1. 2. Комсомольский омут

Если то, что изобразил писатель, - комсомол, где тогда, простите, состою я сам?!
Из повести Ю. М. Полякова
«ЧП районного масштаба»


Я ступил на профессиональную комсомольскую стезю, когда в масштабах страны эта деятельность стала обрастать махровым бюрократизмом и формализмом, когда первоначальный комсомольский задор тонул в океане бумажной волокиты, превратившись в череду формальных собраний и отчётов, когда истинные ценности подменялись внешними атрибутами - значками, грамотами и громкими словами.
И, надо сказать, это было весьма познавательное погружение в мир, где главное - не сделать, а отчитаться о том, что могло бы быть сделано, если бы не множество «но» и «если». Комсорги стали мастерами имитации бурной деятельности, где каждый шаг был выверен по инструкции, а любая мысль, выходящая за рамки утверждённого плана, считалась ересью.
Этот период хорошо описан в повести Юрия Полякова «ЧП районного масштаба», которая впервые была опубликована в журнале «Юность» в 1985 году, хотя написана была автором в 1981 году - в самый разгар моей комсомольской деятельности.
Для нас комсомол был такой же неотъемлемой частью жизни, как колхоз, школа, армия, завод или НИИ. И, признаюсь, я не уверен, что в советское время было больше искусственности и принуждения, чем мы наблюдаем сегодня в условиях капитализма. Армейский комсомол тогда не был исключением.

.............................


БУНТ НОВИЧКА
ИЛИ
НОВАЯ МЕТЛА В КОМСОМОЛЕ

Новая метла метёт чисто, но старой известны все углы.
Карен Уайт. «Ночь, когда огни погасли»


Итак, меня избрали секретарём комитета комсомола одного из курсантских батальонов училища. Я опущу описание этого процесса - всё прошло гладко, как по маслу, под одобрительные кивки замполита батальона подполковника Романова и с лёгким чувством собственной значимости, которое, признаюсь, тогда казалось мне вполне заслуженным.
Впереди маячила новая, ответственная должность, полная комсомольского задора и громадных планов. Я уже предвкушал, как буду вдохновлять курсантов на отличную учёбу.
В общем, молодость, энтузиазм и вера в светлое завтра - вот что тогда двигало мной, и я был готов к любым испытаниям, которые готовил мне этот новый, ответственный пост. Было лишь одно «но». Комсомольскому делу меня никто никогда не учил: я не знал, ни как вести собрание, ни как составлять его протокол - в общем, ничего об организационной работе секретаря я не знал.
Одним словом, я оказался в роли неопытного капитана корабля, брошенного в шторм без карты и компаса и стал учиться навигации в бурном море комсомольской работы по ходу дела. И учился, надо сказать, с поразительной скоростью.
Сначала робко, словно подглядывая в старинные, пожелтевшие карты, найденные в пыльных архивах училищной библиотеки, потом начал искать маяки в советах старших товарищей - секретарей комсомольских организаций других батальонов. Но эти маяки часто оказывались лишь туманными отблесками, содержащими общие, расплывчатые фразы.
- Главное, - говорил мне бывалый комсомольский предводитель, с которым у меня сложились очень приятельские отношения, - это два обязательных ежемесячных заседания комитета комсомола и одно комсомольское собрание батальона один раз в квартал. Заходи ко мне, поделюсь повестками этих мероприятий - они стандартные, переходящие из года в год, так что не ломай голову. Могу поделиться даже резолюциями и постановлениями - всё равно их никто не читает.
Но, как говорил Владимир Ильич Ленин, что архиважно, так это индивидуальная работа. Заведи себе журнал и записывай туда: где, с кем, когда и по какому вопросу говорил. Встретил курсанта на плацу, поинтересовался его успехами или неудачами - запиши в журнал. Журнал индивидуальной работы - это наше главное оружие против проверяющих. Они его увидят и не захотят в протоколы лезть.
И действительно, этот журнал стал моим спасением. Я начал вести его, скрупулёзно записывая каждую встречу, каждый разговор. Поначалу это казалось формальностью, но вскоре я заметил, что эти записи помогают мне лучше понимать курсантов, их проблемы и чаяния. Я начал видеть за сухими строчками протоколов живых людей, с их радостями и горестями, с их стремлениями и сомнениями.
И, как ни странно, это стало приносить свои плоды. Курсанты стали больше доверять мне, обращаться за советом, делиться тем, что их волновало. А проверяющие из политотдела, действительно, увидев толстую, исписанную от корки до корки тетрадь, лишь кивали с одобрением и, пожав мою руку, ретировались в тихие полиотделовские кабинеты.
Так, методом проб и ошибок, я учился быть не просто секретарём-функцией, а комсомольским работником, который не только выполняет рутинную шаблонную работу секретаря, но и заботится о курсантах. И, оглядываясь назад, я понимаю, что тот шторм, в который меня бросили, оказался не таким уж и страшным. Скорее, это было бурное, но плодотворное море, которое научило меня плавать.
Мне кажется, что если бы я вступал в должность комсомольского секретаря предварительно пройдя какие-то курсы подготовки, то я не сумел бы подойти к этой работе нестандартно и не смог бы достичь положительных результатов без опоры на собственное чутьё и готовность экспериментировать. Инициатива и здравый смысл стали моими спутниками. А заученные методики, скорее всего, сковали бы мои действия и не дали бы раскрыться творческому потенциалу.
Я пренебрегал любыми жёсткими рамками и в этом мне активно помогал замполит батальона. Это был умный и незаурядный политработник, который несмотря на возраст, принимал все мои комсомольские новаторство на «ура».
Новаторство - это, творческие и тематические вечера, посещение городских музеев, коих в городе было много. А после просмотра театральных постановок в областном драматическом театре мы устраивали диспуты и дискуссии по темам, поднятым в спектаклях.
Какие замечательные мини-спектакли мы ставили сами на сцене училищного клуба! Мне посчастливилось участвовать в этих театрализованных постановках. Чтобы помочь курсантской самодеятельности, я приглашал студентов театрального училища и нередко сам режиссировал наши постановки.
Однажды возникла идея поставить небольшой отрывок из повести Бориса Васильева «В списках не значился». Ребята из театрального училища настояли, чтобы я сыграл лейтенанта Плужникова.
- Вы лейтенант, вам и играть Плужникова - настаивали мои курсанты.
- Да и внешне вы чем-то схожи с ним, у него, наверное, тоже были веснушки на лице - улыбаясь произнесла одна из театральных студенток, явно заигрывая со мной. 
Устоять под таким «напором» я не мог и согласился сыграть роль героя Брестской крепости. Подготовка к роли давалась тяжело. Меня постоянно переполняли эмоции, и я едва сдерживал слёзы. На репетициях я справлялся, но премьера оказалась сильнее. В финальной сцене, когда лейтенант Плужников выходит из подземелья и на вопрос генерала отвечает: «Я - русский солдат», я не выдержал. Слезы потекли. К счастью, по сюжету мне нужно было упасть замертво. Не актёр, что тут скажешь...
Зрители, конечно, подумали, что так и задумано. Тишина в зале стояла такая, что слышно было, как муха пролетит. А потом - взрыв аплодисментов. Долго не отпускали со сцены. После спектакля ко мне подходили, жали руку, благодарили. Многие плакали. Тогда я понял, что мы смогли достучаться до их сердец, передать ту боль и ту гордость, которые испытывал Плужников.
Помню, как после этого спектакля ко мне подошёл служащий училища отставной полковник, ветеран войны. Он долго молчал, глядя мне в глаза и крепко сжимая мою ладонь, а потом сказал:
- Сынок, ты сыграл так, будто сам там был. Спасибо тебе за память о тех, кто не вернулся. Спасибо, сынок. Ты напомнил мне о моих товарищах, которые остались там, на войне. Ты напомнил мне о том, за что мы сражались.
После «Плужникова» мы ставили еще много спектаклей-эпизодов: «Баллада о солдате», «Живые и мёртвые», «Левый марш» по Маяковскому... Каждый раз старались вложить в постановку частичку своей души, передать зрителям правду о войне, о героизме и о человечности.
В социальных сетях мне написал один из бывших моих подопечных комсомольцев:
-  Знаете, я до сих пор помню те годы, те репетиции, те спектакли. Это было время, когда мы жили тем, что творчески относились к любому делу, когда мы чувствовали себя частью чего-то большего, чем просто курсанты училища. Это было время, когда мы учились быть людьми. И я благодарен судьбе за то, что она подарила мне возможность прикоснуться к этому волшебному миру театра и сыграть такие роли, которые навсегда останутся в моем сердце. И, конечно, я благодарен вам и тем ребятам из театрального училища, которые помогли нам, курсантам, раскрыть свой творческий потенциал и сделать наши спектакли незабываемыми. Они научили нас не просто играть, а жить на сцене.
Слова бывшего курсанта стали для меня самой высокой наградой. Театральные постановки были не просто развлечением, а настоящей школой жизни. Мы через эти роли учились понимать глубину человеческих переживаний, постигать истинный смысл долга, чести и самопожертвования. Мы не просто играли роли, мы проживали их, примеряя на себя судьбы тех, кто сражался за нашу свободу. И эти театрализованные эпизоды становились для курсантов, настоящим уроком мужества, патриотизма и глубокого понимания человеческой природы.
Формальные собрания и комсомольские атрибуты не смогли бы так глубоко затронуть души курсантов, коснуться их сердец, наполнить их будущую офицерскую жизнь смыслом и силой, сделать их истинными хранителями памяти, готовыми в любой момент встать на защиту наследия предков.
Участвуя во всех организованных мною мероприятиях, я тоже постигал науку человечности. Роль Василия Тёркина, которую я сыграл в эпизоде на смотре художественной самодеятельности, стала для меня настоящим открытием. Этот образ, такой близкий мне по духу, научил меня стойкости, юмору и неиссякаемому оптимизму, помогая справляться даже с самыми трудными ситуациями.
А роль лейтенанта Плужникова, с его непоколебимой волей и преданностью Родине, заставила меня не только по-настоящему прочувствовать весь ужас войны и величие духа защитников Брестской крепости, но и по-новому взглянуть на жизнь моего отца-фронтовика и переосмыслить своё отношение к нему, отбросив всё негативное в его образе жизни в послевоенные годы.

.............................

...Мой, отчасти нестандартный, взгляд на организацию комсомольской жизни в курсантском батальоне нередко оборачивался забавными курьёзами. Вот один из таких комичных случаев.
Во время диспута, проведённого после просмотра фильма «Офицеры» на тему офицерской чести, один из курсантов, активных помощников в моём реформаторстве, задал аудитории вопрос:
- А кем же должна быть жена офицера? Вот вы, товарищ лейтенант, - обратился он ко мне, - выбрали в спутницы педагога. У нашего командира роты жена - врач, у командиров взводов - учителя. Но могу ли я, будущий офицер, выбрать в жёны выпускницу театрального училища? Ведь моя служба может забросить меня в отдалённый гарнизон, где нет даже клуба, не говоря уже о театре. Как же тогда быть с её талантом, с её стремлением к сцене, к искусству? Неужели вся её жизнь должна быть принесена в жертву моей карьере, моей судьбе?
У меня не было ответа - вопрос был настолько неожиданным, что я молчал, обводя взглядом сидящих курсантов, словно ища ответа в стенах учебной аудитории. Молчали и участники диспута - они ждали моей реакции. И я должен был высказать своё мнение.
- Друзья, - начал я, тщательно подбирая слова, - возможно, это прозвучит очевидно, но для меня жена офицера - это не просто спутница. Это его боевая единица, его незыблемый тыл, его несокрушимая опора.
Попробую обозначить некоторые, на мой взгляд, «долговые обязательства» жены офицера. Это, разумеется, подразумевает ответные обязательства самого офицера перед ней.
Мне кажется, она должна быть готова к любым испытаниям, переездам и лишениям. Уметь создать домашний уют где угодно: от Крыма до суровой северной тундры, от столицы до отдалённого гарнизона в Забайкальских сопках. Быть хозяйкой, матерью, а порой и единственным собеседником вдали от цивилизации. И, конечно, быть сильной духом, чтобы переносить разлуки, тревоги и неопределённость.
Вероятно, именно эти параметры должны быть основой для выбора супруги. А образование или специальность её - вторичны.  Исходя из этого, попробуйте определить обязанности мужа в офицерской семье.
...Однако бурного обсуждения не получилось, и стало понятно, что знаний в этой области взаимоотношений у будущих офицеров нет. И надо было восполнить это пробел. Я обратился в областное общество «Знание», с просьбой найти специалиста-психолога, специализирующего не теме семьи и брака, который бы что-то пояснил.
Помню до сих пор точное название темы лекции, которое мы формировали вместе с сотрудницей общества. Она звучала так: «Семья как фундаментальная ячейка социалистического общества: особенности формирования и уникальные черты офицерской семьи. Специфика её становления». Договорились, что месяца через два мы созвонимся и определимся с датой проведения лекции.
Но не прошло и месяца, как мне по домашнему телефону позвонила сотрудница общества и сообщила, что лектор готов. В один из воскресных дней в утренние часы весь батальон сосредоточился в лекционном зале в трепетном ожидании чего-то нового.
Я встретил лектора. Его внешний вид показался мне несколько легкомысленным для человека, собирающегося читать лекцию на такую тему. И, как оказалось, первое впечатление меня не обмануло.
Мы вошли в лекционный зал. Лектор, суетливо разворачивая принесённые плакаты, начал свою речь. Я обратился к аудитории, призывая к тишине и прося всех занять места. Внезапно по залу прокатилась волна смешков, переходящая в оживлённые перешёптывания. Я повернулся к лектору и присмотрелся к его наглядным материалам. Сказать, что это были иллюстрации из Камасутры, - значит, ничего не сказать.
Ошеломлённый, я подошёл к лектору и спросил, о чём же, собственно, будет лекция. Он, совершенно невозмутимый, ответил:
- Семья. Основы сексуальных отношений. - И предъявил мне путёвку от общества «Знание» с этой самой темой.
Я уже собирался возразить, как в зал вошёл заместитель начальника училища по учебной части. Я доложил ему о содержании мероприятия. Он уже собирался уйти, но его взгляд упал на плакаты. Этого взгляда оказалось достаточно, чтобы моя комсомольская фантазия подверглась «разбору полётов». Он приказал курсантам разойтись по казармам, а мы с фривольным лектором остались на «съедение».
К счастью, нам удалось выяснить, что произошла путаница с местом проведения лекции. Этого лектора ждали студенты психологического факультета областного университета. Я любезно проводил специфического лектора.
Так я сэкономил семь рублей пятьдесят копеек, выделенные из казны для оплаты мероприятия, возвратив их в кассу финансовой службы.

.............................

Мои методы комсомольской работы, родившиеся из отчаяния и упорства, стали предметом обсуждения среди других комсомольских секретарей. Однако не все мои реформаторские потуги в комсомольском деле находили должный отклик у коллег офицеров - секретарей комитетов комсомола других батальонов училища.
- Тебе что больше всех надо - спрашивали иные. - Притормози, а то из-за твоих новшеств нам НачПО по ушам ездит: мол, смотрите на Шиловского и учитесь у него формам и методам комсомольской работы.
Признаюсь, я и сам не всегда мог уловить суть тех «новшеств», которые так раздражали моих коллег и заставляли политическое руководство училища «ездить им по ушам». Мне они казались не столько революционными прорывами, сколько естественным возвращением к проверенным формам и методам работы с молодёжью, которые, казалось бы, всем известны. Я искренне недоумевал, почему мои товарищи по комсомольской работе не замечали их и не применяли в своей практике.
И вот я, лейтенант Шиловский, становился этаким «образцовым вредителем», чьи «передовые» методы вызывали у коллег лишь зевоту и желание поскорее вернуться к проверенным, скучным, но безопасным формам.
А НачПО, видимо, сам не знал, что именно ему нравится в моей работе, но чувствовал, что это «что-то» отличает меня от остальных, и это «что-то» надо было использовать для назидания. Так и жили: я пытался вдохнуть жизнь в комсомол, а мои коллеги - удержать его в рамках привычного болота, прикрываясь «авторитетом» сложившейся практики.
Они были мастерами сохранения статус-кво, виртуозами бюрократического танца, где каждый шаг был выверен, чтобы не потревожить сон системы. Мои порывы к переменам разбивались о их незыблемую уверенность в том, что «так было всегда, и так будет».
Я же, наивный идеалист, метался между их незыблемыми стенами, пытаясь пробить брешь хоть каким-то свежим ветром, но лишь получал в ответ равнодушные взгляды и снисходительные улыбки:
- Не бунтуй, Виталий, не усложняй нам жизнь...

..............................

Продолжение http://proza.ru/2025/11/14/918