Дом

Он приходит ко мне два, а то и три раза в неделю, садится напротив, ничего не говоря и смотрит, пристально смотрит мне прямо в душу своими пустыми глазницами.
Я никогда не знаю, что он думает обо мне. Порой мне кажется, что у него вообще нет никаких мыслей.
И мне странно, - зачем  он регулярно навещает меня. Неужели он нашел во мне родственную душу, к которой можно запросто прийти и молчать? Но, я могу молчать и без него. И он может. И тем не менее он приходит.
Наша странная дружба длится уже больше года, а я по-прежнему ничего не знаю о нем. Порой я ловлю себя на мысли, что не хочу ничего знать. Но иногда мне делается интересно, и я начинаю, исподволь, разглядывать его, хоть за то время что мы знакомы, я изучил его вдоль и поперёк. Но, это только внешне. Что же касается его внутренних качеств, то они являются для меня загадкой. С момента нашей встречи и до сегодняшнего дня я не узнал о нем ровным счетом ничего.
Впрочем, это не совсем так.
Я нахожу между нами много общего. Например, мы совершенно не стараемся как-то приукрасить себя, вероятно полагая, что это лишнее. Впрочем, это мое мнение, я не могу говорить за него, но он молчит, и мне приходится делать свои умозаключения.
И еще, мы с ним любим сумерки. А особенно - ночь. Хорошую темную ночь, когда зажигаются уличные фонари.
То, что он любит темноту мне стало понятно еще в ту, первую , осень нашего знакомства.
Когда сумерки сгущаются, он оживает. Он даже начинает подмигивать мне - то одним, то другим глазом, а то и несколькими сразу. Мало того, - он улыбается мне широко раскрытым ртом. Тем ртом, который днем мне кажется просто чёрной, беззубой дырой.
Я думаю, он понимает, что темнота скрывает его недостатки, а фонари подчеркивают достоинства, потому он так весел.
Он свободен, возможно, от пренебрежительных взглядов направленных на него при свете дня, а может, не видя своего отражения в лужах, он представляет, что снова молод и красив, легок и беззаботен.
Я понимаю его, потому что и сам чувствую это, когда иду по ночным улицам города, освещённым уличными фонарями.
День слишком ярок и прямолинеен, а ночь загадочна и тактична. Мы оба знаем об этом.
Иногда, в его зажженных  искусственным светом глазах я вижу мелькание каких-то мыслей, но они так мимолетны, что я не успеваю ухватиться за них. Они напоминают мне выскальзывающую из рук рыбу, уходящую на глубину.
Мне кажется, что дом следит за моими попытками поймать его мысли, и незаметно усмехается про себя. Что ж, это его право.
Но я не оставляю надежды, что когда-нибудь...
Странно, я ни разу не видел, чтобы к нему кто-нибудь приходил. И это еще больше роднит меня с ним, ведь ко мне тоже никто не приходит.
Я провожу с ним почти все время, пока сон не уводит меня в свои дали. Тогда мы расстаемся с ним до утра, чтобы утром тепло попрощаться до следующего раза.