Глава 8

Лифт двигался вниз так плавно и бесшумно, что единственным свидетельством движения было легкое давление в ушах. Егор стоял в абсолютной темноте, прислушиваясь к нарастающему гулу голосов. Они становились четче, но понять слова по-прежнему было невозможно. Это была какофония – смесь возбужденных криков, металлического скрежета и низкочастотного вибрационного гула, от которого слегка дребезжали зубы.
Наконец лифт мягко остановился. Двери бесшумно разъехались.
И Егора ослепило.
После месяцев, а может, и лет полумрака северной зимы и кромешной тьмы подземелий, его глазам предстало нечто немыслимое. Он зажмурился от боли, слезы хлынули ручьем. Постепенно, моргая, он начал различать окружающее.
Он стоял на балконе или смотровой площадке, врезанной в стену гигантского подземного пространства, масштабы которого не укладывались в голове. Это был не зал и не пещера. Это был целый мир под землей.
Над ним, на головокружительной высоте, сияло небо. Но это было не настоящее небо. Огромный, выпуклый купол, покрытый миллионами точек света, мерцающих холодным, искусственным сиянием. Они имитировали звезды, но узоры были незнакомыми, чужими. В центре купола висел ослепительно белый шар – искусственное солнце, заливающее все пространство ровным, безжалостным светом, в котором не было тепла.
Под этим фальшивым небом простирался город.
Но это был не город, каким он его помнил по образам Верхнекаменска. Башни из черного, отполированного до зеркального блеска камня вздымались ввысь, их остроконечные шпили почти касались купола. Они были оплетены многоуровневыми эстакадами, по которым бесшумно скользили продолговатые транспортные средства, похожие на металлических насекомых. Воздух гудел от их движения, смешиваясь с тем низкочастотным гулом, что исходил от самого города.
Прямо перед ним, внизу, раскинулись кварталы. Не с домами, а с геометрически правильными структурами, больше похожими на кристаллы или гигантские механизмы. Никаких окон в привычном понимании, лишь ровные плоскости стен, на которых переливались светящиеся узоры – те самые, что он видел в тоннелях, но здесь они были огромными, сложными, словно бегущие строки какого-то непонятного шифра.
И люди. Их были сотни, тысячи. Они сновали по мостовым, стояли на платформах, выходили из зданий. Но…
Егор присмотрелся, и его охватил леденящий ужас, смешанный с отвращением.
Это не были люди. Не совсем.
У них были человеческие тела, две руки, две ноги. Они были одеты в одинаковые, облегающие комбинезоны серого цвета. Но их лица… Лица были масками. Гладкими, бледными, без единой морщинки или выражения. Ни ртов, ни носов. Лишь на месте глаз – большие, овальные линзы, отсвечивающие холодным блеском искусственного солнца. Они двигались плавно, синхронно, без суеты, без эмоций. Как муравьи в гигантском муравейнике. Их голоса, которые он слышал сверху, теперь сливались в единый, монотонный гул – не речь, а скорее фоновый шум работы огромной машины.
Он стоял, вцепившись в перила балкона, не в силах пошевелиться. Его мозг отказывался обрабатывать увиденное. Он нашел не людей, а их кошмарную пародию.
Вдруг один из… существ… поднял голову и посмотрел прямо на него. Холодные, стеклянные линзы уставились на Егора с балкона. Не с любопытством, не со страхом. С безразличным анализом, как сенсор на неопознанный объект.
Егор инстинктивно отпрянул в тень, прижимаясь к стене. Его сердце бешено колотилось. Он был здесь чужаком. Ярким, заметным, живым пятном в этом стерильном, бездушном мире. Его рваная одежда, его заросшее, выразительное лицо, его глаза, полные ужаса и изумления – все это кричало о его инаковости.
Он огляделся. Балкон был частью длинного коридора, шедшего вдоль стены. Решение пришло мгновенно – он не может спуститься туда, в этот город машин-людей. Его убьют. Или… хуже. Сделают таким же.
Он рванулся вдоль коридора, двигаясь наугад. Его ноги, привыкшие к глубокому снегу, скользили по идеально гладкому, отполированному полу. Двери по сторонам были такими же гладкими, без ручек, без каких-либо опознавательных знаков. Он бежал, не зная куда, с одной мыслью – найти выход. Вернуться назад. В свой холодный, пустой, но настоящий мир.
Коридор закончился еще одним лифтом. Он влетел внутрь, отчаянно нажимая кнопки. Панель была такой же простой – две стрелки. Он ударил по стрелке вверх. Ничего. Тогда он начал нажимать все подряд, бить по панели кулаком.
Лифт не двигался.
Внезапно из стены рядом с панелью выдвинулась тонкая щель, и из нее полился тот самый монотонный, безэмоциональный голос, который он слышал снизу. Говорил он на так же незнакомо, что и записи в блокноте.
Егор замер, прижавшись к стене. Голос умолк. Щель закрылась. И тогда лифт плавно тронулся. Но не вверх. Вниз.
Нет! – закричал он, но его голос потонул в бесшумном движении.
Через несколько секунд двери открылись. Егор приготовился к худшему – к толпе этих существ, к захвату.
Но за дверью был лишь небольшой, круглый зал, освещенный мягким голубоватым светом. В центре зала стояло одно-единственное кресло, похожее на кресло пилота или оператора. И в нем сидел… человек.
Настоящий человек.
У него было нормальное, усталое лицо с морщинами, живые, хотя и потухшие глаза. Он был одет в такой же серый комбинезон, но на нем были видны пятна, зацепки, следы использования. Он смотрел на Егора не с безразличием, а с усталым, почти болезненным интересом.
– Наконец-то, – сказал человек на чистом, понятном языке. Его голос был хриплым, как у Егора, но в нем была странная, металлическая примесь. – Я думал, ты никогда не спустишься.