Щи да каша пища наша

 "Внимательно следите за собой, чтобы ваши сердца не отягощались перееданием, пьянством и житейскими заботами.. "(Луки 21:34)



   Эту статью меня сподвигло написать видео, в котором один священник православной церкви призывал есть только свежую еду. А для этого готовить на один день и, если что-то осталось от ужина, выливать всё в унитаз или выносить на помойку. Про унитаз и помойку -уже моё заключение, потому что если вчерашнее есть нельзя, то каждый понимает куда оно девается.

   И я подумала: чтобы следовать совету этого батюшки, нужно иметь хороший доход и неработающую жену, у которой есть время стоять у плиты каждый день.

   В Библии ничего не говорится о том, что есть разносолы нельзя. Но, по-моему, это и так понятно: если порицается чревоугодие и оно - один из смертных грехов, то и в еде нужно соблюдать скромность и простоту. То есть не нужно гнаться за деликатесами, услаждать свой вкус "райским наслаждением" и не слишком заботиться о том, что ты ешь и что ты пьёшь.

   Я уже писала, что наши подвижники благочестия даже воду не пили вдоволь. Если говорить о питании, то на ум сразу приходит Серафим Саровский. Как отмечали паломники, которым довелось участвовать в трапезе, пища в Саровской пустыни «весьма скромная, но вкусная и питательная». И это соответствует святоотеческому совету: «Снеди употребляй простые и необильные, чтобы ум твой не огрубел в объедении, пьянстве и печалях житейских» (прп. Ефрем Сирин).

   Когда батюшка Серафим уходил в свою пустыньку, то питался там сухарями и тем, что вырастит на огороде: лук, морковь, картошка, свекла; в лесу- грибы, ягоды. А ещё сныть, которую он запаривал в воде, а потом ел и восторгался. «Ты знаешь снитку? Я рвал ее да в горшочек клал; немного вольешь, бывало, в него водицы и поставишь в печку – славное выходило кушанье»- рассказывал он перед смертью одной монахини.

   Однажды, когда у в монастыре не было еды, Серафим Саровский заработал у крестьянина мешок сухарей и когда он их ел, то изо рта у него появлялось зелёное облако. Почему зелёное? Потому что сухари были все покрыты плесенью.

   А сейчас люди, беспокоясь о своём здоровье и мечтая пережить Кощея Бессмертного, слушают таких вот учителей и не только слушают, но и берут их советы на вооружение.

   Раньше, если в банке с вареньем появлялась плесень, мы её  снимали, а варенье съедали.  Оказывается этого делать категорически нельзя было. Споры, которые остались в среднем и нижнем слоях банки, могут прорости у тебя в желудке и тебе придёт кирдык.

   Так же в СМИ стали появляться вот такие названия -"Дверца холодильника — могила для яиц: секретное место хранения, чтобы они не портились раньше". И ещё очень важно, чтобы яйца хранились острым концом вниз, иначе беда: вместо недели они останутся свежими всего семь дней.

   Я уже где-то писала, что один монах всё, что ему давали за трапезой: кислое, сладкое, квашеное, соленое, сваливал в одну миску и ел. Для чего? Чтобы не иметь пристрастий к какому-либо блюду, потому что монах должен есть не для наслаждения, а для поддержания сил.

   Но это, конечно, монахи прошлых веков. Наши современные монахи хвастаются сумками от "Гуччи" или раздают вот такие советы в соцсетях. Такое впечатление, что они не удосужились прочитать жития святых и ничего не поняли в Библии.

   Я же сегодня хочу предложить вам отрывок из книги "Моя жизнь со старцем Иосифом", которую написал ученик Иосифа Исихаста старец Ефрем, причисленный к лику святых, как и его наставник.

   Всё происходило в середине прошлого века на горе Афон.

"Трапеза у нас была два раза в день, кроме понедельника, среды и пятницы. Но труды наши были столь велики, что мы никогда не могли наесться. И ночью и днем мы трудились так много в переноске грузов, поклонах, бдении и подвиге, что, когда наступало утро, мы были страшно голодны. Но утром мы ели только маслинки, лучок, сухарики, и лишь в обед у нас была полноценная трапеза. В праздничный день трапеза бывала дважды.

  Старец каждому давал еду по его потребностям. Обычно у нас не было свежего хлеба, только сухари. Если нам хотелось поесть мягкого хлеба, Старец брызгал на сухари водой, складывал их в дуршлаг, ставил над кастрюлей с кипящей водой и сверху накрывал полотенцем. От пара сухари становились мягкими, как вата. Искусство из искусств! Голь на выдумки хитра.

   Обычно нам готовил Старец, он был прекрасным поваром. Когда он готовил, из глаз его все время текли слезы. И так как он непрестанно творил Иисусову молитву, благодать Имени Божия освящала то, что он готовил, и делала эту еду очень вкусной. Поэтому его очень часто приглашали готовить трапезу на престольные праздники обителей. Как правило, он не ходил, но иногда его забирали чуть ли не силком.

   Время от времени у нас бывало довольно много гостей, и им очень нравилась наша еда. «Что же это за еда у вас такая вкусная?!» – спрашивали они с удивлением. Старец готовил совершенно постную пищу, когда с тахином, когда с фасолью. Но это было настолько вкусно, что даже рыба не произвела бы на них столь сильного впечатления. А вкусной еду делала молитва Старца, его благословение. Там, где совершается дело Божие, еда и вода становятся сладкими как мед. Однажды я спросил Старца:

– Как это происходит? Почему так бывает?

– Это от Бога, от Иисусовой молитвы. Совершается молитва – и благословляется еда.

– Старче, мы каждый день едим постную пищу. И когда я ем рыбу – она как мед, когда я ем сухой хлеб – он как мед, когда фасоль ем – она как мед, чечевицу ем – и она как мед.

– Так и есть, – сказал Старец. – Для того, кто имеет правильное духовное устроение, что бы он ни ел – ничего не будет лучше этого. Отсюда любой может узнать духовное устроение каждого инока.

   Иногда по воскресеньям у нас бывали лепешки с сыром. С вечера я делал болтушку с закваской. На следующее утро жидкое тесто подходило, и я мешал его в глиняном горшке. Затем на сковородку лилось несколько капель масла, и после того как она разогревалась, масло размазывалось по всей сковородке и чашечкой на нее выливалось тесто. Когда лепешки поджаривались с одной стороны, их переворачивали на другую. После этого мы выкладывали их на блюдо и на каждую лепешку клали по кусочку сыра. Это было нашей праздничной воскресной едой. Но мы ее готовили редко.

   Было у нас и другое праздничное блюдо. В нашей пустыне, и нигде больше на Святой Горе, на крутых скалах росла какая-то дикая капуста. Это были очень опасные места, но я, по молодости, лазил туда и собирал ее. Старец меня поджидал с пакетиком. Я отрезал только светлые листочки, не потемневшие, а сердцевину оставлял, чтобы из нее выросли новые листики. Затем мы варили эту зелень. Отвар из нее был очень питательным. А сваренную зелень мы накладывали в миску и поливали маслом. Старец обычно наливал масла побольше, он его любил.

Изредка вместе с дикой зеленью мы ставили на стол и жареную треску либо жареную или свежепосоленную сельдь, если она оказывалась у нас. Старец страшно любил и эту зелень, и жареную треску. Жареная треска была для нас безумной роскошью. Мы чувствовали себя самыми богатыми в мире людьми. Конечно, такая еда могла быть только по праздникам.

Еду Старца мы никогда не выбрасывали, как бы она ни заплесневела.

Иногда нам присылали посылки с продуктами, в которых были вареные яйца, разбившиеся во время перевозки. Он их очищал от скорлупы и ел.

Старец любил сыр. В тех условиях в сыре часто заводились черви, но Старец его чистил.

– Женщины столько потрудились, чтобы его приготовить. Мы это съедим.

– Как же мы будем это есть, Старче?

– Мы не будем выбрасывать еду. Это грех.

   Поэтому сначала мы всегда съедали старую пищу. Так мы ели и макароны с червями, и фасоль, из которой наружу вылезали червячки.

   Мне, как повару, было неловко предлагать такую пищу отцам. Но отец Арсений, чтобы не огорчать Старца, все это ел, говоря: «Ну раз вы не можете это есть из-за вашего желудка, тогда съем я». Это был необыкновенный человек.

Случилось однажды так прокиснуть фасоли, что мы никак не могли ее есть. Чтобы не выбрасывать ее, Старец сотворил горячую молитву – и когда он дал нам ее на следующий день, она была столь вкусной, что просто пальчики оближешь!
   
***

   А днем – очень тяжелая работа. Все это, безусловно, доставляло нам душевную пользу. А я был такой, что пальцем тронь – упаду. Дунь на меня – и полечу кувырком. Но я, беря пример со Старца, постился без всяких проблем.

   И, по милости Божией, у нас среди камней, на скалах, выросла какая-то травка, очень аппетитная на вид. Старец повелел:

– Нарвите этой травы, которую послал нам Бог.

Но так как она была горькая, он ее варил, обваливал в муке и говорил:

– Будешь это есть всю неделю.

В первый день эта еда была свежей. На второй день мы ее положили в алюминиевую кастрюлю в подпол. На третий – она забродила. Когда я ее разогревал, она пенилась. Эта трава прокисла, потому что уже стояла жаркая погода. Старец говорил:

– Пенится-перепенится! Ты это съешь!

   И я это ел.

   Каждый день мы служили Преждеосвященную. Заготавливали два Агнца в субботу и три в воскресенье. Служили пять Преждеосвященных, чтобы причащаться каждый день.

   А по ночам совершали бдение, тянули четки, выходили во двор, так как ночи были теплыми. Я – у своей каливы, другие – у своих, с большими четками-трехсотницами.
(Трёхсотница- это чётки по которым монахи должны были повторить три сотни Иисусовой молитвы "Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй нас" и сделать триста поклонов).

   Все старые продукты – и с плесенью, и с жучками – Старец откладывал на Великий пост, видимо, из тех соображений, что Великим постом съедят все. Поэтому мы знали, что если Старец хранил червивую фасоль, то, значит, Четыредесятница у нас будет скоромной. Желудку было тяжко. По ночам – бдение с двойным правилом, а днем – работа. Мы таскали доски, пшеницу, цемент. Даже животные не стали бы переносить тяжести, если их не покормить, а мы и воды не пили. Однажды мы сказали:

– Старче, у нас подкашиваются ноги.

И он нам дал немного сухарей и воды.

  А ночью я должен был исполнять свои обязанности: тысячи поклонов, стояние на ногах целыми часами, десять часов келейного бдения с четками, чтением, поклонами. Таково было правило. И молчание. Ни с кем не разговаривать.

  Старец вместе с отцом Арсением, кроме постов, установленных Церковью, совершали еще и дополнительные посты. Однажды они решили целый месяц совсем не есть хлеба. Они ели только немного вареной фасоли. В другие свои посты они ели только хлеб, и ничего другого. Но особенно строго они постились в Великую Четыредесятницу.

   Эти дневные и ночные труды даровали нам, по молитвам Старца, слезы днем и ночью. На молитве, на послушании, во время трудов глаза не прекращали источать слезы. Мы дошли до того, что умывались не водой, а слезами. Поэтому часто, когда мы ложились спать, нас окружало благоухание Божие. Молитвы Старца были очень сильны".

   Когда всё это читаешь, то становится не по себе. С одной стороны удивление, восхищение, а с другой стороны недоумение и даже где-то возмущение: зачем такое издевательство над собой и своими учениками?

  Но Господь сказал: "Будьте святы ибо Я свят" (1Пет.1) Афонский старец выбрал для себя и своих учеников такой путь. И не ошибся. Он горел и зажигал всех, кто был с ним рядом. Недаром его ученика тоже прославили в ранге святых.

   Ни шатко ни валко в рай не входят и святости не достигают. "Вы еще не до крови сражались, подвизаясь против греха..."- пишет в своём послании апостол Павел. У отцов есть такое аскетическое выражение: отдай кровь и прими дух. Вот такую духовную войну вели наши старцы.

   А по трудам и награда: дар слёз, который достигается очень редко; благоухание; дар чудотворения. А за месяц до своей блаженной кончины старцу Иосифу явилась Пресвятая Богородица и сообщила точное время окончания его земной жизни. И убогого Серафима Богородица посещала не раз.

   Мало, наверное, кто знает, что один из всадников Апокалипсиса- это голод.

"И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей.
И слышал я голос посреди четырех животных, говорящий: хиникс* пшеницы за динарий*, и три хиникса ячменя за динарий; елея же и вина не повреждай".
 
Хиникс- это малая хлебная мера. Динарий- это монета соответствующая дневной плате подёнщику. То есть кусочек хлеба за деньги, которые ты получил проработав целый день.

   Почему постигнет нас (нас, а не потомков, как многим хочется думать) эта пагуба? Потому что она будет заслуженная и всеобъемлющая. Это не эпидемия, которая обошла многих; не война, когда на передовой люди гибнут, а в тылу веселятся. До каждого придёт беда, чтобы каждый на себе испытал суды Божьи. Потому что виноваты все: люди, которые выкидывают хлеб на помойку; магазины, которые выбрасывают просроченные продукты в отходы; производители, которые лучше вывезут свою продукцию в лесополосу, чем снизят цены на рынке; кулинары, которые вместо обычного пирожного предлагают произведение искусства; производители пищевых продуктов, которые из еды делают культ; вот такие священники, которые призывают к тому, чему Господь их не учил.

   Всем христианам нужно помнить слова Исаака Сирина:
«Путь Божий есть ежедневный крест. Никто не восходил на Небо, живя прохладно» (св. Исаак Сирин).
 
   В Евангелии от Матфея Иисус говорит о фарисеях: «Итак, всё, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят и не делают». То есть говорили они правильно, но сами не следовали тому, чему учили народ. Теперь же наступило время, когда все высказывания священников нужно подвергать сомнению и проверять их на соответствие Закону Божьему.

   Следуйте совету апостола Павла: "Но если бы даже мы или Ангел с неба стал  благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема" и не ошибётесь.

 
   

          Татьяна



14.11.25