Глава 7

Шепот в стенах не умолкал, но теперь он казался Егору не угрозой, а звуком жизни. Пусть и странной, непонятной, но жизни. Он стоял в центре зала с причудливыми механизмами, и его охватило не жуткое оцепенение, а лихорадочное возбуждение. Он был не в безличной каменной ловушке. Он был в месте, созданном разумом. Кем-то, кто оставил после себя следы.
Его фонарь, слабея, выхватывал из мрака детали. Он подошел к каске. Не просто посмотрел, а поднял ее. Металл был холодным и тяжелым. Он провел пальцами по зазубринам и вмятинам на ее поверхности. Кто-то носил это. Кто-то, чья голова была под этим куском железа. Он представил себе лицо – усталое, испуганное, может, решительное. Оно было размытым, неясным, но оно было. Впервые за долгие годы он держал в руках не вещь, а свидетельство чужой, конкретной жизни.
Он отшвырнул каску, и та с грохотом покатилась по полу, эхом отозвавшись в зале. Звук был оглушительным в этой тишине, но Егор не испугался. Наоборот, ему захотелось крикнуть, стучать по стенам, поднять как можно больше шума. Чтобы его услышали.
Он начал осматривать зал более тщательно, методично, забыв о боли в спине, о голоде, о страхе. Он нашел ящик, похожий на те, что были на складе в Верхнекаменске, но сделанный из того же черного, теплого материала, что и стены. Он был закрыт, но не на замок. Егор поддел крышку обломком ржавой винтовки. С треском она поддалась.
Внутри лежали не консервы. Бумаги. Сначала он подумал, что это просто хлам, но, присмотревшись, увидел, что это были журналы, блокноты, схемы. Он достал один из блокнотов, самый верхний. Бумага была плотной, пожелтевшей, но не рассыпалась в руках. Он открыл его.
И его мир перевернулся.
На первой же странице был карандашный набросок. Схематичное изображение шахты, тоннелей, этого самого зала. Рядом – надписи. Он не понимал слов, но понимал цифры, стрелки, условные обозначения. Это был чертеж. План.
Он листал дальше. Страницы были исписаны тем же непонятным языком, но кое-где встречались схемы, графики, таблицы с цифрами. Он видел изображения странных механизмов, похожих на те, что его окружали. Это были записи. Чьи-то исследования. Рабочие журналы.
Он сидел на корточках, уставившись на эти страницы, и его разум, долгие годы варившийся в собственном соку, вдруг заработал с невероятной скоростью. Он не понимал слов, но понимал намерение. Кто-то изучал это место. Кто-то работал здесь. Системно, целенаправленно.
Он рылся в ящике, вытаскивая один блокнот за другим. Некоторые были совсем старыми, их чернила выцвели, бумага стала хрупкой. Другие – более свежими. Он нашел пачку сигарет, пустую. Нашел сломанный карандаш. Нашел зажигалку, которая, к его изумлению, сработала с первого раза, выбросив короткий, жадный язычок пламени. Он задул его, ощутив на лице мимолетное тепло, и сунул зажигалку в карман, как величайшую драгоценность.
А потом его луч фонаря, уже совсем тусклый, выхватил из угла зала, за одним из механических выступов, нечто, от чего у него перехватило дыхание.
Костлявая, бледная кисть руки. А за ней – часть плеча, ребер.
Он замер, не веря своим глазам. Потом медленно, очень медленно подошел.
Это был скелет. Он лежал в неестественной позе, прислонившись к стене, как будто человек просто уснул и не проснулся. Одежда на нем истлела почти полностью, лишь клочья грубой ткани висели на ребрах. На черепе кое-где еще держались темные пряди волос. В одной из костяных рук был зажат тот самый блокнот, похожий на те, что лежали в ящике.
Егор не испытал ужаса. Испытал нечто иное. Благоговение. И дикую, всепоглощающую радость.
Он упал на колени перед скелетом, протянув руку, но не посмел прикоснуться. Он смотрел на эти кости, на этот череп с темными глазницами, и в его душе что-то сломалось и сошлось заново.
Он был не один.
Вот он. Доказательство. Не призрак, не след, не игра воображения. Реальный человек. Он жил, дышал, работал здесь. Он держал в руках этот блокнот, делал эти записи. Может, он курил эти сигареты. Может, он так же, как и Егор, смотрел на эти стены и пытался их понять.
Слезы, горячие и соленые, потекли по его щекам. Он не сдерживал их. Он плакал. Плакал над костями незнакомца, как над костями брата. Это были слезы облегчения. Его безумие оказалось правдой. Его поиски – не напрасны. Другие люди были здесь. Значит, они могли быть где-то еще.
– Спасибо, – прошептал он, глядя в пустые глазницы черепа. – Спасибо.
Он просидел так, не знаю сколько, пока фонарь не начал мерцать, предупреждая о скорой смерти. Это заставило его подняться. Он осторожно, почти с нежностью, забрал блокнот из костяной руки. Тот рассыпался у него в пальцах, но несколько страниц уцелело. Он аккуратно сложил их и сунул во внутренний карман.
Теперь ему нужно было идти. Фонарь мог погаснуть в любую минуту, а оставаться здесь, в полной темноте, рядом с мертвым, было невыносимо.
Он обошел зал по периметру, ища выход. Туннель, по которому он пришел, был единственным, кроме… Его взгляд упал на массивную, круглую металлическую дверь в стене, которую он сначала принял за часть механизма. Она была похожа на дверь сейфа или секретного хранилища. Посередине – штурвал.
Он подошел, уперся в него и повернул. Сначала штурвал не поддавался, проржавев намертво. Егор собрал все силы, впился в него плечом, снова и снова. Раздался скрежет, и штурвал с визгом сдвинулся с места. Егор крутил его, пока тот не остановился с глухим щелчком.
Дверь отъехала в сторону, скользя бесшумно, вопреки возрасту и ржавчине. За ней оказалась небольшая камера. Металлические стены, потолок. И другая дверь. И между ними… Егор понял не сразу. Потом его взгляд упал на кнопки на стене. Их было всего две. Одна – с изображением стрелки вверх. Другая – со стрелкой вниз.
Лифт. Это был лифт.
Егор замер на пороге. Его сердце заколотилось. Куда он ведет? Наверх? К поверхности? Или… вниз? Стрелка «вверх» могла вести обратно в шахту, из которой он не мог выбраться. Стрелка «вниз» – в неизвестность.
И тогда он услышал их. Голоса.
Они доносились снизу. Слабые, приглушенные, но абсолютно отчетливые. Не шепот стен. Не гул механизмов. Это были человеческие голоса. Несколько голосов. Они что-то говорили, спорили, может, смеялись. Он не мог разобрать слов, но узнавал интонации, ритм человеческой речи.
Он стоял, вцепившись в косяк двери, и слушал. Слезы снова навернулись ему на глаза, но на этот раз это были слезы безумной, невероятной надежды.
Он не видел людей. Он слышал их. Где-то там, внизу, они были. Живые.
Он сделал шаг внутрь кабины. Она была тесной. Он нажал кнопку со стрелкой вниз.
Раздался мягкий щелчок. Двери бесшумно закрылись. Кабина дрогнула и плавно, почти беззвучно, поехала вниз.
Егор прислонился к стене, чувствуя, как под ногами уходит пол. Он закрыл глаза. Фонарь в его руке погас, окончательно истощив батарею, но теперь ему было не страшно. Он был в сердце чего-то огромного, созданного людьми. Он слышал их голоса.