3. Ветер в глазах - Пробуждение

Тьма ушла, но в голове ещё остались её остатки. Каждый звук казался громче, каждый запах — острее. Я почувствовал тяжесть век и резкий щелчок в висках — словно кто-то достал меня из сна и поставил на стол.
— Голова… — пробормотал я, сжимая её обеими руками, — что… где…
Смотрю вокруг — дверь, стол, стул, но всё ощущается странно. В голове ещё гудит колокольчик и звон, как после паники. А где Денис? Я окинул взглядом кухню: что-то шуршит, что-то щелкает, а где-то треск, словно как в камине. Свет бьёт в глаза и делает всё слишком резким, но я уже привык к этому хаосу.
Я смотрел на поддон с кусками теста, и не знаю почему, но он меня буквально дразнил. Потянулся рукой — сухой, белый порошок и невероятная мягкость: я сжал его и, не удержавшись, откусил. «Блин, и не стыдно?» — мысль словно отдернула меня, оставив с полным ртом теста, кусочком на носу и щедро припудренным мукой лицом.
— Я тут завис… — прохрипел я, ощутив на губах кусок теста, — ну… мы тут втроём, что теперь?
Денис тут же бросился ко мне, глаза бегали по кухне, словно искали малейшую опасность.
— Тише! — шёпотом сказал он. — Пекарь что-то слышит…
И правда: он крутился с противнем, проверял тесто, а рваный кроссовок словно сигналил о том, что он вообще ни о чём не догадывается. Ситуация — как будто мы участники странного спектакля: два застрявших героя и один невольно комический пекарь, который не подозревает о нашей маленькой драме.
Я подавил хихиканье и съел ещё кусочек теста, прижимая к подбородку муку. Внутри что-то щёлкнуло: смех и страх странно переплелись, и мне вдруг показалось, что это самое настоящее чувство — быть живым прямо сейчас, здесь, среди ржавых кастрюль, запаха сахара и рваного кроссовка.
— Брата верни быстро! — дяденька старался говорить уверенно и спокойно, но получилось так, что я проглотил полный рот теста. — Там сейчас опасно, я вас зачем сюда пустил?
А в голове — мысль: «зачем он нас пустил?» Что такого страшного и непонятного случилось в школе, о чём Денис не сказал? Лёгкий, словно тёплый, ветер выходил из печи и обдувал мои мысли, пока я наблюдал за братишкой, стоявшим между кухней и улицей через маленькое окошко.
— Денис! — проглоченное тесто дало о себе знать, говорить было сложно. — я налил воды из-под крана, попил — Денис, залезь обратно!
Мне уже не терпелось спросить, что же, чёрт возьми, происходит. Но после того, как пекарь испугался, я точно не собирался ни о чём спрашивать.
Вдруг телефон зазвенел, а Денис влетел в окно и упал на маленькую кастрюльку с длинной ручкой, которая с глухим звоном ударила его уже падающего.
«Волк Сибирский» — так светилось на экране. Я, словно сошедший с ума, начал неистово нажимать на зелёную кнопку «ответить», но тесто на пальце мешало, поэтому тыкнул носом.
— Да, дядь Миш! — пытался сделать звонкий и весёлый голос, но из-за ломкости получился какой-то визг.
Он рассказал главное: сейчас выходить нельзя, по району разбежались подростки с оружием. Очень важно сидеть тихо и никуда не выходить — он нас заберёт, как только сможет.
Мы с Денисом слушали его по-разному: я радовался, что всё будет хорошо; Денис начал паниковать, выхватил телефон и убежал в другую комнату.
— Вы с хера ли такие нежные? — повар озадаченно спросил, наблюдая за нашей драмой.
— Ну, вас избивали всю жизнь? Обманывали без конца? Жили без родного человека? Нет? — я буквально злился, но видел, как с каждым словом его лицо превращается в смесь сожаления и шока.

— Так вы из детского дома что ли? — дядька взял белое полотенце в решётку и уверенно вытирал руки. — Ты не серчай, малой, я же не со зла.
Он буквально уставился на моё лицо, и выражение как будто менялось электрическим током.
— Ты лицо-то своё видел? — он уже откровенно смеялся, а я посмотрел на своё отражение в железном поддоне.
— О, фигаси какой я модный! — принялся отдирать засохшее тесто от носа. — Ну и ладно, я просто кушать хочу после всего этого!
— И часто с тобой такое? — повар помыл руки и снова взялся за полотенце. — С чего бы вообще?
— Ну да, если сильно страшно, бывает… — я пытался сделать дырку пальцем в столе, чтобы выглядеть круто. — Да и вообще, бояться — это нормально!
«Интересно, а я сам то в это верю?» — мысль захватила моё сознание, а повар наблюдал за моими нелепыми попытками выкрутиться и показаться смелым.
Тем временем он достал новое полотенце, смочил его и подошёл ко мне. «Ну вот, сейчас он его скрутит и изобьёт», — мелькнуло в голове, и я начал пятиться назад, пока не наткнулся на железный шкаф.
— Вот так! — дядя мягко влепил полотенце мне в лицо и растёр им кожу. — Вот и славненько.
— Апчхи! — неизбежная реакция. Такой наглой заботы я давно не ощущал.
— Будь здоров, малец, — швырнул полотенце в раковину. — И не ешь тесто, сейчас уже сделаю булочки.
Его голос вдруг стал мягче, почти как у отца после трезвого пробуждения, когда он смотрит на оставленные синяки и понимает: всё не так плохо.
Я, словно завороженный, смотрел сквозь окно в его печь: будущие булочки пышнели прямо на глазах, а запах мяса и свежего хлеба дразнил до невозможности.
Однако повар просто отодвинул меня в сторону, словно я был какой-то комбайн, и открыл печь. Достал миску с кисточкой и стал аккуратно смазывать каждую булочку.
— Это ещё нафига? — вырвалось у меня вслух. — Вы чего, их что, красите?
— Да кто же булочки красит! — рассмеялся он. — Чтобы красиво пропеклись, малец! — Его глаза светились гордостью, а может, даже радостью. — Ещё пару минут — и будут готовы.
На меня так не смотрели. Обычно взрослые видят лишь замкнутого, загнанного парнишку, который старается ускользнуть как можно дальше. А здесь… я видел прямо в его глаза. Он присел напротив меня, опустившись на колени. Любопытство, нежность, осторожность, боязнь спугнуть — всё это было в его взгляде. Сразу понял: это явно хороший взрослый.

Он протянул ко мне руку — под лёгкий треск теста в печи и щелчки внутри неё. Я дёрнулся от неожиданности.
«Артём, ты умеешь показать, какой ты чокнутый», — злился я на себя за эту реакцию.
А он просто провёл рукой по моим волосам.
И я… не понял. Я просто начал плакать.
Я не привык. Не привык, что взрослый — ВЗРОСЛЫЙ — вытирает мне слёзы.
Горло сразу перекрыло, дыхание будто украли, я на секунду весь напрягся… а потом расслабился и всмотрелся в его морщинистое, тёплое лицо.

Внезапно из комнаты со столиками, куда убежал Денис, раздалось резкое громыхание — будто кто-то лупит палкой по железу. Я рванулся туда без раздумий, но повар схватил меня за руку и буквально вжал обратно на пол.
— Куда ты рвёшься, подохнуть всё хочешь? — прорычал он, но не зло, а так, как орут, когда боятся за тебя. — Сиди здесь. И повернёшь вот эту ручку, когда загорится вот эта лампочка и зазвенит. — Он положил мою ладонь на крутилку, провернув её пару раз, чтобы я понял. — А я пойду посмотрю, что там.
Он поднялся и ушёл вглубь кафе.
А у меня в голове…
Пусто.
Точнее — одна мысль.
Одна, как удар колокола.
«Почему он не мой папа?»
Она билась внутри, как птица в стекло.
Секунда — и другая мысль, не менее громкая:
«Почему я ТАК ему доверяю? Как?!»
И вдруг — щелчок. Лампочка вспыхнула.
Я замер с рукой на крутилке.
Вот же гадство: он сказал сидеть.
Но там — Денис.
И там — грохот.
И там — взрослый, которому я почему-то верю больше, чем кому-либо за все годы.
Я сидел, стиснув зубы, и не знал:
послушаться… или побежать к ним?

Я точно слышу крики. И среди них — Денис. Испуганный, надорванный, будто сейчас сорвётся.
«Да ладно, чего надеяться… всё равно я никому не нужен. Придумал себе».
Эта мысль ударила так резко, что я сам не заметил, как поднялся.
«Я себе-то верю?» — сделал шаг.
Остановился.
«Нет».
И с этим «нет» я рванул к двери. На бегу задел всё подряд: поддон с тестом, прозрачную кружку с цифрами, ножку тумбочки. Всё гремело и падало за мной, как будто помещение само пыталось удержать.
Кружка разбилась — хрустко, звонко, страшно.
Я уже был у дверей.
Стекло вдребезги с одной стороны.
А с другой — повар.
Он стоит между Денисом и тем, что там творится.
Хлопок.
Ещё хлопок.
И ещё.
Я не понимал, что это. Но внутри всё сжалось в точку: беда.
Лицо повара дёрнулось, дрогнуло, будто его стукнули изнутри. Взгляд стал пустым, стеклянным. Он посмотрел на меня… и улыбнулся. Такая странная, тихая улыбка.
И повалился.
Я бросился вперёд, схватил Дениса, потянул его назад, к кухне. Он почти не шёл — будто ноги отнялись.
— Что произошло?! — я не узнавал свой голос. — Денис, ты как?!
— Это… Женька… — он задыхался, глаза огромные, полные паники и ужасной, липкой мольбы. — Это сын моего отчима… понимаешь? Слышишь?
Я не понимал.
И не хотел понимать.
И не мог понять.
В голове только шум, огонь печи, запах мяса, и повар… который лежит, как будто просто решил прилечь.
Я просто обнял Дениса. Плотно. Так, что у меня самого дыхание перехватило. И смотрел на булочки, что пропекаются в печи. Такие красивые, ровные, тёплые.
Совершенно не из этого мира.
— Соберись… — сказал я, всё ещё глядя в печь. — Нам теперь надо бежать.