Глава 7 ЛЕС

ЛЕС

 

Герман стоял возле машины, опершись задом на капот, и курил. Ему требовалось сосредоточиться. Он поглядывал на недалекую стену леса — черное пятно в черном пространстве. Ночь выдалась безлунная, и тьма жадно поглощала любое неосвещенное пространство. Герман вырубил фары мустанга, но оставил габариты: и теперь лампочки тускло ограничивали расплывающийся в темноте контур автомобиля.

Герман глянул выше — в сторону неба: там, время от времени возникали розоватые сполохи — зарницы, которые если что-то и освещали на мгновение, то мутные клубящиеся облака. А, может, это сверкали молнии, но грозой не пахло. И грома не было.

Герман докурил, выбросил бычок, который, роняя короткие искры, прокатился по асфальту пятачка.

Потом раскрыл водительскую дверцу, выключил габариты, прошел к багажнику, поднял крышку, достал из черного нутра лопатку и фонарик.

Какой бы нелепой не была мысль о том, что история с трупом в багажнике ему приснилась, Герман решил с ней разобраться самым кардинальным образом. А именно — сходить на место захоронения и удостовериться, что все произошло с ним в реальности.

Когда он проник за стену леса, подсвечивая под ноги фонариком, поблизости тоненько вскрикнула ночная птица. Мрачные деревья, обступившие Германа, напоминали сейчас живой лабиринт. Лабиринт, в котором есть вход, но нет выхода. Герман зябко передернул плечами п покрепче сжал лопатку в руке.

«Преступник всегда возвращается на место преступления!» — мелькнуло у него, и он досадливо сморщился от избитости фразы.

Тот самый овражек, несмотря на тьму, он нашел довольно быстро: сомнения отпадали — Герман прекрасно помнил приметную, склоненную к земле иву, и могучий коренастый дуб неподалеку. Об один из выпирающих из земли корней он в прошлый раз споткнулся.

«Да, я здесь определённо, был, — мысленно подтвердил Герман. — Оспаривать данный факт — значит, обманывать себя… Но… С какой целью? Возможно, я находился в некоем расстройстве. Бродят же лунатики по крышам… Если, судя по камере, в мой багажник никто труп не клал, как он мог оказаться тут, зарытым в землю?..»

Герман стал светить фонарем вниз, пытаясь отыскать следы свежеразрытой земли, но это ему не удалось. Хотя трава и дерн в некоторых местах выглядели подозрительно.

Тогда он, ориентируясь по кустам, отыскал самое подходящее место, и, выдохнув, вонзил штык лопаты в почву.

Потом скинул с плеч ветровку, повесил ее на торчащий сучок и принялся копать.

Минут через десять он с некоторым облегчением понял, что никакого трупа в земле нет. Герман углубился в грунт уже сантиметров на тридцать, но ничего похожего на… И тут полотно наткнулось на что-то существенное. Герман понял это интуитивно и его немедленно словно пронзило электрическим током. На висках выступили щекотные капельки пота.

Герман посветил фонариком — ничего толком не видно. Копнул еще — там что-то было! Штык лопаты упруго натыкался на преграду.

Герман суетливо, чтобы быстрее с этим покончить, принялся обкапывать участок.

Когда он следующий раз посветил в яму, то едва не отпрянул: из толщи земли торчала человеческая нога. Остальная часть тела оставалась пока под землей, но никаких сомнений или двояких толкований больше быть не могло: под ивой кто-то закопал относительно «свежий» труп.

У Германа перехватило дыхание. На какие-то секунды он замер над зловещей ногой нелепо согнувшись.

Получалось — все правда. И мертвое тело, волшебным образом материализовавшееся в его багажнике — явь. Не злой розыгрыш и не обман больного подсознания.

Герман очнулся от ступора и еще раз посветил на обнажившуюся конечность.

«Но погодите-ка», — сказал он себе, холодея спиной. А потом присел на корточки и, внутренне содрогнувшись, отлепил ком земли от подошвы ботинка мертвеца. Посветил еще, разглядывая обувь с разных ракурсов.

А разве у убитой на ногах были ботинки?

Точно — нет. Носки. Белые чистые носки — он ведь еще сразу же отметил для себя, что она не шла в них по земле, иначе они бы запачкались. Но… Что за?..

Герман установил фонарик на край ямки и принялся разгребать землю вокруг, иногда помогая себе лопатой. Погребенное тело постепенно «обнажалось». Показалась вторая нога — тоже в ботинке, потом стало возможным разглядеть брюки из какой-то грубой ткани — явно не женские.

Но Герман не успокоился, пока не откопал труп где-то на три четверти — присыпанными землей теперь оставалась лишь часть плеча и голова — но и этого оказалось вполне достаточно, чтобы удостовериться уже стопроцентно — это труп мужчины. Ничего общего не имеющего с мертвой девушкой, оказавшейся в багажнике его мустанга прошлой ночью.

— Так… — Герман разогнулся над разрытой могилой. Он тяжело дышал от проделанной работы, по мышцам расползался противный мелкий тремор. В сознании плавал туман.

Чем дольше Герман смотрел на жуткие останки, криво подсвеченные лучом фонаря, тем большее его охватывало смятение.

«Да что со мной происходит? — вот единственная разумная мысль, которая обжигала его сознание. — Какие-то фокусы. Галлюцинация…»

Герман несильно пнул по грязному ботинку мертвеца. Нога трупа дернулась, от каблука отвалился небольшой пласт грязи; кроме того, от движения осыпалась часть склона отрытой ямы. И там…

Герман гулко сглотнул и стремительно нагнулся, чтобы поправить фонарик, и осветить то самое место. Осыпавшийся со склона грунт обнажил скрюченный пепельного цвета палец.

С захолонувшим сердцем Герман смотрел на этот самый палец и ему уже начинало казаться, что палец зовет его, подманивает, шевелится.

Но это, разумеется, было лишь игрой его воспаленного воображения.

Герман недоверчиво приблизился к новой страшной находке, отколол штыком еще часть грунта сверху — теперь из-под рыхлого дерна выпала целая рука — тонкая, мертвенно-бледная и, несомненно — женская.

 

ЛАГРАНЖ

 

Герман посмотрел на часы, вмонтированные в торпедо, и взялся за ручку двери. Раскрыл ее, выбрался из мустанга на воздух. Никакой ошибки быть не могло: других шлагбаумов поблизости не было, а на углу ближайшего здания, похожего на серую коробку, отчетливо выделялась табличка с названием улицы и номером. Именно эти координаты он получил для передачи очередной посылки. Однако прошло уже двадцать минут «сверху», а никто к шлагбауму не подходил.

На улице этой ночью гулял ветер. Герман сразу же ощутил на своей щеке злые порывы. Он еще раз осмотрелся по сторонам, глянул вверх — на беззвездное, прикрытое снизу тучами небо — и полез в карман ветровки за сигаретами.

Пятачок перед шлагбаумом освещал хилый фонарь. Свет раскачивался от ветра, выхватывая то часть газона с сухой пожухлой травой, то, присыпанную мелкой крошкой аллею, примыкающую к дороге. Герман ссутулился, отворачиваясь от порывов, щёлкнул укрытой в ладонях зажигалкой — прикурил.

По регламенту, если клиент не приходил на место передачи посылки, следовало подождать полчаса сверх установленного времени, и до конца смены возвратить товар отправителю. Все бы ничего — Герману было абсолютно плевать на разиню-опоздавшего, но коробку он получил не в распределительном центре, а на «полевой точке»: понятно, что отправитель давным-давно ее покинул, и кому теперь прикажете возвращать посылку?

Герман зло затянулся и бросил взгляд через стекло дверцы на заказ, валявшийся на пассажирском сиденье. В этот раз там лежал скорее футляр, чем коробка. Длиной с полметра и сантиметров пятнадцати в диаметре. Что там могло быть внутри, Герман даже не хотел представлять.

Ему хватало и своих проблем. Теперь вот еще придется как-то укладывать в голове лесной инцидент. Герман намеренно поставил себе на этот эпизод психологический внутренний блок: он проанализирует ситуацию позже, в спокойной обстановке. Сейчас следует не суетиться и закончить, как ни в чем ни бывало, свою смену. Но как тут закончишь, если гребанный получатель не явился за заказом?!

Герман сделал еще одну затяжку и выкинул дотлевшую до фильтра сигарету. Провел языком по шишечке на верхнем нёбе. Потом резко распахнул дверцу, сел за руль, включил двигатель и фары.

От контрольной отсечки прошло двадцать девять минут. Герман подхватил смартфон и еще раз попытался отправить сообщение «в центр», что сделка не прошла из-за «кода 02» (получатель не явился), и снова у него это не получилось — теперь еще и сеть работала нестабильно.

Тогда Герман зло «воткнул» первую и дал по газам — мустанг, взвизгнув на гравии шинами, с коротким заносом развернулся и, выровнявшись, стал быстро удаляться от стоянки со шлагбаумом.

 

***

 

Распределительный центр Т-Карго снаружи казался безжизненным. Над дверью служебного вагончика горела тусклая красная лампочка, а окна были темны. Не светил и прожектор, расположенный на столбе у закрытых железных ворот, прикрывающих въезд на складскую территорию. Перед ними, раскорячившись и загораживая часть дороги, стояла огромная темная фура, В кабине тягача также не наблюдалось признаков разумной жизни; видимо, дальнобойщик дрых без задних ног.

Герман объехал выступающий на встречку зад прицепа и тормознул у «офиса».

Выбрался из мустанга, подхватив футляр-коробку и легко взбежал по крыльцу.

 

***

 

Дежурный менеджер даже не делал вид, что не спит. Он сладко похрапывал в конторке, составив четыре стула вместе и укрывшись, как показалось Герману, отцепленной от гардины шторой. Верхний свет не горел, возле управляющего пульта стоял ночник, мерцания которого хватало лишь на создание таинственной атмосферы, а никак не на освещение помещения.

Герман приблизился к стойке и зачем-то постучал костяшкой пальца по прозрачной плексигласовой перегородке.

Менеджер не прореагировал.

— Кхе, кхе, — деликатно кашлянул Герман.

— А? — не просыпаясь сказал менеджер, потом, закряхтев, повернулся под шторой и наконец разлепил глаза, подслеповато щурясь.

— Доброе утро, — с почти неуловимой иронией поздоровался Герман.

— А? — снова спросил менеджер. Потом окончательно проснулся, сел на одном из стульев; одеяло-штора соскользнула на пол.

— У меня отказ из-за неявки. Товар с полевой точки, — с готовностью пояснил Герман, демонстрируя в руке футляр, перемотанный фирменным скотчем.

— Так заявку надо отбить на возврат, — менеджер потер рукой вначале один глаз, а потом другой.

— Я в курсе. Но приложение глючит.

— Без заявки не могу принять.

— И куда мне ее девать?

— Ждать, пока заработает программа.

— Так она, может, до утра не заработает. Если опять магнитная буря.

— А я-то че? — пожал плечами менеджер и зевнул.

— Так давайте я вам ее оставлю, — Герман помахал футляром.

— Зачем? Не надо. Или через заявку или начальнику смены. А он утром придет.

— Во сколько?

— В девять, как обычно. Если не опоздает. Могу вам бланк заявления дать, чтобы вы заранее заполнили, утром приедете и все сразу сдадите. Если приложение не заработает.

— Черт знает что! — Герман не смог унять раздражения.

— Не я же правила придумываю, — обиженно шмыгнул носом менеджер.

 

***

 

Герман сделал еще два рейса, которые не принесли, к счастью, никакой новой нервотрепки. Невостребованная коробка-футляр так и болталась между сиденьями все это время. В начале четвертого часа ночи, он, проезжая по северному пригороду, вдруг приметил проступающее в ночи неоном полузнакомое название и сбросил скорость.

«Лагранж, Лагранж, — где-то я слышал это название, размышлял он, пока его вдруг не осенило — не слышал, а видел!»

Это название было написано на бейдже, который он вытащил из джинсов той несчастной мертвой девушки. Наташа из Лагранжа. И какие-то цифры еще. Но какие именно, он вспомнить не смог, бейджик остался в кармане оставленного дома плаща.

Герман развернул мустанг на пустой магистрали и направил машину к промелькнувшей неоновой вывеске, которая уже скрылась за углом ближайшего дома.

 

***

 

«Лагранж» оказался стандартным придорожным мотелем. На парковке приткнулось несколько легковушек, впрочем, большая ее часть была свободна.

Герман без труда пристроил свой мустанг. Под вывеской над козырьком крыши, горела еще одна, поменьше — «24/7 Добро пожаловать». Герман вышел из машины, поднялся по ступенькам и потянул за ручку наполовину стеклянной двери — тоненько звякнул колокольчик.

Внутри оказалось светло и на удивление опрятно. Аккуратная конторка портье, мягкий, уютный диванчик для посетителей, по углам — какие-то декоративные деревья в пузатых кадках. На косяке над стойкой — плоский телевизор, повернутый экраном вбок. Правда, за самой конторкой было пусто.

Герман подошел поближе, заглянул вглубь, за стойку — никого.

«Ш-ш-ш-ш…» — раздалось сверху. Герман машинально поднял взгляд на экран: по нему пробежала рябь, которая, собственно, и «шипела», потом по изображению поплыли горизонтальные полосы и кадр, мигнув, наладился. По взлетке шел на разбег большой пассажирский самолет. Съемка выглядела как любительская, неизвестный оператор держал камеру неуверенно, она подрагивала, отчего дрожал и кадр. Вот воздушный лайнер, набрав необходимую скорость, приподнял нос — колеса передней стойки шасси отделились от бетона полосы — Герман почему-то завороженно, почти не дыша, — смотрел на развивающиеся события. Самолет задрал нос ещё сильнее и оторвался от земли полностью, круто взмывая в голубое небо. Шасси под крыльями убрались в специальные ниши. Оператор тряхнул камерой, немного сбивая ракурс, но тут же поправился, фокусируясь на быстро удаляющейся машине — самолет уверенно набирал высоту.

И тут изображение моргнуло, сбилось, перешло в рябь, которая снова неприятно зашипела: «ш-ш-ш…». А дальше ситуация повторилась — полосы на экране, косые сполохи и… Тот же самолет разбегается на взлетно-посадочной полосе.

Герман просмотрел подряд три одинаковые итерации и подумал о граммофонной пластинке, которая заела. Только при чем здесь пластинка?..

Портье, здоровенный небритый мужик, появился совершенно беззвучно и Герман, занятый просмотром одного и того же клипа, едва не вздрогнул.

— Номер, выпивку, девочку? — басовито поинтересовался портье, профессионально рассматривая ночного посетителя.

— А почему у вас одно и то же крутят? — спросил Герман и показал пальцем в сторону экрана.

Портье нехотя перевел взгляд вверх.

— Барахлит иногда, — пояснил он, взял из-под прилавка длинную палку, напоминающую лыжную, и ткнул острым ее концом в одну из кнопок на телевизоре. Изображение дернулось и сменилось на концертную сцену, на которой артист в попугайских одеждах самозабвенно корчил рожи.

— А Наташа сегодня работает? — поинтересовался Герман.

Портье помедлил, зыркнув на потенциального клиента уже настороженно.

— Какая это Наташа? — уточнил он.

— А у вас много Наташ?

— Слушай, любезнейший, — выражение лица портье стало еще неприветливее. — А ты не из полиции часом?

— Да что вы! — искренне удивился Герман. — Неужели я похож на копа?

— Не особо, — неохотно признался портье. — Но вопросы у вас…

— А что необычного в моем вопросе?

— Да просто работала тут у нас одна Наташа. Горничной. Но давно это было, с год, наверное, назад…

 

ФУТЛЯР

 

В итоге, так ничего и не добившись, Герману пришлось ретироваться. Зато, когда он уже подходил к мустангу, из темноты его окликнул звонкий, веселый голос:

— Да лопни мои помидоры, если это не тот самый красавчик!

Герман обернулся на возглас и сразу же увидел ее: ухмыляющаяся, в максимально откровенной юбочке, едва вообще что-то прикрывавшей, в блузке с длинным вырезом, в «сеточных» чулках, и на шпильках на краю парковки стояла Изабелль.

— Привет, — сказал ей Герман, ощущая в груди почему-то странное внутреннее тепло, будто встретил родного человека; во всяком случае от Изабелль точно не стоило ждать каких-то необъяснимых фокусов и новых загадок. С ней можно хоть немного отвлечься от непрекращающейся фантасмагории.

— Чего молчишь-то? — бросила Изабелль и сделала пару шагов в направлении мустанга.

Только тут Герман обратил внимание, что девушка прилично пьяна.

— Я не молчу, — усмехнулся он.

— Ну и я о том, — Изабелль подошла, обняла его руками за шею, прижалась всем телом — он явственно ощутил тяжелое амбре смеси алкоголя и дешевых духов — и прошептала ему горячо в ухо: — Угостите даму сигареткой?

 

***

 

Заказов на сегодня больше не поступило, и Герман повез Изабелль домой. Та опустила стекло дверцы и периодически высовывала ладонь наужу, «ловя ветер».

— Ты как здесь оказалась? — спросил Герман, внимательно следя за дорогой.

— А ты, пупсик, сам не догадываешься?

Герман скривился от досады: действительно, придумать вопрос глупее было сложно.

— Ты ведь не оставишь меня сегодня одну? — поинтересовалась Изабелль, мягко погладив его по ноге. — Ты в прошлый раз обещал…

И Герман внезапно почувствовал резкий приступ вожделения. Ее рука на его бедре, запах цветочных духов, витающий в салоне, бесполезный вырез на ее блузке, который обнажал лишь пустой «нулевой» лифчик — все это подействовало на него как мощный афродизиак; ему вдруг нестерпимо захотелось взять ее прямо здесь, в машине. Взять грязно, грубо, упиваясь своей силой и безнаказанностью. Взять как никчемную, помойную потаскуху, дешевую шлюху, чтобы самому стать для себя противным — грязным, мерзким и таким же никчемным…

Он суетливо вдавил кнопку — стекло с его стороны поползло вниз — в салон мустанга ворвался холодный ночной ветер — разметал волосы. Герман с удовольствием подставил ему лицо, пережидая наваждение.

— Эй, красавчик, ты чего? — пьяно поинтересовалась Изабелль, по-женски интуитивно почувствовав неладное.

 — Да так, — пробормотал Герман сквозь зубы. — Тяжелая ночка...

 

***

 

Герман немного отвлекся, пока лавировал во дворах между припаркованных машин — Изабелль обитала в малосемейке, и подъезды к ней оказались перегорожены стихийными ночными стоянками постояльцев. Поэтому не сразу заметил, что его пассажирка чем-то там шуршит, чуть от него отвернувшись на сиденье.

А когда увидел, чуть не подпрыгнул на своем водительском месте.

— Ты что?! — страшным голосом сказал он, вдавливая тормоз — так, что их обоих качнуло вперед на ремнях.

Он перегнулся через рычаг переключения скоростей, навис над Изабелль и после короткой борьбы силой отобрал сверток. Оказывается, та не нашла ничего лучше, как распаковать ту самую невостребованную посылку. Она уже умудрилась разорвать скотч на торце и почти вскрыла оберточную бумагу с одной стороны футляра.— Ты совсем сбрендила? — поинтересовался Герман, отклоняясь обратно и отводя от тянущихся к нему рук девушки сверток.

— Так интересно же, что там, — беспечно отозвалась Изабелль и икнула. — Т-ты ж сказал, что закончил работу… Ик!

— Не твое дело! — Герман озабоченно прикидывал, как ловчее заклеить футляр обратно — и можно ли это сделать в принципе. — Не трогай у меня ничего в машине!

— Ну и пожалуйста, — Изабелль надула губки. — Подумаешь фу ты, ну ты… Ик!

Так и не придя к определённым выводам, Герман засунул полувскрытый футляр между сидений. Он притулил мустанг рядом с двумя малолитражками и вопросительно глянул на спутницу.

— Мы приехали, нет?

— Приехали! — громко огрызнулась та, дергая ручку и распахивая дверь. — Скучный ты, ****ец!

Герман подумал еще несколько секунд и тоже взялся за ручку водительской дверцы.

«Провожу до квартиры, — решил он. — А то еще наломает дров в таком состоянии…»

И когда уже почти выбрался наружу, бросил взгляд на распотрошённый сверток. Футляр лежал как раз к нему вскрытым концом. И то, что Герман увидел в темном нутре посылки, пригвоздило его к месту. Он так и застыл в нелепой скособоченной позе. Внутри, через обернутый вокруг нее прозрачный целлофан, просвечивала человеческая плоть.