни жареных семечек.

Хорошо помню, как в теплые летние выходные дядя Паня в застиранной майке-алкоголичке и старых замасленных черных рабочих брюках, с беломориной в зубах, неспешно забирался на голубятню и длинным шестом с привязанным на конце платком гонял своих сизарей. Голубей он любил истово, и хотя его питомцы были вполне обычными, вроде бы даже не особо породистыми, но вызывали у него исступленный восторг и добрые пьяненькие слезы:

- От, гляди ж ты, простая божья тварь, а какая красота небесная – чистые ангелы…

Однажды я решила залезть на голубятню. Чего меня туда понесло, сейчас уже не вспомню - скорее всего, просто детское любопытство. Когда я добралась до верха, то увидела, что дверца голубятни заперта большим навесным замком, заботливо обёрнутым промасленной бумагой. Нужно было возвращаться. И тут до меня дошло, что лестница совершенно вертикальная, спускаться придется спиной вперед. Я свесила ногу, и она повисла в воздухе. То есть вверх я как-то забралась на энтузиазме, а вот обратно... В реальности расстояние между ступенями было не таким уж большим, но мне-то было всего лет пять или шесть. Короче, я решила прыгать. Хорошо, что меня заметили женщины, идущие домой со смены, и крикнули нам в окно, что "дурында ваша под голубями сидит, идите, доставайте". Меня снял дедушка - залез по ступенькам, распахнул свою вытертую вельветовую коричневую куртку, пропитанную вкусным запахом драников, что как раз жарила бабушка, застегнул вокруг меня и так, со мной на животе, крепко поддерживая под попу, потихоньку спустился вниз. Бабушка хотела меня отругать, но дедушка сказал, что не нужно убивать в ребёнке интерес к жизни. А мне велел, если вдруг приспичит еще куда-нибудь залезть, брать его с собой для подстраховки.

Дядь-Панина голубятня служила также и высокому искусству. Мы, разновозрастная детвора, время от времени устраивали самодеятельные спектакли для жителей нашего двора, и пространство подле сараев служило нам сценой. А между опор голубятни сооружался занавес, за которым скрывался самодельный реквизит, актеры и наш постоянный режиссер и суфлер Ира, одна из старших девочек.
Мы рисовали пригласительные билеты, мастерили костюмы, добывали в домашних хозяйствах нехитрый реквизит. В назначенный час зрители выносили стулья и табуретки, чинно рассаживались, обмахиваясь веерами из сложенных гармошкой газет, и тихонько переговаривались, как в заправдашнем театре перед началом спектакля.

Это было дивное время, мое дошкольное детство.