Якоря и Паруса глава 15

Глава: Вкус как путешествие

Раз в месяц я позволяю себе маленькую, изысканную слабость — отправиться в гастрономическое путешествие. Это не просто ужин, это ритуал, сродни медитации. И сегодня его маршрут пролег в Старую Гавану, к неприметной двери напротив сияющего купола Капитолия, за которой скрывался крошечный японский ресторан «Гавана Токио».

Меня встретили, как старого знакомого, хотя я была здесь впервые. Две официантки в темно-синих кимоно с почтительным наклоном головы предложили подняться на второй этаж. Подъем по лестнице стал переходом в другое измерение. Воздух сменился с соленого морского на аромат сандала и слегка подслащенного соевого соуса. Стены, обшитые темным тростником, поглощали уличный шум, а на полках, словно драгоценные манускрипты, были расставлены японские фарфоровые блюда — каждое с уникальным глазурованным узором.

«Мама, смотри», — тихо произнесла моя дочь Лидия, ее голос прозвучал как колокольчик в этой тишине. Она, преподаватель японского языка, была моим гидом в этом путешествии.

Мы выбрали столик у окна, из которого открывался вид на узкую улочку, где уже зажигались бумажные фонарики, отбрасывая на камни теплые, кружевные тени.

Меню не было. Вместо него нам принесли небольшую деревянную доску, на которой иероглифами и изящным латинским шрифтом был выписан сегодняшний ассортимент.

«Искусство шефа — в его способности слышать продукты», — шепотом прокомментировала Лина, проводя пальцем по строке «тай-магриб». — Он не готовит, он лишь помогает им раскрыть свою сущность».

Я смотрела на этот список, и он читался как хокку: «Лосось, пойманный в утренней прохладе», «Рис, выдержанный под снежным покровом», «Васаби, тертый в полночь». Это была не еда, а философия.

«Моя слабость — к супам», — призналась я, чувствуя, как в этом месте даже признания звучат иначе.
«Тогда мисо-сиру станет для тебя откровением»,— улыбнулась Лидия и сделала заказ на безупречном японском, отчего официантки просияли.

Когда принесли еду, это был не обед, а натюрморт. Суши, собранные с ювелирной точностью, напоминали крошечные скульптуры. Прозрачный суп в лаковой чаше источал глубокий, умиротворяющий аромат. А японские сладости, вагаси, были похожи на произведения ландшафтного дизайна — из бобовой пасты в форме кленового листа и цветка сакуры.

Я взяла первое нигири-суши. Рис, теплый и живой, таял во рту, а затем ему на смену приходила плотная, маслянистая текстура тунца. Это был не взрыв вкуса, а его постепенное, многослойное раскрытие.

«Это как джаз», — задумчиво сказала я, глотая. — «Каждая нота существует сама по себе, но вместе они создают гармонию».

Лина кивнула: «Именно. В отличие от кубинской кухни — страстной, яркой, где все ингредиенты томятся вместе в одном котле, создавая мощный аккорд. Японская кухня — это тихая беседа. Она не оглушает, а приглашает прислушаться».

Мы пробовали одно блюдо за другим, и с каждым кусочком стены ресторана словно раздвигались. Я видела заснеженные склоны Фудзиямы, слышала шелест бамбуковой рощи, чувствовала прохладу каменного сада. Это было магией — переноситься в другую страну, не покидая своего кресла.

«Знаешь, о чем я думаю?» — спросила я, отодвигая пустую тарелку. — «Это похоже на мой шкаф. Там тоже есть своя география. Грубые аранские свитера — это Ирландия, струящийся шелк — Италия, а вышитые блузы — конечно же, Куба. И сегодня я добавила в свою коллекцию Японию — лаконичную, эстетичную, полную внутренней силы».

На улице мы оказались, когда сумерки окончательно сменились вечером. Мы медленно шли по брусчатке Старой Гаваны, вдыхая смесь чистого воздуха и аромата, идущего из маленьких кафе. Улицы здесь сохранили древний шарм; фасады домов, выкрашенные в пастельные тона, были увиты глициниями, а в горшках цвели незнакомые мне цветы, похожие на маленькие колокольчики. Люди здесь двигались неспешно, с приветливой улыбкой, и субботний вечер ощущался не как шумный праздник, а как глубокий, осознанный отдых.

«Я бы хотела поехать в Японию», — сказала я, глядя на цепочку фонарей, теряющуюся вдали. — «Увидеть это своими глазами. Не как турист, а как... исследователь. Прочувствовать подлинность их камней, их деревьев, их воздуха».

«И сравнить?» — спросила Лида.
«Не сравнить,а дополнить», — поправила я. — «Кубинская кухня — это страсть моей крови, жаркое, щедрое солнце. Японская — это прохладная тень, созерцание и тишина. Одно не заменяет другое. Одно обогащает другое. Открывать для себя что-то новое — все равно что открывать новый остров на карте собственной души. И я снова понимаю, что мой корабль еще не обо все причалил».

Я потрогала свое кольцо с лунным камнем, и его холодок напомнил мне о прохладе японского фарфора. Впереди была ночь, полная звезд и обещаний новых открытий. А я, капитан своего корабля, уже прокладывала новый курс — на Восток.