Выживание - 2 Фолс - 1

1.

Я вышел на улицу и остановился на пороге, вдыхая полной грудью свежий воздух. Погода в последние деньки стояла тёплая, что с одной стороны радовала, наконец ушла зима, а с другой, увы, наоборот. Весна приносила новые трудности и опасности.

Я машинально потер живот через куртку. Старый шрам под ней, оставленный «Смит-Вессоном» Джимми, почти зажил, но на такой погоде начинал неприятно тянуть, напоминая о том, как легко можно было закончить свой путь.

Воздух казался обманчиво ласковым. Он пах влажной землей, прелой хвоей и вездесущим дымом из сотен печных труб. Но эта оттепель, это первое тепло, не приносило радости. Оно было фальшивым, как улыбка проститутки. Зима, наш жестокий, но надёжный союзник, отступала. Ледяная тюрьма, в которой мы отсиделись последние месяцы, таяла, выпуская своих узников.

Каждая капель, срывавшаяся с почерневших от копоти сосулек, отсчитывала секунды до новой бойни. Я слышал, как вдалеке, у реки, глухо треснул лёд. Громкий, пушечный звук, раскатившийся по спящему городку.

— О чём думаешь? — послышался голос со спины.

Скай. Она приблизилась неслышно, немного напугав меня, так как я действительно слишком погрузился в размышления.

— Да так… — пожал я плечами. — То об одном, то о другом…

Я притянул её к себе, приобнимая, вдыхая запах её волос, приятно пахнущий шампунем.

— А все-таки?

— О том, что нас ждёт дальше.

— Ты о потеплении?

— О нём самом.

— Ммм. В последнее время об этом только все и говорят.

— Потому что это проблема. А как вдруг сейчас все пойдут к нам?

— Наши отряды вроде прошлись по окрестностям, очистив всё от заражённых.

— Ты сама в это веришь?

— Ну, а почему бы и нет? — приподняла она бровь. — Всю зиму чистили. Через день ты с группой ездил на эту самую чистку. Леса… Городки…

— Могли кое-что и пропустить, — не согласился я. — Вон, как тот случай с Мэттом и Кевином, когда они нашли в подвале пожарных целую толпу мертвецов.

— О да, — улыбнулась Скай. — Это когда они чуть половину города не подорвали? У шерифа ещё много дней знатно подгорало. Помню прекрасно.

Мимо прошла Вики Бригс, женщина лет сорока, кивнув нам. Она была женой Курта Рассела и видимо несла мужу завтрак в гаражи. Тот в последнее время занимался автомобилями. Нам нужен был транспорт на ходу. И желательно что-то более проходимое, так как дороги, возможно, в некоторых местах пришли в негодность.

Я до сих пор помнил перекошенное лицо Кевина, когда он, трясясь, рассказывал об этом. О том, как они вдвоем держали оборону, пока Мэтт не додумался поджечь бочки с бензином.

— Мэтт, конечно, ходячая катастрофа, — продолжил я, — но он тогда спас не только свою задницу, но и всех нас.

Мне припомнился недавний разговор с доктором Картером. Тот был уверен, что вирус мутирует, приспосабливается. Медведь-зомби, заражённые крысы в подвале…

— Смотри.

— Что?

Скай тоже подошла, прижавшись ко мне.

— Лёд. На реке. Он трещит. Вчера здесь была сплошная дорога, а сегодня уже полыньи.

— Это… опасно?

— Это громко. Звук разносится на мили. Он привлечёт их. Всех, кто бродит по канадской стороне и ждёт.

— Но река — это же преграда.

— Пока она не вскроется окончательно. А потом они поплывут. Или их понесёт течением. Я не нагнетаю, Скай. Я просто… готовлюсь. Мы слишком расслабились за зиму.

— Бр-р-р, — передёрнула плечами Скай.

Она слегка расстегнула куртку, так как на улице действительно сегодня оказалось тепло, и солнышко прекрасно грело.

Я поглядел на неё краем глаза, на лицо без косметики, длинные светлые волосы, небрежно перекинутые через плечо, стройную фигуру. И в памяти всплыла предыдущая ночь, жаркая, приятная. Никогда бы не подумал, что она такое умеет делать. Я видел нечто подобное только в порнухе.

«Интересно, где она этому научилась?»

Эта мысль была не столько пошлой, сколько горькой. Там, в Бруклине, в том клубе, где она танцевала? В той прошлой жизни, о которой она почти не рассказывала? Что ей пришлось пережить, чтобы стать той, кем она стала. Жёсткой, циничной, но при этом отчаянно живой и несломленной?

Я снова, уже в который раз, поймал себя на мысли о Веронике. Вина. Тупой, привычный укол где-то под рёбрами. Я изменял ей? Технически, да. Но Вероника была там, за океаном, в другом мире, который, возможно, уже не существовал. Или, наоборот, существовал, и тем самым делал моё предательство ещё более реальным.

А Скай была здесь. Она стала моим теплом в этом ледяном аду. Моим якорем. Она спасла мне жизнь, вытащила с того света, когда Джимми прострелил мне живот. Я отбросил вину. Вина — это роскошь, которую мы больше не могли себе позволить. Сейчас имело значение только одно: тепло живого тела рядом.

Скай также поглядела на меня, обернувшись. И будто почувствовав неладное, поинтересовалась:

— Что-то не так?

— Нет.

— Что, нет? У меня лицо чем-то вымазано?

— Нет.

— Одежда?

Она окинула себя быстрым взглядом. Куртка, свитер, джинсы…

— Нет.

— Волосы? — провела она ладонью по голове.

— Да нет же, глупая. С твоей внешностью всё прекрасно.

— А что тогда?

— Да ничего, говорю же. Просто…

— Что просто?

— Какая ты настойчивая.

— Не пытайся заговорить мне зубы.

— И не думал. Просто вспомнил ночь… Ну эту ночь…

Она недоуменно моргала пару секунд, а потом шутливо стукнула меня, видимо, поняв, о чём я.

— Фу, дурачок. Пошляк.

— Серьёзно? — преувеличенно удивился я. — Это я пошляк?

— А кто ещё! Думаешь о таком посредине утра. Будто никаких других мыслей у тебя нет.

— Ну просто это было классно. И неожиданно.

— Хмм. Тебе правда понравилось?

— Ещё бы. Хочу повторения.

— Ну не знаю… Может быть. Завтра.

— Или сегодня?

— Ты неисправим.

Она снова шлёпнула меня, но на этот раз не отстранилась, а наоборот, прижалась теснее, на мгновение уткнувшись лбом мне в грудь.

— Ты хоть понимаешь, что мы делаем?

— Живём, — просто ответил я, обнимая её.

— Нет. Мы играем в жизнь. Пока можем.

— Тогда давай играть по-крупному.

Она хмыкнула, но не отстранилась.

— Мне нравится твой настрой, русский. Но сначала завтрак. Я зверски голодна. А геройствовать на пустой желудок, плохая примета.

— Ладно. Пошли, а то действительно опоздаем.

Мы шли по узкой улице, держась за руки. Воздух был свеж, пахло сыростью от тающего снега. Где-то вдалеке капала вода. С крыш, с подтаявших проводов, с еловых ветвей, что склонились под тяжестью мокрого снега. По сторонам стояли старые дома, когда-то жилые, но теперь больше похожие на декорации к фильму о конце света. Из окон струился дым. Люди жгли всё, что могло хоть немного греть.

Снег под ногами превратился в грязную, хлюпающую кашу. Из-под него, словно скелеты, показывались ржавые остовы велосипедов, брошенные детские санки, почерневшие обломки мебели. Весна сдирала с городка его чистый зимний саван, обнажая шрамы и гниль.

С крыш то и дело срывались целые пласты мокрого снега, с глухим стуком падая на тротуар. Приходилось идти осторожно, оглядываясь не только по сторонам, но и вверх. Городок больше не молчал. Он стонал, капал, скрипел, просыпаясь от летаргии. И в этих звуках не было радости пробуждения. Только тревога.

— Слушай, — сказала Скай, — а ведь если потеплеет ещё на пару градусов, у нас начнут затапливать подвалы.

— Уже начали, — ответил я. — В подвале школы вчера воду откачивали. Мэтт говорил, насосы едва живые.

— Ну хоть работают.

— Пока что.

Дорога к столовой проходила мимо бывшего почтового отделения. Теперь там висела самодельная доска объявлений. Кто ищет потерянных родственников, кто меняет свечи на антибиотики, кто предлагает уроки стрельбы. Я машинально прочёл пару строк. Старые, пожелтевшие бумажки. Некоторые уже размыты дождём.

— Смотри, — кивнула Скай на одно из окон. — Опять Бэтти дежурит.

— Да, — сказал я, — вечно она там. Как будто ждёт кого-то.

— Да этого бездельника, Мэтта. Кого ещё ждать может.

— Тот ещё скандалист, — усмехнулся я. — Говорят, вчера он устроил скандал из-за банок с фасолью.

— Не удивлена. Этот парень способен сцепиться даже с собакой за кусок хлеба.

Мы миновали пару деревянных домов и вышли к зданию бывшей школы, теперь здесь и столовая, и госпиталь, и склад. Над входом висела табличка, вырезанная из фанеры: «Пункт приёма пищи № 1». Дверь держалась на честном слове, но тепло изнутри тянуло, и внутри всегда пахло чем-то съедобным.

— Иди, я пока займу нам место, — сказала Скай, отпуская мою руку. — А ты возьми что-нибудь вкусненькое.

— Сомневаюсь, что дадут что-то новое, — буркнул я, подходя к раздаче.

Внутри стоял ровный гул голосов. Люди сидели за длинными столами, разговаривали, спорили, кто-то смеялся. Дети бегали между рядами, а у печи дежурила Вики Бригс, всё та же, неустанная, как швейцарские часы, успевшая вернуться обратно от мужа.

— Привет ещё раз, Дэн, — кивнула она мне. — Две порции, как обычно?

— Да. Мне и Скай.

— Суп сегодня с лапшой. Настоящей, представляешь? Курт что-то там притащил с базы.

— Серьёзно? — удивился я. — Он что, в одиночку ездил?

— Не. С Эллом. Говорят, дорогу расчистили почти до Сент-Луиса. Но бензина кот наплакал.

Я подвинул поднос. Вики разлила суп, добавила пару ложек тушёнки и ломоть чёрного хлеба. Всё это выглядело просто, но пахло как домашняя еда, и от этого внутри стало как-то спокойнее.

— Осторожней, горячее, — предупредила Вики. — А то потом опять пожалуешься, что рот обжёг.

— Один раз было, — усмехнулся я. — Гляди, И ты помнишь до сих пор.

— Всё помню, — ответила она. — Особенно тех, кто ходит сюда без очереди.

— Эй, я стою как все.

— Ладно, иди уже, пока не остыло.

Я взял поднос и пошёл вдоль столов. Люди разговаривали. Кто-то обсуждал ремонт дизельного генератора, кто-то ругался на нехватку чистой воды.

— …говорю тебе, фильтры забились, а новых нет, — услышал я чей-то голос. — Мы уже пили талую воду.

— Да ладно, живые ведь, — ответил ему другой. — Главное, кипятить.

— Ага, пока дрова не кончатся.

— Да их здесь столько, хоть жопой жуй…

Чуть дальше двое спорили о лекарствах.

— Моррисон сказал, что антибиотики кончились, — говорил мужчина с повязкой на руке. — Совсем.

— Пусть молится тогда, — буркнула женщина напротив. — От молитвы толку не меньше.

Я невольно усмехнулся. Люди держались как могли. Кто сарказмом, кто верой, кто просто привычкой выживать.

Подошёл к Скай. Она уже сидела, разложив на столе кружки и кусок тряпки вместо салфетки.

— О, мой добытчик идёт, — улыбнулась она. — Что нам сегодня на завтрак?

— Суп с лапшой и мясо из банки, — поставил я поднос. — Курт отличился.

— Хвала Курту, — вздохнула она. — Хоть что-то напоминает о нормальной жизни.

Мы ели молча несколько минут. Суп действительно был вкусный. Может, из-за того, что тёплый. За соседним столом парни спорили, кто будет дежурить ночью на вышке. Один из них, Брайан, махал руками, доказывая что-то, но его не слушали.

— Смотри, — сказала Скай, наклоняясь ко мне. — Они опять спорят.

— Да. Брайан хочет показать, что уже взрослый.

— Ну, пусть попробует. Только потом опять реветь будет.

— Зато учится, — сказал я. — Все мы через это проходили.

— Я, нет, — усмехнулась Скай.

— Ты, исключение.

Она подняла бровь.

— В хорошем смысле.

— Хм. Ну смотри, чтоб в плохом не оказалось.

Я покачал головой, глядя в окно. Там за стеклом падал комьями снег скрышь. На улице шли двое охотников. Несли на плечах тушу оленя. В толпе кто-то зааплодировал. Редкая удача. Мясо теперь ценилось почти как золото.

— Видишь, — сказал я, — день начинается неплохо.

— Пока да, — ответила Скай, но взгляд у неё был тревожный.

— Что-то случилось?

— Просто чувствую… не знаю, как сказать. Слишком тихо стало.

— Тишина — это хорошо.

— Иногда, нет.

Я хотел что-то ответить, но за спиной кто-то громко сказал:

— Воду опять отключили!

Шум прошёл по залу, словно волна. Люди начали переговариваться.

— Что значит, отключили?

— Насос сломался, говорят. В мастерской чинят.

— Опять? Да сколько можно!

— Курт же говорил, нужен новый мотор!

Скай посмотрела на меня.

— Вот тебе и тишина.

Я вздохнул, доедая последнюю ложку супа.

— После завтрака пойду к ним, посмотрю, что случилось.

— Только не геройствуй, ладно?

— Я просто посмотрю.

Она усмехнулась и покачала головой.

— Знаю я тебя. Просто посмотрю, а потом окажется, что ты уже по шею в какой-то заднице.

Я хотел возразить, но в этот момент дверь столовой распахнулась, и внутрь вбежал запыхавшийся парень в зимней куртке.

— Барлоу! — крикнул он. — Шериф Барлоу здесь?

По залу прошёл лёгкий шум.

— Что случилось? — спросил кто-то.

— Там у реки… — перевёл дух парень. — Кажется, они… начали двигаться.

Шум стих. Кто-то уронил ложку.

Я медленно посмотрел на Скай. Её лицо стало серьёзным, глаза сузились.

«Весна пришла», — мелькнуло в голове.

Начался мгновенный хаос. Люди, как по команде, повскакивали с мест, бросились к выходу, опрокидывая скамейки.

— Спокойно! — рявкнул Барлоу, перекрывая шум. — Всем сидеть на местах! Паника, наш главный враг! Дэн, Мэтт, Курт — за мной! Остальные, патруль, к оружию! Живо!

Я выбежал из столовой, чувствуя, как ледяной ком сжимается в груди. Скай — тенью за спиной. Воздух, еще недавно такой свежий, теперь казался густым и тяжелым.

— Дэн, к оружию! — рявкнул Элвин Барлоу. — Собираем группу у моей будки!

Он уже стоял посреди улицы, с винтовкой в руках, отдавая приказы направо и налево.

— Томми, мать твою! Куда ты несёшься! Сейчас с ног меня собьёшь!

Я лишь кивнул Элу и рванул к нашему дому. Влетев внутрь, я схватил свой верный дробовик, «Бенелли М4», итальянское полуавтоматическое ружье с телескопическим прикладом и пистолетной рукоятью. Его черный матовый корпус был исцарапан, но механизм работал безупречно. Проверив, заряжен ли патрон в патроннике, я сунул в карманы куртки еще патронов.

Когда я выскочил обратно, Скай уже ждала, сжимая в руках «Глок».

— Я иду с тобой, — заявила она, не прося, а констатируя факт.

Ее голубые глаза горели решимостью.

— Что?

Я резко обернулся, и в голосе прозвучала сталь, которую я редко использовал с ней.

— Нет. Ты останешься здесь.

— Но, Дэн…

— Я сказал, нет! — отрезал я. — И давай без этого, «я сильная и независимая». Тут нужен порядок, а не героизм.

Она хотела возразить, сжав губы, но, встретив мой непреклонный взгляд, сдалась. Ее плечи опустились.

— Ладно. Тогда… будь чертовски осторожен.

Скай приподнялась на цыпочки, резко и почти яростно прижалась губами к моим, затем отступила на шаг, провожая меня взглядом, полым тревоги.

Мы, уже человек двенадцать, двинулись к реке Рейни, к тому самому мосту, что соединял Интернешнл-Фолс с канадским городком Форт-Фрэнсис, частично затопленным. К группе присоединились Мэтт, с своим вечно насмешливым лицом и AR-15. А также Курт Рассел, чьё настоящее имя никто не знал, молчаливый и невозмутимый, с охотничьей винтовкой, Remington 700, классикой среди охотников. Надёжной, также использовавшаяся в армии.

На подходах к мосту нас уже ждал Дин, бывший егерь. Его пропитое лицо было мрачным.

— Отряды зачистки облажались по полной, — без предисловий начал он. — Пропустили стаю. Не людей. Оленей. Зараженных. Отсиживались в лощине у самого моста. Детишки на них наткнулись, когда на санках катались. Чудом ноги унесли.

Вскоре мы были на месте. Двенадцать вооруженных людей, выстроившихся в линию на заснеженном берегу. И они. Еще наполовину припорошенные снегом, с выцветшими, гниющими боками и ужасными, молочными глазами. Олени-зомби двигались на нас, почуяв живых. Их движения были неестественными, дерганными. Рога, облепленные грязным снегом, казались страшным оружием.

— Валим их! — рявкнул Барлоу, и ад начался.

Грохот выстрелов оглушил тишину. Воздух заполнился едким запахом пороха.

— Целиться в голову! — орал кто-то слева. — В башку, б**дь!

Мой «Бенелли» мощно дернулся, выбрасывая гильзу. Первый олень рухнул, но двигались еще трое. Стрельба была беспорядочной, нервы сказывались на всех.

— Лево! — заорал Мэтт. — Левое крыло, б**дь, окружают!

— Не просирай патроны зря, кретин! — рявкнул в ответ Барлоу.

Я стрелял, стараясь поймать в прицел мелькающие головы тварей. Попасть было чертовски сложно. Они двигались рывками, спотыкались, но не останавливались. Звук выстрела слился в сплошной гул. Рядом матерился Мэтт, споткнувшись о торчащий из-под снега корень, его выстрел ушел в небо.

— Твою мать! Чёртов пень!

Я не видел, когда именно это случилось. Один из молодых парней, Лео, вчерашний школьник, слишком увлекся, выскочив вперед. Олень, которого мы все прозевали, поднялся из-за сугроба прямо перед ним. Парень не успел даже вскрикнуть. Острый, почерневший рог с размаху вонзился ему в живот и, с ужасающим хрустом, вышел наружу где-то в районе поясницы.

Лео замер, его глаза округлились от непонимания и шока. Он попытался шагнуть назад, но рог прочно засел. Потом он посмотрел вниз. И закричал. Нечеловеческий, пронзительный визг, от которого кровь стыла в жилах. Из страшной раны на землю вывалились синие, дымящиеся на холодном воздухе внутренности.

Я застыл. Мир сузился до этого крика и вида того, как пар валит от кишок на ледяном ветру. Запах свежей крови и содержимого желудка ударил в ноздри, вызывая рвотный спазм.

Мэтт, стоявший рядом со мной, выругался так грязно, что я не решился бы это повторить.

— Сука… — закончил он, и его лицо стало пепельным.

Олень встряхнул головой, пытаясь сбросить повисшего на рогах парня, и тот издал новый, булькающий вопль.

— Помогите…

Этот шёпот, едва слышный сквозь стрельбу, вернул нас к реальности.

— АААААРГХ! МАТЬ! МАМА! Мамочка!

Он хрипел, захлебываясь кровью, пытаясь затолкать кишки обратно в разорванную плоть, соскользнув с рогов, отступая назад.

— Лео! — заорал кто-то. — Б**дь! Лео!

— Прикрыть его, сука! — завопил Барлоу с перекошенным от ярости лицом. — Огонь на поражение, сукины дети!

Шквал огня смел того оленя и еще пару стоящих рядом. Но было уже поздно. Мы все смотрели на Лео, который медленно оседал на колени, держась за свои кишки. Его крики перешли в булькающий хрип.

— Держись, парень, держись! — крикнул Мэтт, бледный как полотно, но подойти ближе никто не решался.

Барлоу все-таки приблизился к нему. Шаги Элвина были тяжелыми. Он посмотрел на Лео, потом на нас. В его глазах не было ни капли жалости, только холодная, жестокая необходимость.

— Мама… Мамочка… Больно… Очень…

— Прости, сынок, — тихо сказал он и, прежде чем кто-либо успел что-то понять, поднес к виску мальчика свой пистолет.

Глухой выстрел. Тело Лео безвольно рухнуло в розовый снег.

Наступила тишина, оглушительная после недавнего ада. Только порывы ветра и тяжелое дыхание людей.

— Всем х**во? — первым нарушил молчание Мэтт, и его голос сильно дрожал. — Раненые есть?

Обошлось. Все, кроме Лео.

«Срань. Я теперь не смогу жрать оленину, никогда».

— Завали хлебало!

Мы покончили с остатками стаи. Олени лежали черными пятнами на белом снегу. Несколько человек, не глядя друг на друга, завернули тело Лео в брезент. Тащить его обратно было бессмысленно.

Мы стояли и молча смотрели на кровавое месиво, на трупы оленей, на пятно, где только что был парень. Первая кровь этой весны. Все понимали — это только начало.

«Господи, как хорошо, что здесь не было Скай», — подумалось мне.

Обратная дорога давила молчанием, тяжелым и густым, как смола. Мы шли, уткнувшись взглядами в землю, в грязный, подтаявший снег, будто надеясь найти в нем ответы на не заданные вопросы. Рядом сопел Мэтт, его обычно разбитной вид сменился угрюмой маской. Воздух звенел от невысказанного, от ужаса, который мы только что видели, и от стыда, что остались живы, когда тот пацан…

Внезапно впереди раздался отчаянный, животный вопль. Я поднял голову и увидел Софию, мать Лео. Ее лицо было искажено таким горем, что становилось физически больно. Кто-то уже успел принести ей весть. Не дожидаясь нашего подхода, она бросилась к шерифу Барлоу.

— Где он?! — резанул её крик по ушам. — Где мой мальчик?! Эл, ты же обещал… Обещал беречь его!

Она налетела на него, сжав кулаки, но не только для удара, а просто ища точку опоры, и начала колотить ими по его груди, бессильно и отчаянно. Потом ее силы иссякли, и она просто повисла на нем, рыдая. Тело сотрясали судороги.

— Ублюдки! Проклятые твари! За что?! Он же совсем ребенок был!

Её слова тонули в рыданиях. А Барлоу стоял, не двигаясь, его взгляд был устремлен куда-то поверх ее головы, в серое небо. Он молчал. Что он мог сказать? Что такова жизнь? Что это необходимые потери? Слова бессильны перед таким горем. Прежние времена, когда утрату можно было облечь в рамки соболезнований, канули в лету. Теперь смерть была грубой, быстрой и безликой. А с приходом весны она обещала стать лишь привычным фоном.

Отец Моррисон шагнул вперёд. Его высокая фигура в рясе казалась каменным утёсом в этом море горя. Он не говорил громких слов, просто обнял её за плечи, дав ей выплакаться в свою грудь.

— Он не вернётся, отче? — всхлипнула она, обессилев.

— Нет, София, — тихо, но твёрдо сказал Моррисон.

Голос Фрэнка был низким и спокойным, как отдалённый гром.

— В этом мире — нет. Но Господь забрал его душу к себе, избавив от ужаса этого мира.

— За что?! — снова сорвался её голос.

— Нет «за что», София, — покачал головой Фрэнк. — Есть «вопреки». Мы живём вопреки. Мы любим вопреки. И мы скорбим вопреки. Лео погиб как воин, защищая свой дом. Его жертва не напрасна. Он дал нам время. А нам… нам осталось нести свой крест. И помнить его светлым. Ты не одна. Мы все твоя семья теперь.

Он говорил не как священник, читающий проповедь, а как солдат, хоронящий товарища. И в этом было больше правды, чем во всех молитвах в мире.

Я увидел Скай. Она находилась в стороне. Не бежала, но вся ее поза выражала напряжение стальной пружины. Я видел, как ей хотелось сорваться с места, проверить меня на ощупь, убедиться, что я цел. Но она сдержалась, подойдя спокойно. Однако в ее глазах плескалась неподдельная тревога, а губы чуть заметно подрагивали.

— Я волновалась, — выдохнула она.

В этих двух словах был весь ее страх, всё время ужаса, пережитая за несколько минут, вся яростная надежда, что я вернусь. Мы обнялись, и я притянул ее к себе, чувствуя, как ее худенькое, но сильное тело прижимается ко мне, ища защиты и в то же время пытаясь защитить меня.

Рядом Мэтт мрачно бубнил что-то Бэтти, которая смотрела на него широкими глазами. Даже сейчас, в самый черный день, он не мог удержаться.

— Эх, и на кой-чёрт он полез вперед? Я же говорил, зелень надо держать сзади… Ладно, хоть ты в порядке, красавица. А то я тут из сил выбился, думая, как бы тебе новое платье из брезента не сшить.

— Боль утраты — это цена любви, София, — тихо, но твердо продолжал Моррисон.

Он пальцами утёр женщине слёзы.

— Твоя боль сейчас — это свидетельство того, как сильно ты его любила. Господь забрал его душу к себе, избавив от ужаса этого мира. Лео больше не страдает. Он в месте, где нет ни вируса, ни страха, ни смерти. А нам… нам осталось нести свой крест. И помнить его светлым. И повторюсь. Ты не одна. Мы все твоя семья теперь.

Барлоу, постояв еще мгновение, резко развернулся и зашагал прочь. Его плечи были напряжены, словно он нес на них всю тяжесть этого дня. Он исчез за углом, оставив нас с нашим горем.

Я, не отпуская руку Скай, повел ее кнашей комнате. Мимо нас, хмурые и сосредоточенные, прошла похоронная команда с канистрами и факелами. Их работа только начиналась.

Войдя внутрь, я скинул запачканную куртку и уселся на старый диван, взяв свой «Бенелли». Механические, привычные действия всегда помогали успокоить нервы. Я отсоединил магазин, передернул затвор, чтобы извлечь патрон из патронника. Достал из подставленного ведерка промасленную тряпку и начал методично протирать ствол, цевье, затворную группу, смывая с них пороховой нагар и запах смерти. Каждая деталь была вытерта начисто, проверен ход затвора, осмотрены пружины. Чистое, смазанное оружие, залог твоего выживания. За ним нужно ухаживать, как за частью себя самого.

Скай возилась с электрическим чайником, который питался от нашего жужжащего генератора. Готовила нам кофе. Я смотрел на нее, на ее сосредоточенное лицо, на плавные движения рук, и пытался представить наше будущее. Мысль о попытке вернуться в Россию была окончательно похоронена. Пересечь океан? Одному? Это было из разряда фантастики. Тем более, что его теперь контролировали военные корабли, и российские, и китайские, и стран НАТО, создавшие стальное кольцо карантина вокруг бывших Штатов. Если, конечно, на другой стороне мира не происходит подобное уже.

«Может, попробовать связаться со своими, там, на корабле? — мелькнула безумная идея. — Но каким образом? У нас нет ни рации, ни электричества для серьезного передатчика. Легче сказать, чем сделать».

Да и навряд ли они будут высаживать целый десант ради одного гражданина. Я был уверен, что русских, как и представителей других наций, застрявших здесь, еще полно по всей территории США. Правда, за все это время мне никто из соотечественников не попадался. Мы все стали просто выживающими, без национальностей, без прошлого. А наше будущее было заперто в этом холодном городке на границе, где с каждым днем теплело, пробуждая новых смертоносных врагов.

Скай продолжала возиться с чайником. Я смотрел, как она насыпает в кружки растворимый кофе, нашу главную ценность.

— Ты думаешь о России? — спросила она тихо, не оборачиваясь, угадав мои мысли.

Я удивлённо кивнул, хотя она не могла этого видеть.

— Иногда.

— Ты вернёшься, если у тебя будет такая возможность?

Я молчал. Чистка оружия требовала сосредоточенности. Шорох тряпки о металл. Щелчок.

— Дэн?

— Я не знаю, Скай. Океан. Корабли. Это билет в один конец.

Чтобы выбраться, нужен был самолёт или судно. Теперь это невозможно.

— А… они? Жена? Дочка?

— Они в другом мире, — ответил я глухо. — Я надеюсь, он ещё существует. Я надеюсь, они в безопасности. Но я здесь.

Я поднял на неё взгляд.

— И ты здесь.

Скай подошла и села рядом на диван, взяв мою свободную руку.

— Я реальна, Дэн. Больше, чем тени за океаном.

— Я знаю.

— И что теперь?

— Теперь?

Я закончил чистку и собрал дробовик. Удовлетворённо щёлкнул затвором.

— Теперь мы просто живём. День за днём. До следующей зимы. А там посмотрим.

Она кивнула. В её глазах больше не было той бруклинской дерзости. Была усталость. И принятие.

Скай поставила передо мной дымящуюся кружку.

— Держи. Горячий.

— Отлично. То что мне и нужно сейчас.

Я широко зевнул, откладывая оружие.

— Что-то спать хочется.

— Ну ложись тогда.

— А ты?

— А я к тебе под бочок.

— Хммм.

— Только руки не распускай. Мы спим.

— Да я и не думал. Просто вся эта ситуация чертовски вымотала.

— Понимаю.

Вечер начался с холода. Несмотря на то, что солнце прогревало землю в течение всего дня, мороз всё ещё держал городок в своих руках. Я проснулся не от будильника, их уже давно никто не использовал, а от запаха дыма. В соседней комнате, где стояла буржуйка, кто-то уже подкинул дров. Металлический корпус потрескивал, отдавая жар, и этот звук был едва ли не самым приятным в нашем мире.

— Скай?

Ответом стала тишина. Да и негде ей спрятаться в комнате.

«Видимо, отправилась по делам».

Я натянул шерстяные носки, накинул старую фланелевую рубаху, поверх куртку, и, немного постояв у печи, чтобы согреться, вышел наружу.

На улице было тихо. Только ветер шуршал бельём, развешанными на верёвках. Под ногами скрипел снег, но он уже стал рыхлым. Чувствовалось дыхание весны. Вдали, над рекой, стоял лёгкий туман, и оттуда, с берега, доносились голоса. Наши парни вновь осматривали место сегодняшней бойни.

«Снова туда потянуло», — мелькнуло в голове.

Но идти туда не хотелось. Сегодняшнее всё ещё стояло перед глазами. Лео, его глаза, кровь на снегу. Мы все привыкли к смерти, но к такой, не привыкнешь никогда.

Вместо этого я направился к мастерской Курта. Здание старой станции технического обслуживания теперь служило нам всем. Здесь ремонтировали генераторы, буржуйки, насосы, оружие и даже посуду. Всё, что можно было спасти, ремонтировали. Всё, что нельзя, разбирали на запчасти.

Курт Рассел уже был внутри, стоял в рабочем комбинезоне, с масляными пятнами на груди и ругался с Мэттом.

— Я тебе говорю, не суй туда отвёртку! — рявкал он. — Хочешь, чтоб тебя током шибануло?

— А ты хочешь, чтобы этот чёртов мотор так и не завёлся? — парировал Томпсон. — Мы и так воду вручную носим, ты сам видел, что происходит на кухне.

— Да видел я, — проворчал Курт, не поднимая головы. — Только если мы сожжём мотор, то воду потом вообще можно будет разве что языком с неба ловить.

Я подошёл ближе, опёрся на косяк.

— Добрый вечер, — сказал я. — Спорим?

— Конечно, — вздохнул Курт. — У нас насос сгорел. Генератор не тянет.

— И фильтры забились, — добавил Мэтт. — Моррисон говорит, что воду надо кипятить три раза, прежде чем пить. Так что скоро будем мыться святой водой.

Я усмехнулся, хотя настроение было не то.

— Чем помочь?

— Подай-ка мне ключ на семнадцать, — приказал Курт, указывая на верстак. — И смотри, не перепутай, а то Томпсон уже тут один раз похозяйничал.

— Не начинай, старик, — буркнул Мэтт. — Я хотя бы не сижу целыми днями, как ты, и не философствую о том, как хорошо было раньше.

— А что, плохо было? — повернулся к нему Курт. — У нас имелась горячая вода, электричество, интернет. Люди жили, как люди.

— Да-да, — протянул Мэтт, — пока не начали жрать друг друга.

Мы переглянулись, и смех получился какой-то натянутый. У меня смех Мэтта застрял в мозгу. Ещё час назад, точнее, несколько, люди несли через всю улицу тело Лео, завёрнутое в брезент. А сейчас мы шутим о каннибализме. Это был наш способ не сойти с ума. Защитная реакция. Мы ходили по тонкому льду, который с каждым днём становился всё тоньше, и делали вид, что не замечаем тёмной воды под ногами.

Я взял ключ, передал Курту, и тот снова погрузился в мотор. Металл звенел, запах масла и топлива был тяжёлым, но знакомым. Я снял перчатки и помог подать ремень, потом закрутил болт.

— Может, заведётся, — пробормотал с надеждой Курт. — Хотя бы насос запустить, чтоб не таскать вёдра от реки.

— Главное, чтобы там, у реки, всё спокойно было, — заметил я.

— Барлоу проверял, — ответил Мэтт. — Сказал, что расчистили берег и выжгли всё, что двигалось.

— Да уж, — пробормотал я. — Выжгли… А был ещё кто-то?

— Собака какая-то полудохлая, и всё вроде.

Курт включил генератор. Мотор кашлянул, задышал, потом взревел, неровно, с перебоями, но работал. Мы переглянулись, и впервые за день улыбнулись по-настоящему.

— Работает, чёрт побери! — крикнул Мэтт. — Я говорил!

— Случайность, — буркнул Курт, но глаза у него блестели.

Я хлопнул его по плечу.

— Молодец, старик. Без тебя бы мы давно пили снег вместо воды.

— Не говори «старик», — нахмурился он. — Я не старый, я опытный.

— Опытный старик, — не удержался Мэтт.

Курт замахнулся гаечным ключом, но тот отступил, смеясь.

Пару часов мы возились с генератором, потом проверяли шланги, фильтры, уплотнители. Работа была тяжёлая, но нужная. Городок жил за счёт таких вот мелочей. Починишь мотор, подлатаешь крышу, заменишь клапан, и жизнь продолжается.

Когда мы закончили, я направился в столовую, проходя мимо склада, где дежурил Эл Гроу. Он стоял у дверей, щурясь от поднявшегося ветерка, с ружьём через плечо.

— Здорово, Дэн, — попреветствовал он. — Слышал, насос опять в строю?

— Да. Курт с Мэттом справились.

— Молодцы. Хоть немного воды будет. Женщины уже ругались, что посуду не отмыть, — криво усмехнулся он.

— Женщины ругаются — значит, жизнь продолжается, — сказал я.

— Вот-вот, — кивнул Эл. — Только жизнь-то странная стала. Ночью слышал выстрел за рекой. Думаю, зверь, но…

— Проверяли?

— Да, утром Барлоу с ребятами ездил. Следов нет. Может, эхо.

Я кивнул, но на душе всё равно стало тревожно.

Потом был ужин. Похлёбка из фасоли и грибов, немного хлеба с маслом и чай. Мы сидели в столовой. Скай принесла миску, села рядом.

— Слышала, ты опять геройствовал, — сказала она, глядя на меня поверх дымящейся чашки.

— Я просто помогал Курту.

— Ага, — усмехнулась она. — Ты не умеешь просто помогать. Ты либо всё починишь, либо всё сломаешь.

— Спасибо за поддержку, любимая, — ответил я. — Но на сей раз всё получилось отлично.

Она улыбнулась, и в этой улыбке было тепло, от которого хотелось жить.

— Ты, кстати, куда пропала. Проснулся, а тебя нет.

— Забыл? Сегодня моё дежурство с обеда на кухне.

— Так это твой кулинарный шедевр я вкушаю?

— А разве не нравится?

— Ну…

— Ладно, не парься. Готовила Бэтти. Я лишь мою посуду, а потом раскладываю её по местам. Мне пока не доверяют готовку после последнего раза, когда я сожгла кастрюлю со всем содержимым в ней.

— А посуду доверяют? Вся целая?

— Так. Сейчас кто-то ложкой в лоб получит.

После ужина я пошёл к дому, но решил заглянуть к Моррисону. Он дежурил в театре. Теперь это была импровизированная капелла и место для собраний. Отец Моррисон сидел за столом, чинил сломанные свечные подставки.

— Добрый вечер, Дэн, — проговорил он, поднимая глаза. — Как дела на насосной?

— Работает, — ответил я. — Курт запустил.

— Отлично. Господь благословил нас ещё одним днём без катастроф.

— Или дал передышку перед следующей, — усмехнулся я.

Священник не возразил, только посмотрел на меня долгим, спокойным взглядом.

— Ты всё ещё думаешь о произошедшем?

Я молча кивнул.

— Не кори себя. Лео знал, на что шёл. Мы все знали.

— Знать и видеть, не одно и то же, Фрэнк.

— Верно. Но и жить с этим, часть нашего долга. Мы, те, кто остался. Не нужно забывать, конечно, но страдать, не имеет никакого смысла. Вон, Барлоу приходил, жаловался, что теперь не знает, как смотреть в глаза матери Лео.

— А ты что?

— Ничего. Поговорили немного. Дал пару советов. Что уж тут поделаешь, когда это уже случилось? Ведь после этого мы же не перестанем делать вылазки.

— Фрэнк… — начал я, подсев на край его стола. — Я хочу тебя спросить кое-что.

— Я тебя внимательно слушаю.

— Вот ты молишься Богу, да? А я хочу спросить, где был Бог в этот момент, когда всё случилось с парнишкой?

— Он был там, — спокойно ответил священник, поднимая на меня свои ясные глаза. — Он был в Барлоу. Он дал шерифу силы сделать то, что должно. Прекратить мучения мальчика. Бог теперь не в чудесах, Дэн. Он в милосердии. Даже в таком, жестоком и быстром. Он в том, что мы не бросили Софию одну с её горем. Он в том, что Курт и Мэтт чинят этот насос, чтобы у детей была вода.

Он снова взялся за подсвечник.

— Не ищи его на небесах. Ищи его здесь. В нас.

Я ничего не ответил. Просто кивнул и вышел. Слова священника были тяжёлыми, но в них была своя, горькая правда.

На улице почти уже опустились сумерки. Воздух становился мягче, снег мерцал, и над крышами поднимался лёгкий пар. Люди шли по своим делам. Кто-то нес дрова, кто-то чинил окно, кто-то просто стоял у костра, грея руки.

Я остановился у старого здания школы. Дети, те немногие, кто ещё остался, играли во дворе, катали по снегу жестяную банку, смеясь. Их смех звучал странно, как будто из прошлого, но живой.

Скай подошла ко мне, тихо обняла сзади.

— О чём думаешь?

— О том, что всё ещё живы.

— Это уже немало, — ответила она.

Я кивнул. На горизонте мерцала красная узкая полоса огненного заката. Завтра, возможно, снова придётся стрелять, снова терять кого-то. Но сегодняшний вечер. Рабочий, обычный, тихий. И это, пожалуй, было лучшим, что можно было себе позволить в нашем мире.

— Ты закончила дежурство?

— Закончила.

— Тогда пошли домой.

— Слушаюсь, мой господин.