Лигатура. Глава 16

От физкультуры в седьмом классе я был освобожден по причине некоторых проблем с сердцем, поэтому спортом я решил заниматься сам.
Начал я со стрельбы. Военруком в нашей десятой школе был Иван Петрович Богданов, отставной подполковник из части, где служил мой отец.
На войне Богданов был рядовым связистом. Добровольцем, ушедшим на фронт сразу после школы.
Устройство  рации, которое он терпеливо  пытался до нас донести на уроках НВП, так и осталось для меня неизвестным, зато стрелять я скоро начал  лучше всех.
- Художники часто хорошие стрелки, - заметил Иван Петрович после первых же занятий. И я стал ходить с его командой, где был самым младшим, в тир ДОСААФ на станцию Соколовскую - через колхозное поле  мимо церкви.
- В армии в снайпера не рвитесь, - сказал он как-то, пока мы ждали своей очереди во дворе тира. – Яйца зимой отморозите. Это только  Хяюхя  снег жрал, чтобы пар изо рта не шел.
Стреляли мы из мелкашек ТОЗ-8 и ТОЗ-12 с диоптрическим прицелом. Три пробных, пять зачетных.
- Главное - прицеливаться  единообразно, - говорил  Богданов. – Палец на спусковом крючке мягкий,  расслабленный. Вдох-выыыдох…. На выдохе приклад опускается, ствол плавно поднимается…

А в восьмом классе отец принес мне мою первую книгу по каратэ. Книга была почему-то на болгарском языке. Кажется, ему дал ее на время кто-то из сослуживцев.
Напугавший меня поначалу болгарский язык оказался очень простым – надо было только прочесть книгу раз двести. Тем более что в тексте было полно не очень хорошего качества, но все же достаточно различимых фотографий.
Я прочел ее дважды по двести, к тому же мне сделали  копию на ротапринте, и я мог и дальше читать ее сколько угодно.
Для семьдесят третьего года я стал обладателем настоящего сокровища.
В книге была общая и специальная физическая подготовка с оригинальными методиками, работа с огнем, макиварой  и джеги. Расписанные по дням тренировки, приличный объем техники,  большой прикладной раздел.
 
С той поры я начал тренироваться каждый день. Теперь-то я могу предположить, с каким умыслом тогда отец подсунул мне эту книгу. Сам он был высоким поджарым атлетом, настоящим многоборцем, до старости бегавшим длинные дистанции. Он так и говорил - умру на дистанции. Мне же, как человеку, совершенно не способному проявить себя ни в одной из  ипостасей Королевы спорта, он ненавязчиво предложил что попроще...
Так же, к слову,  безо всякого принуждения всего за несколько подходов он научил полноватого и неуклюжего подростка  простейшим солдатским гимнастическим упражнениям - склепке, подъему переворотом, выходу силой... Он же раскрыл мне простой секрет, как научиться подтягиваться тридцать раз...

- Каратэ только для зала. На войне это дерьмо, - сказал Брыков, которого я с первой встречи окрестил Боссом.
С ним, наслушавшись от отца о моем помешательстве на каратэ, меня познакомил Володя Тихомиров из нашего дома, многодетный майор и культработник по призванию.
Когда-то он снимал дом в деревенских владениях Брыкова и знал о его тайных навыках.
Несколько дней мы с Тихомировым уговаривали Брыкова начать с нами заниматься.
Наконец, он позвал нас в свой  пустовавший деревенский дом в деревне Набережной. На печке-голландке он зажарил ломтями картошку. Втроем с Тихомировым и Валерой Поповым, его соседом они выпили бутылку водки. Мне не наливали - мал еще.
Выпив, Босс показал нам свой знаменитый «выход из круга» и  в шутку связал Валеру Попова -  крепкого двадцатипятилетнего парня.
Связал он его черенком от садовой лопаты так, что «пленный» оказался на полу в позе новорожденного, идущего к акушерке ягодицами вперед. 
Пока они с Тихомировым допивали, багровый от бессилия Валера едва не отгрыз собственные усы, но так и не смог развязаться.

И следующим утром к шести часам мы впервые собрались на поляне в дубовой роще слева от лесной дороги, ведущей из городка мимо пруда  на вышку связи и дальше во Фрязино.
Это было место, где по утрам делали зарядку многие офицеры.  Турник, брусья после пробежки...
Мы держались особняком, на краю поляны у чащи.
Босс лениво покуривал. Сидел на пенечке. Изредка показывал нам кое-что.
О блоках, стойках, защите он даже слышать не хотел.
- Не успеете, - говорил он.- В бою в стойке не стоят. Кто первый начал, тот и победил. 
Кулачных ударов он тоже не признавал, разве что «тупое зубило».
- Толкаешь ладонью, а тянешь, сжав пальцы в кулак. Это инстинкт. Бить кулаком -  тормозить удар. А если  в лоб или в пряжку угодишь, сломаешь пальцы. Опять же - попадете в милицию, на что сразу посмотрят? Правильно, на разбитые костяшки. А ладонь - по ней не видно. Все травмы внутри…
 
Из защиты он показывал нам только освобождения от захватов, большинство из которых, если их провести так, как он этому учил, скорее всего, привело бы освободившегося к длительному заключению. Он и «мельницу» мне, занимавшемуся борьбой, однажды показал в боевом  варианте…
Для улучшения реакции мы часами играли в его несколько специфический волейбол.
Становишься в пару метрах в четырех друг от друга и начинаешь играть. Жестко, по мячу лупишь со всей силы, стараясь бить по флангам, чтобы принимающий вынужден был делать мгновенные выпады, уходы в сторону на разных уровнях.
Потом на шаг ближе, еще ближе и в конце игра идет уже с расстояния полутора метров, когда чтобы отбить удар, надо просто взрываться прыжком, а пропущенный в голову мяч отзывается очень чувствительным гулом.
«Вилка» отрабатывалась на тонком дереве. Падаешь на него, как подрубленный, в последний момент делаешь короткий подшаг и - вилкой в ствол на разных уровнях, в горло или в запястье для захвата.
Или работа с мышцей-сгибателем бедра. Надо было приучить ее не сгибаться под весом собственного тела при уходе в сторону, а  резко, взрывом сокращаться. И подобных тонкостей было  множество.

Через неделю, втянувшись,  я привел на поляну  Бамбору.
В те времена он и сам верил в чудеса, нисколько не нуждаясь в моем тому подтверждении...