Глава 6

День был не лучше и не хуже других. Серое небо, присыпавшее землю колючей ледяной крупой, пронизывающий ветер, выдувавший из души последние остатки тепла. Егор возвращался из Верхнекаменска. Путь обратно всегда был тяжелее – за спиной тянули два десятка литров воды, отягощая каждый шаг, в рюкзаке звенели банки, набитые провизией. Но сегодня тяжесть была иной. Не физической. Изможденность шла изнутри, выедая силы глубже, чем любая усталость мышц.
Последние недели превратились в один сплошной, изматывающий кошмар бодрствования. Его преследовали собственные мысли, как стая голодных волков. Он почти не спал, а когда проваливался в короткое забытье, его сновидения были полны шепчущими тенями и невидимыми присутствиями, от которых он просыпался с криком, зажатым в горле. Ел он мало и без аппетита, пища казалась безвкусной, как зола. Вся его энергия, все ресурсы тела уходили на поддержание этого невыносимого, тлеющего ожидания.
Он шел, почти не видя дороги перед собой. Ноги двигались сами по себе, по старой, вбитой в мышечную память колее. Снег хрустел под сапогами, ветер выл в ушах, но все это доносилось до него как сквозь толстое, звуконепроницаемое стекло. Внутри царила оглушительная какофония его терзаний.
«Зачем я туда хожу? Зачем я снова и снова смотрю на этот ящик? Я знаю, что никого нет. Я знаю. Но может в этот раз… может…»
«Прекрати. Просто прими это. Ты один. Как был один все эти годы. Замри. Перестань чувствовать. Вернись к тому, что было».
«Но я не могу! Я не могу забыть! Я не могу отменить это знание!»
Он споткнулся о скрытый под снегом корень, едва удержав равновесие. Канистры за спиной болезненно ударили его по лопаткам. Он остановился, переводя дух. Сердце колотилось неровно, в висках стучало. Перед глазами поплыли темные пятна. Он чувствовал, как земля уходит из-под ног, но это было не головокружение. Это было ощущение полной потери опоры, краха всего его хрупкого внутреннего мира.
Он сделал еще несколько шагов, цепляясь взглядом за знакомую ель, за камень. Но сегодня они не успокаивали. Они были просто немыми свидетелями его агонии. Он поднял голову, глядя на бесконечную белую пелену леса, и его вдруг охватила паника. Паника замкнутого пространства. Эти деревья, это небо, этот снег – все это было стенами его тюрьмы. И он был единственным узником.
Нет… – простонал он беззвучно. – Хватит…
Он попытался ускорить шаг, чтобы убежать от самого себя, но ноги оказались ватными, не слушались. В груди что-то кольнуло – остро, коротко. Он схватился за грудь, роняя с плеча ремень от канистры. В глазах потемнело. Мир закружился, потерял четкие очертания.
Он не помнил, как упал. Это было не падение, а обрушение. Его тело, доведенное до предела голодом, бессонницей и нервным истощением, наконец отказалось ему подчиняться. Он рухнул лицом в снег, и холодная влага мгновенно пропитала его одежду.
Сознание не покинуло его полностью. Оно плавало где-то на грани, удерживаемое лишь ощущением леденящего холода, ползущего по коже. Он лежал, не в силах пошевельнуться, и смотрел в белизну снега перед своим лицом. Отдельные кристаллы складывались в причудливые узоры, похожие на звезды, на города, на лица. Он видел в них то, что так отчаянно искал.
Вот же они… – прошептали его губы, окрашивая снег в розовый – Люди…
И в этот момент земля ушла у него из-под груди.
Это был не обвал. Не грохот. Это был тихий, податливый провал. Снег рухнул под ним, подточенный каким-то подземным существом или течением талых вод, не выдержал его веса. С глухим, урчащим звуком пласт снега и льда обрушился вниз, увлекая его за собой.
Падение было стремительным и темным. Он кубарем летел вниз, ударяясь о выступы мерзлой земли, о скользкие камни. Канистры и рюкзак били его, цеплялись за стенки провала. Он не кричал. У него не было на это воздуха, не было сил. Лишь короткий, захлебывающийся выдох.
Удар. Глухой, костный. Он пришелся на спину, и все его тело пронзила ослепляющая боль. Воздух с силой вырвался из легких. Он лежал, раскинувшись, и не мог вдохнуть. Паника, острая и животная, заставила его судорожно ловить ртом воздух, но легкие не слушались. В ушах зазвенело, мир поплыл.
Прошло несколько секунд, может, минут, прежде чем он смог сделать первый, короткий, хриплый вдох. Потом второй. Боль отступала, сменяясь оглушительным, всепоглощающим шоком.
Он лежал на спине и смотрел вверх. Там, наверху, в десятке метров, зияло серое пятно – отверстие, через которое он провалился. Оттуда сыпался снег, словно водопад из перьев. Свет едва пробивался сквозь него, окрашивая все вокруг в тусклые, размытые тона.
Он попытался пошевелиться. Боль в спине была тупой, разлитой, но, кажется, ничего не было сломано. Он с трудом перевернулся на бок, откашлялся. Его окружала почти полная темнота. Лишь слабый отсвет сверху выхватывал из мрака очертания… чего-то.
Это была не пещера в привычном понимании. Не было натечных образований, сталактитов. Стены были гладкими, словно отполированными, и уходили ввысь, образуя нечто вроде колодца или шахты. Они были сложены из какого-то темного, почти черного камня, испещренного такими же странными, пульсирующими в полумраке узорами, какие он видел в той первой пещере, куда провалился когда-то. Но здесь они были крупнее, четче.
Воздух был неподвижным и холодным, но не ледяным, как на поверхности. Он был густым и влажным, пахнущим озоном, старым камнем и чем-то еще… металлическим, электрическим. Этот запах щекотал ноздри и вызывал легкое головокружение.
Егор медленно поднялся на ноги, опираясь о скользкую стену. Его тело ломило, но адреналин и шок притупили боль. Он осмотрелся. Шахта, в которую он упал, была лишь началом. С одной стороны из нее вел низкий, почти круглый туннель. Он уходил вглубь, в абсолютную, бархатную тьму.
Страх сковал его. Он был в ловушке. Глубоко под землей. Один. Снова один. Но на этот раз его одиночество было усилено до немыслимых пределов. Здесь не было даже призрачной надежды на то, что кто-то пройдет мимо. Здесь не было ветра, неба, снега. Здесь была только каменная могила.
Он посмотрел наверх. Выбраться обратно было невозможно. Стены были слишком гладкими и высокими.
Паника снова подкатила к горлу. Он зажмурился, пытаясь отдышаться.
Спокойно, – приказал он себе сиплым шепотом. – Спокойно.
Он достал из кармана фонарик. Рука дрожала. Он щелкнул кнопкой. Луч света, слабый и желтый, вонзился в темноту туннеля.
Туннель был идеально круглым, словно его просверлили гигантским сверлом. Диаметром около метра. Идти по нему можно было только согнувшись. Стены были такими же гладкими и черными, испещренными теми же пульсирующими линиями. Они казались теплыми на ощупь.
Куда ведет этот туннель? Назад, к поверхности? Или глубже, в недра земли?
У него не было выбора. Он не мог оставаться здесь. Он сделал шаг вперед, потом другой, согнувшись и уменьшившись в два раза. Его рюкзак и канистры цеплялись за стены, издавая скрежещущий звук. Он двигался медленно, ощупью, луч фонаря выхватывал из мрака лишь несколько метров пути вперед.
Туннель шел под уклон. Не крутым, но ощутимым. Он вел вниз. Глубже.
Шел он, может, десять минут, может, час. Время в этой каменной утробе потеряло всякий смысл. Единственными звуками были его собственное тяжелое дыхание, скрежет подошв по странно гладкому полу и навязчивый, едва слышный гул. Он исходил отовсюду – из стен, из пола, из самого воздуха. Низкий, вибрационный, он проникал в кости, в зубы, в мозг. Он был похож на звук работающего где-то далеко гигантского механизма. Или на чье-то дыхание.
И снова, как и тогда, в первой пещере, ему почудился шепот. Не слова, а лишь их отголоски, слившиеся в единый, монотонный поток. Он доносился из темноты впереди. Он становился громче с каждым его шагом.
Егор остановился, прижавшись спиной к теплой, пульсирующей стене. Сердце бешено колотилось. Он боялся идти дальше. Но и останавливаться было нельзя. Возвращаться было некуда.
Он сделал еще несколько шагов, и туннель внезапно расширился. Он вышел в огромное, круглое помещение. Луч фонаря, слабый и предательский, скользнул по стенам, не в силах осветить весь его объем. Но и того, что он увидел, было достаточно, чтобы его разум, и без того находящийся на грани, начал трещать по швам.
Стены этого зала были не просто испещрены узорами. Они были покрыты… механизмами. Или тем, что лишь отдаленно их напоминало. Выступы, похожие на рычаги, цилиндры, соединенные пучками похожих на провода тяжей, которые пульсировали с мягким, живым светом. В центре зала стояло нечто вроде массивного кресла или пульта, сделанного из того же черного, теплого материала. И повсюду, на полу, у стен, лежали… предметы.
Егор подошел ближе, направив луч фонаря на один из них. Это была каска. Старая, советская, с потрескавшейся звездой. Рядом валялась проржавевшая винтовка, ее деревянный приклад истлел почти полностью. Чуть дальше – обрывки какой-то ткани, похожей на брезент, и пустые консервные банки. Более современные, чем те, что он находил в Верхнекаменске.
Он стоял посреди этого зала, этого подземного святилища или склада, и его трясло мелкой дрожью. Это место было обитаемо. Или было обитаемо когда-то. Но кем? И главное – где они теперь?