Прорыв

                Прорыв

            Читая Проханова. - Лето в военном лагере. - “Гений дзюдо”. -
МГУ или Генштаб?! - Первый блин – комом. - “Кузя”. - Битва за остров
               Даманский. - Традиции прошлого. – “Отец всех кадет”. –
                БОИ ЗА МОСКВУ И КРЕМЛЬ В ОКТЯБРЕ 1917-го. –
         Ни капли Совдепии. – Орлы из “Орджо”. – Уроки смирения. –   
              Кадетская честь. – Александр Грин и шифры Грядущего. -
      “Вернись в Сорренто”. - Володя Азаров. - Рывок в Запредельность. -      
             Под сенью Надмирности. - КАРАТЕЛЬНЫЙ РЕЙД. - Бокс. -
   Парад 1970-го. - МсСВУ и театр на Таганке. - Приключения в парке. -
       6-я рота и художественный фильм “Бег”. - Прощание с лагерями. -
         Счастье в Крыму. - Соломон и Бальзак. - Трагедия Лермонтова. -МАСОНСТВО и Кутузов. - “Белое солнце пустыни”. - Драма в бассейне “Москва”. - “ЛЕНИН - БЕС!” - Дьявольский ВИЛ. -  Оккультный зиккурат. -
             Шабаши кощунников. - В шаге от смерти! - Новогодний бал. -
            Прощай, капитан. - БЛАГОДАТНЫЙ АВАНС. - Белая Борьба. -
             Пасха 1971-го. - Финальный банкет. - “Гимназистки румяные…”

                Забыть ли мощь осеннего парада?!
                Чеканит шаг кадетский батальон.
                Заря на лицах. Алый зов погон. 
                Триумф у стен Кремля – моя Награда…

                О, юных душ весенняя отрада! 
                Размах лазурных дней – чудесный сон.
                Уносит письма ротный почтальон.
                В моём – ликует жизнь, поет Гранада… 

                Улыбки звёзд. Полёт ночного бала.
                Какая встреча в сердце просияла
                Под арфы грёз – на море – у костра!..
                Сквозь смерчи лет, тайфуны дум безмерных
                Провижу взлёт штыков, хоругви верных.
                Ровняют строй герои-юнкера…

          В который раз внимательно, скрупулёзно перечитываю захватывающий роман А. А. Проханова “Сны Виссариона”. Александр Андреевич - знаменитый писатель, ведущий военный прозаик современности, летописец громокипящих войн, “соловей Генштаба” (кличка, данная либералами в середине 80-х), корифей блестящих парадоксальных метафор, ас эпатажа, бытийный разведчик, талантливый конспиролог, самобытный поэт - наш старый, добрый знакомый ещё с начала 90-х 20-го века. До сих пор мы неизменно поддерживаем самые тёплые, дружеские отношения, несмотря на кардинальное различие наших мировоззрений.
          Главный герой романа - (как когда-то давным-давно и сам Проханов!) - проживает в Старой Москве, недалеко от храма преподобного Пимена Великого (там меня крестили в первой половине 50-х), рядом с памятными местами Достоевского, на дальних подступах к Старой Божедомке (после бесовской революции - улица Дурова), где прошли счастливейшие годы моего блаженного младенчества и раннего детства возле глубоко верующей, горячо любимой бабушки, в угловом доме 15/2 (варварски разрушен в 1979-ом, перед Олимпиадой 1980-го), на стыке с Самарским переулком.
         Осознание сего знаменательного факта - по закону сердечных ассоциаций - вызывает особый душевный Настрой.  Властно катапультирует в сладостный гейзер сказочной Ностальгии. Воскрешает чудесную, незабвенную Пору. Мгновенно переносит в кадетскую Юность. Осеняет творческим Вдохновением.
          Воспрянувший, окрылённый поэт самозабвенно ныряет в летящий, многомерный, целительный Сон наяву. Заново творит свой собственный, непреходящий, юный Мир. И в духе непревзойдённого романтика Александра Грина ищет, находит, лелеет свою Ассоль из потрясающей феерии “Алые паруса”. Встречает несравненную Фрези Грант, спасающую всех терпящих бедствие в бурном море. Виртуозно реализует своё НЕСБЫВШЕЕСЯ, как некий Гарвей из великолепного романа “Бегущая по волнам” …
                Одолев времена, сокрушаю угрюмую данность,
                Удаляя из вещего сердца остаточный холод.
                Поднимаясь нал Далью, победно парю в Несказанность.
                Совершилось. Разъяты века. Я по-прежнему молод…

                Отверзаются тайны Вселенной по зову поэта.
                Расцветает весеннее утро. На сердце свежо.
                Раскрывает объятия юное счастье кадета.
                И навстречу выходит когорта орлов из Орджо…

            Конец июля 1966-го. Жгучее солнце стоит в зените. Летний лагерь МсСВУ (Московское Суворовское военное училище) в ближнем Подмосковье, на опушке густого смешанного леса, в трёх километрах от знаменитого Городка космонавтов.
          Для родителей, родственников, почётных гостей, приехавших навестить своих сыновей, племянников, внуков, близких знакомых, проводят показательные выступления на стадионе. По футбольному полю, натужно урча, внушительно движутся БТРы. За ними бегут кадеты в полевой форме защитного цвета, с автоматами Калашникова в руках. Ведут прицельную стрельбу холостыми патронами по условному противнику. В разных местах с оглушительным треском хлопают взрыв-пакеты. Возле беговой дорожки разведчики в маскхалатах снимают часовых. Навстречу выбегает тревожная группа. Разгорается горячая схватка. Эффектные удары, уклоны, нырки, броски следуют один за другим. А за всем этим действом, сидя на длинных деревянных скамьях, заменяющих трибуны, внимательно наблюдает весёлая публика, среди которой ярко выделяются стройные, миловидные барышни.
          Находясь в гуще толпы, не упуская ничего из вида, страстно мечтаю об успешном поступлении в МсСВУ. Жажду и сам оказаться когда-нибудь на зелёной травке, перед красивыми девчонками и, уже будучи бравым кадетом, показать им настоящий мастер-класс по рукопашному бою…
          Беззаботно проходит пара насыщенных, интереснейших дней…
          Весёлая кутерьма вокруг. Построение личного состава возле лагерного стадиона. Прощальное напутствие моложавого подполковника.
          Мой отец - молодцеватый майор, грамотный педагог, вдумчивый офицер-воспитатель - уводит счастливых кадет-старшеклассников в долгожданный трёхдневный поход по живописным окрестностям. Его сын, пытливый тринадцатилетний мальчик, с восторгом отправляется вместе с ним. Бодро следует за кадетской ротой. Радостно шагает по просёлочным дорогам, ничуть не отставая. И уже сам хочет сделаться таким же крепким и сильным, как настоящий, бывалый суворовец-семилетчик…
           Во время Второй Мировой, в марте 1943-го, в Японии состоялась премьера потрясающего фильма “Сугата Сансиро”. Режиссёр - впоследствии мировая знаменитость - Акира Куросава. В 1967-ом, когда мне было четырнадцать, москвичи впервые увидели сию кинокартину уже под названием “Гений дзюдо”. На молодежь этот кинематографический шедевр произвел сильнейшее, неизгладимое впечатление. Толпы романтических юношей осаждали переполненные кинотеатры в поисках лишнего билета. А потом, просмотрев киноленту по несколько раз, дружно устремлялись в спортивные секции, полуподпольные клубы, гимнастические залы… Каждый жаждал уподобиться эффектному киногерою…Увидев на экране благородного, неодолимого борца, я решил стать таким же. Грезил о том, как мастерски овладею всеми тонкостями самбо (самооборона без оружия), в совершенстве изучу приемы джиу-джитсу, каратэ, кун-фу. Стану настоящим, полноценным, всесторонне подготовленным кадетом, юнкером, офицером и… Когда-нибудь спасу от насильников-отморозков - двуногих вурдалаков - невинную, беззащитную девушку – юную, целомудренную красавицу. Она безконечно нежно – со слезами на глазах – одарит меня чистым, сияющим, благодарным взором. Трепетно спросит: “Как вас зовут?” Бережно возьмёт под руку. Доверчиво пойдёт рядом. Станет преданным другом. Полюбит всей
душой. Неизменно. На всю оставшуюся жизнь. И заветная мечта исполнится.
  Вот он, сверкающий пик живоносного Счастья!..
  Раннее детство приносило чистые, глубокие впечатления. Отец был кадровым офицером и часто переезжал из гарнизона в гарнизон. В нежное сердце боголюбивого отрока западали сказочные образы чарующей природы. “Красный бор” под Смоленском, лесные озера Белоруссии, цветущие горы Западного Кавказа, черноморские курорты Абхазии - всё манило в недосягаемые, загоризонтные дали. Завораживало неизъяснимыми тайнами. Сулило волнующие, романтические приключения. Готовило феерическое, грандиозное Будущее…
 Однако школьные годы принесли сильнейшее разочарование, открыв нравственный облик “развитого социалистического общества”. Особенно шокировал непомерный размах подростковой преступности. Меня и моих юных друзей неоднократно пытались ограбить и раздеть в разных районах Москвы. Особенно отличались на криминальной ниве крепыши из ПТУ (профессионально-технические училища) в Мариной роще. Причем, эти безцеремонные, наглые попытки были верхом благодушия и доброжелательности по сравнению с тем, что случалось с другими. Уязвленная, скорбящая душа начинала понимать: повсюду торжествуют то самое “царство грядущего хама”, о котором пророчески размышляли стойкие, героические белогвардейцы в редкие минуты затишья между кровавыми битвами Гражданской войны…
 Становилось до боли ясно: от всей этой жути нужно бежать… Но куда? Хорошо бы, как можно быстрее, обрести силу и смелость… Но где?!.
         Незабвенная мама страстно хотела, чтобы её единственный сын стал суворовцем, курсантом, офицером и сделал блестящую военную карьеру, убежав таким образом от серой, монотонной, унылой действительности, где царит “вульгарнейшая толпа… и самая законченнейшая пошлость” – как метко и ярко выразился бравый кадет Владимирского Киевского кадетского корпуса, ветеран Белой Гвардии и галлиполиец, известный московский проповедник и богослов, протоиерей Всеволод Шпиллер (1902-1984) (И. В. Шпиллер. “О. Всеволод Шпиллер. Страницы жизни в сохранившихся письмах”, “Реглант”, Москва, 2004, с.58).
Строгий папа, имевший очень влиятельные связи в высших военных кругах, занимал такую же позицию и безоговорочно поддерживал маму.
 - Ты  имеешь  безценный  шанс  осуществить  своё  заветное  желание:
поступить сначала в училище, потом в ВИИЯ (Военный Институт иностранных языков). Там тебя уже никто не обидит. Будешь заниматься спортом и своим любимым дзюдо. Приобретёшь крепость, закалку, выносливость, мужество. Получишь прекрасное высшее образование. В совершенстве овладеешь английским. Станешь разведчиком, увидишь далекие страны, войдешь в армейскую элиту! - с пылким пафосом внушала она и всегда заканчивала риторическим вопросом. – Разве это доступно обычному выпускнику средней школы?.. Конечно, нет!.. Он может об этом только мечтать. И не больше…
  -  А как быть с моим поступлением на биолого-почвенный факультет МГУ? – робко возражаю я. – Ведь мне удалось собрать богатый гербарий, редкую коллекцию подмосковных жуков и бабочек.
   -  Детский лепет. Пора взрослеть. Тебе уже 15 лет.
   - И всё-таки мое призвание – исследовать жаркие тропики. Чтобы досконально изучить флору и фауну африканских джунглей и южноамериканской сельвы в районе Амазонки, потребуется…
-  Жалкий человек! – снисходительно  обрывает  единственного  сына жена
офицера, опытная стенографистка - переводчица из ГСВГ ( группа советских войск в Германии) и талантливая учительница, обожавшая офицерский корпус. – Кем восхищаются окружающие?.. Невзрачным ботаником или гвардейским поручиком?.. Кто попадёт в поле зрения, покорит сердце какой-нибудь черноокой испанской красавицы: чахлый, сутулый, тщедушный очкарик, - изучающий кузнечиков, выкапывающий из чернозёма мерзких червей, или же стройный, подтянутый лейтенант Генштаба в шикарной парадной форме, с блестящей выправкой?!.
         Для пятнадцатилетнего мальчика, грезившего о своей Джульетте, такие веские доводы были неотразимы.
-  Неужели ты не хочешь стать Cуворовым или генералом Франко?
-  Ясное дело, хочу. Но подожди.  О Суворове знает каждый…  А кто такой
Франко?
-  Вырастешь – узнаешь!..
          Рассудительная Лариса Павловна – любящая мать и тонкий психолог – во многом оказалась права…
          20-го октября 1968-го, отучившись месяц и 20 дней в 9-ом классе обычной московской школы, после продолжительных искушений, с пятидесятидневным опозданием, вопреки непреклонному решению медицинской комиссии, несмотря на мои очки (диагноз: дальнозоркий астигматизм), я, наконец, с трепетной радостью вступаю в кадетское братство МсСВУ…
         Мои первые шаги в качестве суворовца вызывали у окружающих неуёмные шутки, саркастические улыбки, заразительный смех, а временами – просто гомерический хохот. Отсутствие элементарной выносливости, карикатурный строевой шаг, плохая координация, неправильная заправка койки и, особенно, полная катастрофа с бегом на длинную дистанцию – всё приводило меня в “тихий ужас” и забавляло сторонних наблюдателей.  Около двух недель продолжалось какое-то наваждение: чем больше бедняга старался – тем хуже у него получалось. Кроме того, подливал масло в огонь и ещё один момент. В восьмилетней школе мне преподавали немецкий. В МсСВУ все начали с нуля изучать новый язык. Поэтому моё почти стодвадцатичасовое отставание по английскому было шокирующим. По этому предмету я стабильно получал только двойки и колы. Казалось, впереди – неминуемое отчисление  из-за  хронической  неуспеваемости. Но  жалкий, убогий первокурсник Козырев не терял бодрости духа. Жаждал стать настоящим кадетом. Пытался, как мог, изменить, исправить ситуацию. Не забывал обращаться за помощью к Богу. И даже неумелая, обрывистая молитва постепенно делала свое дело. Примерно, через месяц неотступных, напряжённейших усилий по всем этим хромающим направлениях наметилось заметное улучшение.
         Но даже малые успехи давались непросто.
         Наш взводный офицер-воспитатель, фотогеничный капитан N. по кличке “Кузя”, ничем не напоминал русского солдата в классическом, традиционном значении этого слова. Зато сей невысокий плотный крепыш спортивного сложения, с цепким взглядом, в идеально отглаженной форме, лет тридцати-пяти, имел поразительное сходство с бывалым агентом МОССАД. Этот строгий мужчина с надменным ликом, властными манерами, ярко выраженной иудейской внешностью и двумя высшими образованиями, о чём ясно говорили два характерных ромбика на его парадном кителе, мог бы украсить цветную обложку любого элитного еврейского журнала, рекламирующего престижную службу в израильской разведке. И вот на этого человека внезапно ложится гнетущая обуза в виде жалкого недотёпы-очкарика в моём лице. Вполне понятно одно: вальяжный мэтр невзлюбил меня с самых первых дней пребывания в московской кадетке.
          С самого начала мои отношения с гордым, самодовольным капитаном явно не сложились.  Может, потому, что суворовец Козырев долго не мог научиться идеально заправлять койку, часто смешил кадет своими неуклюжими движениями на занятиях по строевой подготовке, хуже всех бегал. И в результате почти не вылезал из нарядов. Долгие часы стоял, точнее, маялся дневальным возле тумбочки. “До потери пульса” натирал мастикой паркетные полы в длинных коридорах. А в свободное время под надзором здоровенного сержанта, обливаясь потом, задыхаясь, “учился бегать”.
    Однажды, набравшись смелости, спрашиваю:
   -  Долго ли это будет продолжаться?
         И под дружный, заразительный хохот однокашников получаю от усмехающегося капитана ответ в виде оскорбительного, издевательского анекдота:
   - Голодный аист длинным клювом хватает нерасторопную, зазевавшуюся лягушку. Тотчас её проглатывает. Быстро переваривает. Извергает из заднего прохода. Снова бросается на жалкую, дрожащую тварь, так и не успевшую сдохнуть. Странная процедура повторяется многократно. Наконец, несчастная лягушка вопиет:
   -  Когда же закончатся эти мучения?!
   -  Будешь циркулировать, пока не пропадешь! – обречённо звучит приговор ненасытного аиста.
         Причём, последнюю фразу мой сугубый “доброжелатель” произносит в высшей степени выразительно, даже артистично, с каким-то особым, непередаваемым смаком…
          Мой отец был тогда ещё майором, но уже занимал в училище достаточно высокую должность. Периодически мы встречались в его уютном кабинете. Широкая дверь в это просторное помещение с высоким потолком в силу ряда причин нередко оставалась открытой. Однажды после визита к папе случилось нечто совершенно неожиданное. Где-то поблизости, за углом длинного коридора, мой чуткий слух уловил знакомые голоса милых девочек из девятого класса средней школы, где я проучился весь сентябрь и больше половины октября. Юные красавицы явно спешили к моему отцу. Каким-то неведомым образом, по безпроволочному телеграфу, они узнали о проблемах своего одноклассника. Дружно решили ему помочь.
          Жалкий вид несчастного горе-суворовца в нелепо сидящей форме неподходящего размера красноречиво говорил сам за себя без всяких слов. Выглядел я настолько жалко, что пожилые женщины и даже бабушки уступали мне место в общественном транспорте. Одна мысль, что добрые, сострадательные девчонки увидят меня в таком виде, приводила в тихий ужас. К счастью, удалось вовремя спрятаться в узком угловом пространстве между распахнутой дверью и кабинетной стеной. Невольно подслушанный разговор заставил бедного Алёшу от души поплакать. Горькие слезинки, одна за другой, медленно стекали по бледным ланитам…
   -  Если он не справляется с учебной нагрузкой, пусть возвращается к нам в школу, - бодро заявляет стройная Наташа. - Наши ребята встретят его с радостью.
   -  Алексей, вроде бы, решительно настроен на упорную борьбу с любыми трудностями, - в реакции отца сквозит явная неуверенность.
   -  Мы все помним и любим Алексея, - добавляет бойкая, спортивная Ирина.
   -  Это очень хорошо… Молодцы… Обязательно ему передам…
   -  Весь коллектив его ждёт, - категорически подчёркивает обаятельная Надежда. - Так и передайте…
    - Спасибо, девочки, за вашу заботу и внимание, - в грустном голосе бывалого офицера не чувствуется ни капли энтузиазма. - Я подробно расскажу сыну о нашей встрече…
           Мириады пламенных мыслей жгучим вихрем проносились сквозь взволнованное, взбудораженное сознание:
         “Путь к желанной Свободе совсем рядом, в двух шагах от меня…

           Надо выйти из-за двери, поразив юных красавиц. Прямо сказать: “Девочки - всё решено. Я возвращаюсь в школу. Завтра же буду в своём девятом классе!”
           Один решительный поступок, всего несколько слов - и все проблемы тотчас испарятся, исчезнут, сгинут…
           И больше - никаких наездов, унижений, напрягов…
           Но нет. Выходить нельзя. Нужно остаться, продолжить столь нелёгкую учёбу в МсСВУ. Набраться великого терпения. Собрать в кулак всю свою волю. Неустанно, усиленно, денно и нощно работать над собой, чтобы выжить, выстоять, победить. И в конце концов, стать настоящим кадетом. Таким, как орлы-семилетчики из Орджо. И вот тогда уже триумфально явиться перед изумлёнными девочками-одноклассницами крепким, подтянутым, стройным крепышом-спортсменом, в ушитой, идеально сидящей форме, во всём блеске кадетского шика…”
           Поздней осенью 1968-го незаметно подошла знаменательная дата: 25-летний юбилей МсСВУ, созданного ещё в 1943-м. Сначала первых суворовцев разместили в Нижнем Новгороде (после революции - город Горький). Однако вскоре перевели в столицу, в казармы на Филях.
           Программа торжественного мероприятия включала официальную часть, антракт для отдыха и праздничный концерт с участием звёзд советской эстрады. Все кадеты, в том числе легендарные семилетчики, собрались вкупе со своими офицерами-воспитателями в Доме культуры имени Горбунова. Это массивное здание - (мы называли его “дворцом”) - находилось, примерно, в двух-трёх кварталах от нашего училища.
           Часа два проходят в какой-то внутренней неопределённости - пёстром тумане…
           И вот в переполненном зале победной волной, триумфальным накатом звучит, разливается, ширится радостный, светлый, популярнейший хит Тома Джонса - ликующая песня о любви: “Just help yourself to my lips, to my arms…”
           Больше не думаю о грустном. Напрочь забываю, что я - ещё салага. Совсем не помню о том, что мою грешную голову по-прежнему карикатурно уродует смешная, не по размеру большая фуражка-аэродром…
           Мало того. Становлюсь восторженным Оптимистом. Кажется, прекрасная мелодия льётся именно для меня, приглашая в экзотические дали, зазывая на неведомые континенты…
           Юношеская интуиция не обманывала. Начиная с весны 1997-го, автор этих строк, будучи вне Системы, живя без пенсии, исключительно на одну лишь милостыню, умудрился побывать в разных уголках земного шара. Увидел вживую - чудом Божиим - 60 стран…
          Но вернёмся в 1968-ой, на феерический праздник.
           Взволнованную, трепетную душу сразу же озаряет пасхальное Настроение. Вокруг таинственно воцаряется приподнятая, окрыляющая, лазурно-весенняя Атмосфера. Она окрашивает реальность в загадочный Свет. Осеняет, преподносит окружающую действительность в романтическом Ореоле. Наполняет упругой живоносной Энергией. Сулит счастливое, лучезарное Будущее. Приоткрывает новые бытийные Рубежи. Неодолимо манит, влечёт к далёким, запредельным Горизонтам.
           На сердце сладко, прозрачно, легко.
           Чувствую в себе начало великих перемен. Тонко улавливаю тектонические сдвиги в моём мировосприятии. Ощущаю себя уже не “гадким утёнком”, достойным всяческого презрения, а полноправным представителем могучего братства. Тем самым Счастливчиком, кому суждено стать по-настоящему крутым парнем. Таким, как былинные соколы кадетских корпусов Имперской России или наши великолепные “старики”: добры-молодцы из Москвы, богатыри из Орджо…
           В марте 1969-го страну потрясли трагические провокации на советско-китайской границе. Все говорили о жестоких боях за остров Даманский на реки Уссури. В газетах появились репортажи с места событий. На многочисленных фотографиях были не только выжившие герои, но и зверски обезображенные тела наших убитых солдат.
      Вскоре – к нашей великой радости – захваченную территорию удалось освободить. Ходили слухи о применении танков, артиллерии, 120 мм минометов. Вскоре выяснилось, что это правда.
      Кое-кто сообщил по секрету, что мы выбили китайцев с острова, применив РСЗО (реактивные системы залпового огня) “Град” с особыми снарядами, начинёнными какой-то горючей смесью типа напалма или термита, когда среди смерчей убийственных взрывов, в плазменных факелах и море бушующего огня сгорели заживо тысячи врагов.
      На вечерней самоподготовке украдкой слушали потрясающие песни Владимира  Высоцкого  и  вполголоса  обсуждали  возможность  перерастания  вооруженного  конфликта  между  Китаем  и  Россией  в полномасштабную, всепожирающую, ядерную войну. Жаждали оказаться на передовой, рядом с безстрашными пограничниками. Строили различные прогнозы.
      Позднее, в том же году, кровавые схватки закипели у поселка Дулаты и в районе озера Жаланашколь, где маоисты потеряли почти целую роту  диверсионного спецназа.
         О, как быстро летит неумолимое время!.. Кажется, ещё вчера я был счастливым суворовцем-трёхгодичником (1968-1971). Безбедно обитал в целительной атмосфере незабвенной юности. С радостью готовился к осеннему параду 1970-го. Тщательнейшим образом подгонял любимую форму, чтобы она полностью соответствовала нашей тогдашней моде…
Обязательная “юнкерская” фуражка с лихо выгнутой черной тульей, алым околышем и черным непременно ушитым, миниатюрным козырьком. Черная приталенная гимнастерка, на спине которой красуется “кокетка” – идеально ровная, специально проглаженная горизонтальная складка, идущая строго по плечам. Надраенная до золотого блеска металлическая пряжка на кожаном солдатском ремне. Филигранно отглаженные, особым способом  растянутые  внизу  брюки – роскошные “клеша” – c узкими красными лампасами,  эффектно смотрящимися на чёрном фоне.  Отменно начищенные
чёрные ботинки, отполированные бархоткой…
Каждый  нюанс  в подготовке  формы  имел  своё  сугубое  значение В этом выражался традиционный стиль и непревзойденный шик “ветеранов”. Именно в таком виде ходили в увольнения и самоволки наши легендарные “старики” – последние семилетчики – те, кто поступил в Суворовское училище после четвертого класса и проучился там семь лет.
         Нудные, серые будни мертвящей, атеистической действительности растаяли, как мрачный фантом в раскаленных песках Каракумской пустыни. Надев чёрную форму с алыми погонами, петлицами, лампасами, - суворовец Алексей Козырев разорвал паутину советских времён. Вернулся в славное дореволюционное прошлое. Превратился в юного кадета старой, императорской России. Попал под высокое покровительство Великого Князя Константина Константиновича (1858-1915), генерал-адъютанта и генерала от инфантерии, Августейшего Главного начальника военно-учебных заведений (1900-1909) и их бравого Генерал-инспектора (1909-1915), который вошёл в отечественную историю как благороднейший державный ратник, поэт (литературный псевдоним – К.Р.), музыкант, драматург и “отец всех кадет”.
          После предательского, либерально-масонского переворота в феврале 1917-го, когда 2/15 марта рухнула наша Православно-Самодержавная Монархия и обезглавленная Россия сорвалась в пропасть, кадеты и юнкера в своём подавляющем, абсолютном большинстве остались верны Государю Императору и будущему Мученику Николаю Второму. Но они уже ничем не могли ему помочь, ибо у них не оказалось достойных вождей. Кадет и юнкеров тоже предали и бросили на произвол судьбы…
          В октябре 1917-го – в самом начале Белой Борьбы за Россию – против   красных ПЕРВЫМИ ГЕРОИЧЕСКИ ВЫСТУПИЛИ АЛЕКСАНДРОВСКОЕ  И     АЛЕКСЕЕВСКОЕ    ВОЕННЫЕ   УЧИЛИЩА,   КАДЕТЫ    ТРЁХ    МОСКОВСКИХ КОРПУСОВ, а также школа прапорщиков, молодое офицерство и часть студенчества. Они выбили большевиков из Кремля и заняли центр Москвы, но потом под давлением большевистских полчищ отступили в Кремль. Доблестные юнкера и кадеты отчаянно бились с красными в течение двух недель. Эти герои покрыли себя безсмертной славой. Причём, ТРЕТЬЯ РОТА АЛЕКСАНДРОВСКОГО ВОЕННОГО   УЧИЛИЩА, даже и после поражения не пожелавшая сдать оружие, БЫЛА    ПОГОЛОВНО   УНИЧТОЖЕНА   БЕЗБОЖНЫМИ   ИЗВЕРГАМИ!..

                Среди лунных лагун, в очарованном мае,
                Дюстироз надевает алмазную митру.
                А Вертинский средь гор в изумлении тает,
                Созерцая надмирных созвездий палитру…

                Метафизика звёзд открывает сюжеты
                Интересней, чем в самых шикарных романах.
                Ведь у каждой звезды есть любимцы-поэты
                И, конечно, своя незажившая рана…
               
                Погружая сознание в звёздные Глуби,
                Добываю жемчужины чудных Открытий.
                Скоро вектор атаки безлюдье разрубит.
                И кровавая тризна кого-то насытит…

                Зашифрована мистика звёздных скитаний.
                Может, ключ к этим Тайнам у нашего барда?
                Мы ударим по красным из розовой рани.
                Пришиваю шеврон… На фуражку - кокарда…

          Иные Миры… Именно так следует определить наше трёхгодичное житие на Филях, подле чудного храма в честь Покрова Пресвятой Богородицы…
          В МсСВУ, как и в других суворовских училищах, сложилась неповторимая внутренняя атмосфера.  Вероятно, она передавалась из поколения в поколение как бы через некий таинственный духовно-генетический код. Формально, еще будучи в школе, все будущие кадеты стали октябрятами, пионерами, комсомольцами. В реальности – как сие ни парадоксально! – они жили вне Совдепии, в абсолютно ином Измерении, по вековым традициям кадетских корпусов императорской России.  Скажем, офицер-воспитатель из политруков или вялый секретарь комсомольской организации мог долго и уныло бубнить о пресловутой “марксистской теории”, “октябрьской революции”, “ленинском наследии”, “диалектическом материализме”, “социалистическом обществе”, “истории КПСС”. Нас эта ахинея совершенно не интересовала. Суворовцы откровенно зевали, погружались в тихую дрёму, украдкой поглядывали в окна или думали о том, как подготовиться к увольнению.
          Романтическая настроенность в незабвенной кадетке явила собой великолепное противоядие от всех коммунистических “измов”. И в этом - один из удивительных парадоксов моей Юности. Мы называли себя исключительно кадетами. Обитали в особом закрыто-казарменном мире, не имеющим ничего общего с советской действительностью. Изучали, штудировали по ночам блистательные повести “Кадеты”, “Юнкера”, написанные Куприным, царским офицером. Во всём неуклонно следовали кадетской моде, особому кадетскому шику в ношении военной формы, манерах, поведении с гражданскими. С упоением читали, перечитывали захватывающую феерию Александра Грина “Алые паруса”. Увлечённо занимались боксом, борьбой, рукопашным боем. Грезили об экзотических приключениях в заморских странах. Мысленно странствовали по разным континентам, совершая небывалые подвиги. Жили особыми кадетскими традициями, уходящими своими корнями в далёкое и славное дореволюционное прошлое.
         Помню, как добродушный розовощёкий капитан Новиков - широкоплечий атлет богатырского сложения, спец по политической работе с личным составом, пламенный энтузиаст своего дела, буквально выходил из  себя на комсомольском собрании, тщетно пытаясь пробудить нашу социальную активность:
     - Вы нагло, не стесняясь, спите с открытыми глазами! - яростно кричал он, растерянно поворачиваясь из стороны в сторону. - Вам совершенно наплевать на то, о чём я говорю уже битый час. Вам абсолютно безразличны и сам Ленин, и его великое учение!
          И сие было сущей Правдой…

                Мы - кадеты. И жизнь - бронебойный Пикник.
                Наша юность блистает на гребне Восторга.
                Наши брюки-клеша - фантастический Шик.
                Не достать эту Роскошь в сети Военторга…

                Безусловно по моде ушит козырёк.
                Артистически выгнута тулья фуражки.
                Мы - фаланга Порыва. Реванш недалёк.
                И себе не даю ни малейшей поблажки…

                Весь июль - в сапогах. А потом - отпуска.
                Рота ждёт не дождётся конца лагерей.
                Никому не знакома злодейка-тоска.
                С каждым лагерным сбором наш взвод всё бодрей…

                Обретая ЭДЕМ под утёсами Крыма,
                Соберём изумруды надзвёздных светил.
                Наша удаль кадетская необорима.
                И ГОСПОДЬ БЛАГОДАТЬЮ СВОЕЙ осенил.
      
                Увлекают кадет в лучезарную Даль
                Неотступные мысли о Встрече с Любимой…
                И не нужен им Ленин - картавая шваль.
                И стремление к ИСТИНЕ - неистребимо!..

                “Я ЕСМЬ ПУТЬ И ИСТИНА И ЖИЗНЬ”
                (БОГОЧЕЛОВЕК ИИСУС ХРИСТОС,
                Истинный Мессия, Единородный Сын Божий,
                Второе Лицо (Ипостась) Триединого Бога - Пресвятой Троицы,
                Новый Завет, Евангелие от Иоанна, глава 14, стих 6)

           Надо было незаметно для начальства – в ночное время - растянуть на специальной растяжке форменные брюки – сделать из них клеша и, конечно, изготовить из обычного “аэродрома”, нелепо сидящего на голове, лихую “юнкерскую” фуражку, особым образом выгнув ее тулью и до предела ушив козырёк.
          Превращение убогих брюк-дудочек в роскошные клеша являло собой захватывающую мистерию. Вечером, заранее договорившись, кадеты устанавливали своеобразную очередь. После отбоя извлекали откуда-то надёжно спрятанную растяжку. Потихоньку, озираясь по сторонам, пробирались в каптёрку. И там начиналось интереснейшее действо. Фанерную пластину в форме трапеции загоняли снизу в правую брючину. Оставляли в ней на определённое время. Затем осторожно извлекали. Растянутую ткань аккуратно проглаживали раскалённым утюгом. То же самое проделывали и со второй брючиной. Вся процедура рассчитывалась по минутам.
         И поверьте: все эти манипуляции совсем не были примитивным, механическим актом. За всем этим таились целые пласты завораживающего, романтического Бытия, высоты кадетского шика, размах молодецкой удали. Открывался код доступа к блистательным победам на рыцарских турнирах в виде молодёжных балов. На бытийном горизонте загоралась пленительная, чарующая Заря самой нежной девичьей Благосклонности. Призывно сверкали судьбоносные Знакомства, блаженные Встречи, феерическая Дружба с юными и поистине сногсшибательными красавицами Первопрестольной…
          Стройные, молодцеватые юноши в безупречно подогнанной, отутюженной форме четко осознавали принадлежность к высшей воинской касте. Неослабно ощущали свою избранность. Настраивались на свершение великих деяний…
          Особый тон задавало легендарное “Орджо”. Так называли кадетов-семилетчиков из знаменитого Орджоникидзевского (Владикавказского) СВУ. Нас восхищали эти рослые, крепкие, отважные красавцы – мастера рукопашного боя, закалённые в жесточайших драках с “урлой”.  Практически они уже стали настоящими взрослыми солдатами. В августе 1968-го этих бравых парней перевели к нам в Москву, так как их СВУ расформировали, вроде бы, из-за кадетского бунта.
         Мы жили сплоченной, дружной семьей. Всегда чувствовали и ценили свою силу. При первой необходимости моментально приходили друг другу на помощь. Каждый знал: что бы ни случилось – его никогда не бросят, не оставят, не забудут на поле боя. В экстремальных ситуациях наш победный девиз – “один за всех и все за одного” – незамедлительно воплощался в конкретные действия. На твою защиту могли подняться не только взвод или рота, но и целое училище. И такое бывало. Нас уважала и боялась самая отпетая филёвская шпана...
          Погожими вечерами, особенно, весной, в субботу перед суточным увольнением и в конце воскресного дня, когда суворовцы возвращаются из увольнения, семилетчики часто собирались небольшими плотными группами у металлической ограды и возле КПП.  Некоторые покуривали за воротами училища.  Там и сям звучали задорные шутки.  Раздавались негромкие веселые голоса.  Струился заразительный смех. На фоне чёрной формы  призывно  светлели  девичьи  платья,  модные туфельки, стройные ножки, волны распущенных волос.  Почти у каждого была эффектная, броская подруга.  Рядом с нашей “кадеткой” внимательный наблюдатель мог встретить немало совсем юных девушек. И подавляющее большинство из них отличалось пленительной красотой. Иногда казалось, что за моей спиной – не МсСВУ, а ГИТИС (Государственный институт театрального искусства),  и  самые  обаятельные  москвички приезжают сюда с завидным упорством, чтобы  подавать  документы  для поступления и участвовать в творческом конкурсе.
       “Вот  же счастливчики! – думают “салаги”, с  восторгом  созерцая  лихих
“стариков” в окружении шикарных девчонок. – Неужели и мы станем такими же?!”
 Для нас эти крутые парни – светочи во мраке, былинные герои, почти сверхчеловеки…
         Если жалкий, растерянный первокурсник подходит к КПП с большой продуктовой сумкой, где ждут своего часа родительские дары: вкуснейшие  домашние  пирожки с картошкой и грибами,  бутерброды с докторской колбасой,  банки с земляничным и малиновым вареньем, пачки печенья, конфеты с коньячной начинкой, - то его могут запросто “тормознуть”.
          Какой-нибудь лихой “старичок” выразительно посматривает на сумку в ожидании гостинца. Критически изучает внешний вид салабона. Небрежным жестом срывает с него смешную фуражку - “аэродром”.  Детально объясняет, как правильно выгнуть тулью и ушить козырек.  Может даже, в воспитательных целях, следуя заведенному порядку, дать лёгкий подзатыльник или едва ощутимый, чисто символический пинок под зад…         
    Акция происходит публично. На глазах у милых, очаровательных сеньорит. И от этого – до слез обидно.  Однако нужно терпеть и…смиряться.  Младшие безпрекословно подчиняются старшим. И в этом есть свой сугубый духовный смысл.
     Но все это – здесь, среди своих.  Ибо такова училищная традиция…
     И вместе с тем этот же кадет-семилетчик, находясь в городе, радикально меняет свое поведение. Если он увидит, что тебе грозит опасность, МГНОВЕННО БРОСИТСЯ НА ВЫРУЧКУ. НЕ ОСТАВИТ В  БЕДЕ. НИ ЗА ЧТО НА СВЕТЕ НЕ ПОКИНЕТ ПОЛЕ УЛИЧНОГО БОЯ.  БУДЕТ БИТЬСЯ ДО КОНЦА. ЕСЛИ НАДО – НЕ МУДРСТВУЯ ЛУКАВО – ОТДАСТ ЗА ТЕБЯ ЖИЗНЬ…
    И В ЭТОМ – ВЫСШАЯ КАДЕТСКАЯ ЧЕСТЬ!..
      Летом 1970-го училище покинул последний выпуск семилетчиков.
          Здоровяки из “Орджо” превратились в живую легенду.  И до конца дней останутся в благодарной памяти ярчайшим символом незабвенной кадетской Юности. Им на смену пришли бравые трёхлетчики: 5-я и 6-я роты. Грянул и на нашей улице праздник…
       После двух лет строевой подготовки и изматывающих лыжных кроссов, гимнастики и бокса, вольной борьбы и плавания, рукопашного боя и легкой атлетики, летних походов и всевозможных физических упражнений мы, наконец, обрели должную спортивную форму. Стяжали сугубую кадетскую харизму. И стали полноценными “стариками” …
          Но до этого, памятной весной 1969-го, произошло интересное и, можно сказать, знаменательное, символическое событие: впервые, причём, в казарменных условиях удалось прочитать феерию Александра Грина “Алые паруса”. Сказать, что я был покорён и потрясён, значит ничего не сказать. Это замечательное во всех отношениях произведение оказало на меня поистине колоссальное, неимоверное впечатление. Средоточием моих мыслей и грёз стала главная героиня – милая, необыкновенная девочка. А летом того же года, в нашем дивном учебном лагере все мои кадетские фантазии обрели самый яркий объём, словно ожили, будто сделались пленительной явью!..
      Однажды тёплым июльским вечером, на опушке соснового бора, я услышал новую, чудесную мелодию. Она звучала где-то далеко за моей спиной. Тонко пленяла душу сладостным очарованием. Неотступно звала в неведомые дали. Сулила небывалые открытия. Манила какой-то нездешней, нетленной Красотой…
     Вскоре нас – 3-й взвод 5-ой роты – построили и повели к летнему кинотеатру. Оказывается, там, на свежем воздухе, уже минут 30 выступал наш училищный вокально-инструментальный ансамбль – “Алые паруса”. Именно так назвали свой ВИА кадеты-семилетчики.
         Подходим вплотную к длинным деревянным скамьям. Быстро и дружно рассаживаемся. Устремляем пытливые взоры на сцену. Первые аккорды гитар, и вот – на бис! – снова звучит та самая, безподобная песня:

                Море треплют и Весты, и Зюйды.
                И влюбленные стынут глаза.
                Только на фантастическом судне
                Вспыхнут алые вдруг паруса…

                Припев: А я стою в сиянии зарниц
                А я все жду, сказочный принц.
                Те паруса, как дивный сон.
                Я жду тебя, слышишь, Ассоль?!.
               
                И в туманной дали, в дымке тонкой,
                Я волшебные вижу черты.
                И мне с палубы машет девчонка
                Из мальчишеской светлой мечты…

                Но уносит корабль мою фею
                На высокой белёсой волне.
                И остался с мечтою своею
                С бурным морем я наедине…               

          Музыка Удалова, слова - Паленова. Одарённые были парни - ничего  не
скажешь. Тонко чувствовали кадетскую юность. Жили с особым кадетским шиком. Держали руку на пульсе кадетской жизни…
          Алые погоны… Алые петлицы… Алые лампасы… Алые паруса…
          Я буквально нырнул, ушёл с головой и сердцем в эту песню и больше уже не выныривал. В ней было как бы зашифровано то, что со мной будет. Всё творчество Грина, вся окружающая действительность стали восприниматься через творение наших кадетских бардов…
          До поступления в МсСВУ я успешно окончил семилетнюю детскую музыкальную школу по классу фортепиано. Поэтому, попав в кадетку, страшно обрадовался, увидев в расположении нашей 5-ой роты, в просторном холле, старинное пианино. При первой же возможности садился за отлично настроенный инструмент. Вдохновенно музицировал, импровизировал. Репертуар был достаточно богат: лунная соната Бетховена, ноктюрны Шопена, этюды Баха и, конечно, кадетские песни. Особенно, мои любимые “Алые паруса”.
          Ностальгически вспоминаю недолгие зимние дни и короткие перерывы между занятиями в учебном корпусе. В эти быстротечные минуты очень многое происходило. Романтическая душа успевала побывать в восхитительных, захватывающих странствиях.
          После веселого, задорного звонка дружной гурьбой вываливаемся из класса в длинный светлый коридор. По гладкому, сверкающему паркету, идеально натертому красновато-оранжевой мастикой, быстро расходимся в разные стороны. Пять-шесть кадет направляются мимо дневального в просторный угловой зал с широкими окнами. Удобно располагаются вокруг пианино.
          Сажусь на знакомый стул. Бережно поднимаю крышку. Беру три-четыре аккорда. Раздаются сочные, глубокие, гармоничные звуки.
          Играю наизусть любимые мелодии, которые когда-то подобрал: “По диким степям Забайкалья”, “Санта Люсия”, “Вернись в Сорренто”, “Андалусский танец”, “Когда б имел златые горы”. Вдохновенно пробегая натренированными пальцами по узким клавишам, улетаю в манящие дали, к недосягаемым горизонтам. Вижу себя в сердцевине цветущего мая, на таинственном острове, затерянном в безкрайних, необозримых просторах Тихого океана. Под сенью могучих кокосовых пальм. У пронзительно чистой, бирюзовой лагуны.
            На мне – подтянутом, мускулистом выпускнике с отменной выправкой - желанная летняя форма: приталенная белая гимнастерка с идеально проглаженной “кокеткой” - горизонтальной складкой на спине, идущей через лопатки. На широких плечах - алые погоны, где победно красуются золотые аббревиатуры – МсСВУ. И, конечно, главный атрибут кадетского шика - чёрные “клеша” с красными лампасами. А рядом – чудесная девушка моей мечты. Стройная, грациозная баронесса с роскошной волной тёмно-каштановых волос,  в изящном небесно-голубом платье.  Юная
креолка небывалой Красоты.
          Мы нежно замираем в упоительном созерцании. Полностью отрываемся от земной бренности. Неотмирно воспаряем на крыльях нетленной Свободы к сокровенным высотам Грядущего…
          И вдруг – резкий долгий звонок: конец перемены. Пора назад в класс.  Прощайте, милые грёзы!.. Горько вздыхая, возвращаюсь в прозаически банальный учебный процесс…
          Именно благодаря музыке состоялось судьбоносное знакомство с лучшим другом. В один из осенних дней, по просьбе старшего офицера, радеющего о нашем культурном воспитании, училище посетила миниатюрная дама бальзаковского возраста, профессиональная пианистка, родом из Киева. В актовом зале клуба, на сцене, возле рояля завязалась оживлённая беседа. Бойкая рыжеволосая Эсфирь Абрамовна любезно согласилась подготовить к юбилейному концерту эффектное выступление юных пианистов, если найдутся ребята, хорошо владеющие инструментом. И они нашлись. Правда, всего лишь двое: Володя Азаров и Алёша Козырев, пишущий ныне эти строки. Так началась неувядающая, кадетская дружба, многократно испытанная временами и сроками, “медными трубами” и ударами судьбы…
         Проходит около полутора лет с начала моего обучения в московской кадетке . Три раза в неделю, с завидным постоянством, посещаю спортивный зал училища, изумляя окружающих необоримым терпением, неколебимой настойчивостью в достижении поставленной цели. Усердно занимаюсь гимнастикой, боксом, борьбой. Старательно оттачиваю разнообразные приёмы самозащиты без оружия. Неутомимо отшлифовываю эффектные броски через плечо, спину, бедро. Подтягиваюсь на перекладине, делая по несколько заходов. Осваиваю подъёмы переворотом и выходы силой. Поднимаюсь по вертикальному канату на одних руках к самому потолку. Отжимаюсь на брусьях и от пола. Упорно качаю пресс. Выполняю комплексы упражнений с гантелями. Понемногу набираю мышечную массу, работая с гирями и штангой.
        Проблемы с сердцем (ревмокардит), отсутствие элементарной выносливости, быстрая утомляемость, роковая одышка - всё это бесследно испаряется, исчезает в процессе неустанных тренировок.
         И вот в январе 1970-го, в подмосковном лесу, в завершении лыжного кросса, грянула некая сенсация местного значения. Вальяжный капитан N., картинно раскуривая гаванскую сигару, изрядно удивился. И было от чего. Суворовец Алексей Козырев - некогда жалкий, болезненный очкарик - не только не сошёл позорно с дистанции, но и успешно добрался до финиша. Благополучно вписался в установленный временной норматив. Спокойно решил поставленную задачу. Невероятно, но факт. Сущие чудеса…
         Однажды на втором курсе, заснеженной морозной зимой, где-то в конце февраля 1970-го (подумать только: это было 55 с лишним лет назад!) группу наших кадет из 5-й роты (1-й взвод) пригласили в далёкую подмосковную школу на новогодний бал старшеклассников, с которыми до 8-го класса когда-то вместе учился будущий суворовец Гущин из 1-го взвода. Он и стал одним из главных организаторов этого романтического мероприятия. Каким-то образом в число приглашённых попал и я (из 3-го взвода), близко знакомый с Гущиным.
         Кстати, именно в 1-ом взводе учился Александр Петров (1968-1971), друг моего раннего детства на Божедомке, в Старой Москве, и Гоша (Георгий) Певцов, старший внук маршала Жукова, мой близкий приятель по МсСВУ (1968-1971) и ВИИЯ (1971-1976).
         Феерическая атмосфера того незабываемого вечера, его отдельные фрагменты, навеки врезались в сердечную память.
          Незаметно убегают, точней, пролетают недели, месяцы, годы, десятилетия. Но те чудесные часы и минуты становятся всё ближе, роднее, ярче, понятнее. Приобретают некий новый, насыщенный, многомерный объём…
         Тёплый вагон пригородной электрички. Там и сям – весёлый говор, дружеские шутки, добродушные “подколы”, задорный смех. В центре общественного внимания – сплочённая, мощная команда сильных, бравых парней в идеально сидящей чёрной военной форме с алыми погонами, петлицами, лампасами. Укороченные шинели, безупречно отглаженные, расклешённые брюки – неизменный атрибут кадетского шика.
    - Смотрите-ка, будущие полководцы едут! - уважительно реагирует пожилой пассажир, обращаясь к соседним женщинам.
     -  А у них и сейчас - генеральские лампасы на брюках, - с радушной улыбкой метко подмечает миловидная дама…
         У каждого на сердце – настоящий праздник. Все волшебные грёзы прямо на глазах становятся доступной реальностью, несомненной явью. Всюду царит непередаваемое, захватывающее предощущение какой-то особенной, чарующей, судьбоносной Встречи.
         Кажется, ещё Миг, другой и…
         Из соседнего поезда, вагона, тамбура… Нет… Конечно же, из другого пространства-времени, из совсем Иного Мира, легко и невесомо появится Она… Моя Ассоль… Та самая… Единственная и неповторимая, лучезарная и несравненная… Таинственно и непостижимо, ослепительно и триумфально пойдёт навстречу… Приблизится вплотную… Нежно одарит ласковым, любящим, неотразимым взором, и…
         Всё раз и навсегда встанет на свои места. Две родственные души сольются воедино. Наступит блаженное Царство совершенной, нетленной Гармонии…
          Празднично украшенная школа торжественно принимает почётных гостей. Просторный зал с нарядной ёлкой, увитой цветными гирляндами и воздушными шарами, чем-то неуловимо похож на обширную поляну для рыцарских турниров. Многочисленные зрители со жгучим интересом и явным восторгом созерцают лучших витязей эпохи.
        Кто же они?
        Это – мы, несказанно счастливые московские кадеты. Неисправимые романтики и вечные идеалисты.
        Целые сонмы миловидных, грациозно-воздушных девочек и девушек окружают, теснят нас со всех сторон. Ублажают нежным, трогательным щебетаньем. Засыпают каскадами самых разных вопросов. Видят в каждом славного героя-победителя, сказочного рыцаря на белом коне…
        И ты невольно начинаешь ощущать себя именно таким. Как бы отрываешься от земной поверхности, пошлой обыденности. Поднимаешься всё выше и выше. Свободно паришь над падшей, бренной планетой. Улетаешь ещё дальше и глубже, проникая в бездонно-лазурные бездны. Именно там встречаешь Её. Вкупе с Ней, под алыми парусами счастливейших грёз, совершаешь дерзновенный Прорыв в Запредельность. И блаженно ликуешь в Иных Измерениях…
        О, безмерные выси кадетских Мечтаний!..
        Такое забыть невозможно…

                Разрубая лилово-бугристые тучи,
                Черноту разрезает лазурный Корвет.
                Над ристалищем волн, сквозь кудрявые кручи,
                Проливается блеск золотых эполет…

                Мы идём через смерчи ревущих столетий,
                Пробиваясь к атоллам нездешней Земли.
                И поверь, дорогая, борения эти –
                Будто кормчие звёзды в туманной дали…

                Экипаж подбирает последние крохи.
                Но безсмертная Жизнь расцветает внутри.
                Непроглядная темень кромешной эпохи
                Отступает под натиском Алой Зари…

                Исчезают навеки душевные муки.
                Затихает на сердце щемящая боль.
                Убегает тоска на галерах разлуки:
                Ведь со мной – моя Вера, Любовь и Ассоль…

             Время остановилось, замерло, прекратило существование. Осталась лишь ОДНА КАДЕТСКАЯ ЮНОСТЬ. Безбрежная и Нескончаемая. Здесь и навечно. Вне пространства и времени. Всё это воспринимается самым естественным образом. Без малейшего удивления. Кажется, так будет всегда. Ибо убеленный сединами кадет Алёша вновь стал блаженно-семнадцатилетним. Опять надел идеально подогнанную кадетскую форму. Оценил, глядя в зеркало, свой шикарный вид. Радостно вышел к весеннему КПП (контрольно-пропускной пункт) встречать Ненаглядную…

                Из кубка жизни, в гуще медных скал,
                Рассвет пролил бальзам воспоминаний.
                Пурпурный луч коснулся хрупкой грани,
                Ушёл по льдам на снежный перевал…

                Нектар зари стекает в мой бокал.
                Плывет Сугран по руслу рдяной рани.
                В саду густеет аромат герани.
                Седой кадет спешит на первый бал…

                В блаженном сне, ломая все преграды,
                Сметают грусть твоих волос каскады.
                Врачует рану сердца горний взор…

                Медвяный омут – плен очей бездонных –
                Разъял петлю сомнений многотонных.
                Лечу к тебе над морем синих гор…

         Неизбежно взрослея где-то там, вне моего мира, в каких-то банально-линейных временах, в моём личном, инобытийном, вневременном Измерении я останусь вечно юным, окружённым, как и прежде, феерическими гирляндами нежных Тайн. Как сейчас, в эти вневременные Мгновенья, Минуты, Часы, вмещающие сонмы тысячелетий…
          На уровне подсознания, в недосягаемых недрах духа, наивно верится: сия феерическая Идиллия, объёмно ожившая в памяти, в самой гуще кадетских душ, - неотъемлемая часть моего “Я” - и есть начало, преддверие того самого Рая, Который уже давным-давно, предусмотрительно уготовил мне на Небе САМ ВСЕМОГУЩИЙ БОГ.
  Но все мои заветные мечты о кадетском счастье с любимой девушкой; все
сладостные грёзы об интереснейшей, захватывающей жизни бравых юнкеров, столь вдохновенно воспетой Куприным; все трепетные надежды, романтические ожидания, связанные с офицерской службой в стратегической разведке, сулившей заморские странствия, судьбоносные спецоперации, невероятные приключения, бытийные Прорывы, - всё сие имело сугубый смысл именно потому, что неизбежный финал нашего земного, временного бытия - это отнюдь не жалкий конец всего и вся, как учили и учат скудоумные безбожники, а лишь начало совершенно иной, потусторонней, безсмертной Жизни со ХРИСТОМ и во ХРИСТЕ, среди нездешней, ошеломляющей Красоты; на лоне нетленной, светоносной Гармонии; в Вечном Царстве Божественной Славы…
        И попасть в этот чудный, уникальный, неизреченно-блаженный Мир может только тот, кто, веря в Бога, совершая добрые дела, проживёт свою земную жизнь достойно и праведно…
        Такая жизненная установка создавала нужную мотивацию. Вырывала из замкнутого, порочного круга банальной повседневности. Поднимала настроение на небывалую, ослепительную Высоту. Нежно приоткрывала грандиозные, сногсшибательные Перспективы. Неизменно помогала преодолевать любые трудности. Неудержимо влекла в таинственное, чарующее “Завтра”. Победно осеняла неувядающим творческим Вдохновением. Дивно отверзала всё новые и новые сверкающие бытийные Горизонты…
                В ностальгический Час, разрывая тенета казармы,
                Ускользнув в самоволку, попав на студенческий бал,
                Создаём для грядущих Прорывов крутые Плацдармы.
                И манит разудалых парней неземной Перевал…

                Мы - разведчики Бога - грустим о небесной Отчизне,
                Созерцая за стонущим морем сполохи зарниц.
                Разрубая грозу, острие восхитительной Жизни
                Рассекает титановый кокон бетонных темниц…

                Если б мог налету оседлать неподвластное время
                И стреножить века, обуздав из безудержный бег, -
                Я бы скинул с пытливой души непосильное бремя
                Замурованных будней… Увидел бы сладостный Брег
                Необъятно-чудесных Миров, где в блаженном Эдеме,
                Вне крутых треволнений, когорты спасённых живут…
                Но земные умы - даже гении - явно не в теме.
                Не распутать им Гордиев узел фугасных минут…

                Может, радостным вечером, после весеннего бала,
                Под фламенко влюблённых Надежда для нас запоёт…
                И тогда средь мерцающих бездн мы наполним бокалы,
                Изнутри поднимая над временем наш Звездолёт…

                Нам откроется доступ вовнутрь, к запредельным секретам.
                Просияют, как вешнее солнце, святые сердца.
                Будто лезвия молний, блеснут шифрограммы поэта.
                В ослепительном СВЕТЕ с Восторгом увидим ТВОРЦА… 

          Весна – 1970-го. Поздний вечер, - примерно, - 23.20. Изящный ятаган нежного месяца над грустными куполами Покровского храма…
 Массивные здания из красного кирпича. Первые пахучие листочки на знакомых тополях у пограничного забора. Одинокий КПП в конце плаца. Безмолвная территория нашей “кадетки” …
  Длинный паркетный коридор, до блеска натертый мастикой. Задумчивый дневальный у тумбочки. Лежащий на ней приключенческий роман Жоржи Амаду, замаскированный служебным журналом. Спальные помещения пятой роты…
  Просторная комната с высоким потолком. Аккуратные солдатские кровати, залитые лунным светом. Идеально сложенная форма на скромных деревянных тумбочках. Размеренное дыхание засыпающих кадет…
  Лежу на спине, заложив руки за голову. Сосредоточенно размышляю о романтической жизни будущего белого офицера. Наивно строю далеко идущие планы. Мечтаю о своей несравненной Ассоль…
  Неожиданно улавливаю едва различимые звуки. Почти безшумно приоткрывается входная дверь. К нам, в расположение третьего взвода, проникает “гонец” из шестой роты, расположенной прямо над нами, на четвертом этаже…
   - Хулиганы бросают камни из парка, через забор, в окна санчасти! – звучит  громкий, взволнованный шёпот. – Забыли прошлые уроки. Совсем оборзели.  За такую наглость надо их проучить.
    - Причем, как следует, - поддерживает кто-то из наших, - чтобы запомнили на всю жизнь и передали следующим поколениям!
    -  Шестая уже пошла, - уточняет вестник, два ваших взвода – я у них был – сейчас выходят. А вы?..
     - Ясное дело, пойдем! - заверяют сокурсника наши неформальные вожди. – Неужели думаешь, что 3-ий останется в стороне?!.
          Взвод молниеносно одевается. Быстро выскальзывает из спальни. В полутемном коридоре собирается вся 5-я рота. По широкой лестнице  спускаемся на плац. Стремглав пересекаем широкий асфальтовый  прямоугольник. Мимо учебного корпуса и столовой проносимся к забору.  Сквозь знакомые проломы организованно покидаем территорию училища. Сосредотачиваемся в весеннем парке…         
          Вокруг – никакой шпаны. Будто все вымерло. Лишь одна юная парочка сиротливо ежится на на скамейке под липой. Кто-то уже принес сюда грозную новость:
        “КАРАТЕЛЬНЫЙ ОТРЯД - НА ПОДХОДЕ. Пора сваливать, пока не поздно!”
    Плотной ротной колонной, в среднем темпе, пробегаем по опустевшим аллеям.  Ищем противника и никого не находим. Местные  ребята  словно  растворились.  Не снижая  скорости, выбираемся  из  парка.  Огибаем угол ближайшего микрорайона. По широкому тротуару возвращаемся в родное МсСВУ…
   Впереди возникают белые “Жигули” – милицейская машина,  въехавшая  на  середину тротуара. Стоящий рядом самодовольный  “страж порядка”,  едва заметив  нас , залезает в салон и судорожно захлопывает дверь. Дружно обступаем объект атаки. Смотрим, где поудобней  ухватиться.  Легко отрываем машину от асфальта.  Приподнимаем ее сантиметров на 40. Проносим несколько метров на руках и…бережно опускаем… Надо было видеть крайне озабоченные, не на шутку испуганные физиономии бедных ментов,  чинно плывущих по воздусям на своей таратайке!..
          Окрыленная  когорта  пробегает  через  распахнутые ворота КПП.  Кто-то уже предусмотрительно позаботился, чтобы  они  не  были  закрыты.  И тут происходит великолепная немая сцена. Я забегаю одним из последних. Рядом - мой верный друг с грифом от гитары в правой руке - внук известнейшего маршала. Внезапно, как из под земли, появляется дежурный  по училищу, изумлённый майор Резниковский. Он буквально впивается  взором в отломанный гриф и не может оторвать взгляда. Кажется, его потрясает  не  столько  само ЧП(чрезвычайное  происшествие) и  наше  в  нем  прямое  участие,  сколько необычное оружие  моего  соратника – то,  что  совсем недавно было неотъемлемой частью музыкального инструмента.  Мы, не останавливаясь, виновато улыбаемся и, как ни в чем не бывало, продолжаем стремительное движение к нашему корпусу, похожему на  плывущий сквозь звезды  линкор…
         Принимая активнейшее участие в этой акции, ощущал себя дореволюционным кадетом, царским юнкером, белым офицером, готовым  на  любые  подвиги  во  славу любимой Отчизны!..
         И никаких последствий…  Всё замяли…  Тишь да гладь…   Наши  офицеры-воспитатели, командиры взводов и рот никогда не афишировали такие происшествия.
         По слухам, во второй половине 60-х, неоднократно случались массовые
драки с гражданскими, настоящие кровавые побоища, - и в Москве, и в летних лагерях, километрах в двух от лесного городка космонавтов, под Чкаловской. Но бравый начальник МсСВУ, Герой Советского Союза, генерал-майор Федотов имел очень влиятельные связи в высших военных кругах и в КГБ. При необходимости брал кадет под свою защиту. И мгновенно решал все острейшие проблемы с учётом училищных интересов, исключительно в нашу пользу.
          В МсСВУ наблюдалось заметное увлечение боксом. Он был весьма популярен. Особенно, среди кадет - “старичков”. Но и салаги не отставали.
          В нашей 5-ой роте учились, как минимум, трое отличных боксёров. КМС (кандидат в мастера спорта), юркий, вёрткий Воеводин (лёгкий вес) и двое средневесов-полутяжей: перворазрядник Майский и его коллега (фамилии не помню) со вторым разрядом.
          Мои регулярные занятия этим видом спорта закончились после спарринга с Воеводиным. Ему требовалась серьёзная подготовка к тяжёлым боям на чемпионате Московского военного округа. Несмотря на долгие поиски, приличных спарринг-партнёров так и не нашли. Пришлось подключиться мне. Никакого ринга в нашем училище не было. Мы боксировали в обычном спортзале, на борцовских матах. Через несколько секунд я оказался в нокдауне, на полу, получив лёгкое смещение носового хряща. Картина маслом. Всё ясно: хорошего боксёра из меня не получится.
          Но интерес к боксу ничуть не уменьшился.  Напротив.  Стал неуклонно
возрастать. Именно поэтому в летнем лагере 1970-го, возле спортивного городка, рядом с густым лесом, на зелёной лужайке, перед вечерней прогулкой, я стал очевидцем интереснейшего зрелища. Увидел легендарный учебно-показательный бой кадета Майского и капитана Новикова, который явно относился к категории супертяжеловесов.
          Сгорающие от нетерпения болельщики окружили плотным кольцом место поединка. Судья отсутствовал. Никаких раундов не планировалось. События развивались спонтанно, по наитию.
          Форма одежды: армейские майки, трусы, полукеды и видавшие виды боксёрские перчатки.
          Перед началом судьбоносной схватки развернулся, примерно, такой диалог:
    - Товарищ капитан, давайте сразу же договоримся по-джентльменски: никаких обид, если я вас побью.
    -  Побьёшь такого тяжеловеса?!. Не смеши… Задавлю тебя одной массой…
    - Не сможете. Техники не хватит. Вы в боксе - дилетант. А за моими плечами - немалый опыт.
    - Взрослый мужчина, могучий атлет в расцвете сил против мальчишки, которому едва исполнилось 17. По-моему, итог этого, с позволения сказать, противоборства вполне очевиден.
    -  Боюсь, вас ждёт крайнее разочарование.
    - Это ты серьёзно?! - искренне удивляется широкоплечий, дородный, розовощёкий офицер, пышущий здоровьем. Снисходительно улыбаясь, он обводит присутствующих выразительным взглядом, полным недоумения.
    - Серьёзней не бывает, - задорно кидает наш весёлый симпатичный однокашник.
    -  К бою! - командным голосом подводит итог его решительно настроенный противник. - Пора перейти от слов к делу… Начнём… Сейчас увидишь…
          Супертяж ринулся в атаку. Однако его двойка прошила пустоту. Майский легко ушёл от ударов и лёгким джебом попал точно в лоб капитану. Затем поднырнул под его правую руку и нанёс хлёсткий апперкот в подбородок…
         Потерявший терпение здоровяк попёр вперёд, как танк. Казалось, он действительно сейчас раздавит, расплющит бедного суворовца. Тем не менее, обладатель первого разряда спокойно вошёл в клинч, словно повиснув на удивлённом капитане. А потом, на выходе из клинча, правым сбоку, резко врезал противнику по челюсти.
         Новиков отлично держал удар. Даже не шелохнулся. Такое повторялось не раз. Но постепенно количество принимаемых им ударов переходило в яркое качество целой серии синяков и гематом на его полном добродушном лице. Наконец, он понял: Майского ему не одолеть. Рыцарский поединок - к восторгу ликующих кадет! - завершился сокрушительным поражением взводного офицера-воспитателя…
          Ранняя весна 1971-го. Мы, трёхгодичники, теперь - самые настоящие “старики” - эталон кадетского братства. На подтянутых, стройных, крепких “ветеранов” восхищённо взирают “молодые” с первого и второго курса. Всячески стараются подражать нам в меру своих весьма ограниченных возможностей.
           Кадеты - а мы называем себя именно так! - на полном основании считаются юной армейской элитой. Ещё бы!.. Ведь нами законно гордится вся страна. Оканчивая московскую “кадетку”, ребята получают не только аттестат о среднем образовании, но и удостоверение военного переводчика английского языка. Плюс - общая военно-спортивная и факультативная подготовка… Кроме того, каждый уже имеет благодарность с самого верха, от советского правительства, за выполнение крайне важного правительственного задания (успешное участие в военном параде на Красной площади 7 ноября 1970-го).
          Парадный батальон рослых, статных кадет стоит прямо перед Покровским собором (позднее название – собор Василия Блаженного), рядом с памятником Минину и Пожарскому - освободителям России от польского ига, у Лобного места. Суворовец-трёхгодичник Алексей Козырев – левофланговый четвертой шеренги. Через четыре дня – 12-го ноября – ему исполнится 18. Он полон жизненных сил, творческих замыслов, дерзновенных надежд. Ни на йоту не сомневается в существовании всемогущего Бога. Знает, что никогда не будет коммунистом. Безбоязненно и вдохновенно смотрит в манящее “завтра” …
            Многоголосым эхом мощно прокатывается четкая протяжная команда:
          “Ба-та-льо-о-о-он. Р-р-р-рав-ня-я-я-ясь Сми-и-и-р-р-р-на-а-а-а…
Р-р-р-рав-не-ни-е  на  л-л-ле-е-во-о-о! ”
           Наша филигранно выравненная “коробка” замирает в положении по стойке “смирно”, затаив дыхание, нерушимо сохраняя идеальное равнение. Все напряжённые взоры прикованы к Спасской башне задумчиво-отрешенного Кремля.
          Неожиданно в невероятной, пронзительной тишине слышится странный шорох. Не поворачивая головы, напрягаю боковое зрение. Метрах в пяти от меня происходит непонятное, хаотическое движение, и… Несчастного кадета, падающего в обморок, вовремя успевают подхватить на руки. Ему тотчас дают понюхать нашатырный спирт. Быстро приводят в себя. Исхищают куда-то в тыл. И он уже не пойдет сегодня по брусчатке парадным шагом вместе со своим батальоном. Суворовцы были крепче всех. Нам говорили, что в солдатских “коробках”, у мотострелков и даже десантников, теряли сознание по два-три человека, а у нас – только один.
       При выезде из Кремля командующего парадом, перед торжественным прохождением войск, на Красной площади царит какая-то особая, ни с чем не сравнимая атмосфера. Психологическое напряжение, внутренняя нервозность достигают критической точки. Может, это отчасти вызвано тем, что в люциферическом мавзолее до сих пор бережно хранится мерзкая мумия гнусного Ленина – гнездилище злейших демонов. Участники парадов испытывают громадные душевные перегрузки на собственном опыте. И некоторые, причем, весьма крепкие телом люди, духовно не выдерживают, ломаются. Именно в расчёте на подобные случаи, для замены выбывших,                в каждой шеренге из 20-ти кадет имеются двое запасных. Они с самого начала участвуют в парадной подготовке. Прибывают с батальоном на Красную площадь и готовы – при необходимости – восполнить потери…
          Помолился – и никакой паники!.. Ощутил необыкновенный подъем. Представил, что мавзолея нет.  Позорное дряблое   капище   безследно   сгинуло. Над священной Красной площадью, державно украшая императорскую трибуну, величественно господствует богодарованный Царь освобождённой, преображённой, Православной России. И через несколько минут я победно пройду перед ним…

                Левофланговым, в шеренге четвёртой,
                Безукоризненно, шагом парадным
                Славно иду по брусчатке истёртой,
                Мимо Царя, а не мумии смрадной…

                Сгинула клика глумливых уродов,
                Жгущих иконы, взрывающих храмы…
                Первопрестольная дышит Свободой.
                Переворот совершили не зря мы...

                Светоч истории альтернативной
                Вновь изнутри посылает сигналы…
                Бесов безбожия больше не видно.
                “Крякнул” кумир… Расточились вандалы…
               
         Но раз мы лучше всех - то нам должны сопутствовать наилучшие девушки Союза…
          У нас - сугубый кадетский шик, пленяющий взоры миловидных старшеклассниц и студенток-первокурсниц. Чтобы быть в фокусе их внимания, приходится идти на определённые ухищрения. Некоторые наши франты - ревнители училищных традиций - бережно хранят в надёжном месте второй, нигде не учтённый комплект особой формы - специально для увольнений. Сей тайный набор обязательно включает укороченную, обрезанную по колено чёрную шинель с алыми погонами и петлицами; широкий поясной ремень с металлической пряжкой, отполированной до ярчайшего блеска; идеально отглаженные чёрные брюки с алыми лампасами и щеголеватыми клиньями, мастерски вставленными внизу, так что шикарные “клеша” почти закрывают носки филигранно начищенных чёрных ботинок; приталенную чёрную гимнастёрку с непременной “кокеткой” (сделанная утюгом, ровная горизонтальная задняя складка, на уровне лопаток); чёрную меховую шапку-“пирожок”, аккуратно продавленную во внутрь, и такого же цвета неотразимую “юнкерскую” фуражку с изящно выгнутой тульей, алым околышем и предельно ушитым, крохотным козырьком.
         Помню, промелькнул и сугубо летний вариант форменной одежды. Для выходных и отпусков. Белая гимнастёрка с чёрными брюками. Погоны, петлицы, лампасы - естественно - алого цвета. Такое сочетание было воистину “бронебойным” и смотрелось сверхшикарно.
         Пишу об этом потому, что одно только беглое, мимолётное воспоминание о сих деталях мгновенно отверзает таинственный Портал в чудесное, неповторимое, ярчайшее Время. Победно возвращает кадетскую Юность. Дивно воскрешает давно забытое ощущение потрясающего, непомерного, безпредельного Счастья.
         Та блаженная Пора по-настоящему, на всю Глубину, постигается именно сейчас, когда уже прошло 55 с лишним лет…

                Мы дышали восторгом кадетской феерии.
                Добывали алмазы лирических строф…
                И не ведали: гибель Российской Империи -
                Это - Крах, величайшая из катастроф…

                В нашем сказочном мире далёкое прошлое
                Оживало в парадах, роскошных клешах…
                В самоволках “Орджо” - наши викинги рослые -
                Наводили на фраеров робость и страх…

                Нашу жизнь окружали Иные Реалии,
                Принесённые нам из Нездешних Миров…
                В деревенской войне и дворовых баталиях
                Нас незримо хранил Благодатный Покров…
               
         Как правило, на построении перед увольнением все присутствуют в обычной, ничем не примечательной форме. После долгожданной команды “разойдись” законодатели кадетской моды быстро переодеваются в каком-нибудь укромном уголке. Спешно облачаются в свою коронную “парадку”. Крайне осторожно - дыбы не попасться на глаза слишком зорким курсовым офицерам - спускаются по лестнице. С облегчением выбираются на свежий воздух. Пересекают широкий плац. Благополучно “просачиваются” через заветный КПП (контрольно-пропускной пункт) и… Триумфально выходят в город.
           Главное - когда идёшь по мегаполису - вовремя замечать, успешно обходить военные патрули…


                За портьерой мелькнула актриса - тротиловый образ,
                Разрывающий в клочья сонливость пустого театра…
                Моё сердце метнулось за ней, будто горная кобра.
                Я узнал её сразу… Ведь это - моя Клеопатра…


                Познакомлюсь со жгучей мулаткой лишь после премьеры,
                Отбиваясь букетом камей от крутых конкурентов…
                Нужно быть рассудительным: ревность опасней пантеры.
                Волокиты становятся жертвами тайных агентов…

                Ягуар огнедышащей зависти бродит за сценой.
                Аллигатор ревнивой гордыни прилёг у буфета…
                Кулуары старинного здания дышат изменой.
                Но ничто не стреножит мятежную душу поэта…

                Угнездившись средь кресел, в утробе громадного зала,
                Восхищённо штудирую третью главу манускрипта…
                Репетиция драмы застыла на плахе финала.
                Через сутки, в гримёрной, увижу царицу Египта…

    Театр,  актрисы  и  будущий  разведчик - особый  бытийный  пласт.  Ему
стоило бы посвятить серию интереснейших, захватывающих романов…
    В конце 60-х - начале 70-х училищное начальство установило довольно
тесные, дружественные отношения с театром на Таганке. По всей видимости, главный режиссёр и вся труппа являлись нашими шефами по линии театральной культуры. Однажды наши суворовцы, в том числе 3-й взвод 5-ой роты, где я учился, попали на спектакль об Октябрьском перевороте 1917-го в Петрограде, когда террористическая банда большевиков свергла Временное правительство масонов во главе с Керенским. И те, и другие были лютыми врагами традиционной, монархической, Православно-Самодержавной России. Роль одиозного Керенского, “вольного каменщика” наивысшего, 33 градуса посвящения, досталась известному на весь Союз, знаменитому актёру, поэту и барду Владимиру Высоцкому, песни которого кадеты тайно слушали по вечерам на допотопном магнитофоне. С первых рядов - мы сидели именно там - была отлично видна блистательная игра маститого метра…

                Забуду ль сладкий плен нарядной ёлки,
                Жемчужный бархат зим, текущих вспять?!.
                Но кто же сможет ширь времён объять?
                И грустно смотрит Зуров с книжной полки…

                На россыпь дней ложатся снов осколки.
                Спешу в единый образ их собрать.
                Из дымки детских лет выходит мать.
                Сквозь снег лечу на санках с белой горки…

                В крутой мороз проводят смотр бульвары.
                С восторгом по катку несутся пары.
                Трещит мороз. Ликует детвора…

                Лишь миг – исчезнет Ленин – идол гнусный…
                Взовьется ясный Сокол – Вождь искусный.
                И грянет вновь кадетское “ура” …

          Московская “кадетка”. Счастливая пора. Три незабываемых года…
          Суворовское военное училище на Филях, под сенью Покровского храма, граничило со старинным парком. Он воспринимался как отдельный, таинственный мир. Там можно было познакомиться с юными красавицами и подраться с местной шпаной.
          Весной, особенно, во второй половине мая, это место превращалось в чудесный оазис. Становилось тайным Порталом, ведущим в блаженную благость Иных Миров. Огромные деревья с раскидистыми кронами, густые заросли зеленеющего кустарника, душистый прибой белопенной сирени, благоухающие цветы сладостно манили, неудержимо тянули к себе юные, пылкие сердца. Здесь утешали чутких, влюблённых кадет романтические  свидания. Именно сюда постоянно ходили в самоволку самые отважные смельчаки, мастерски пролезая сквозь тщательно замаскированные проломы в длинной ограде.
                Изумительный клад - материк приключений -   
                Открывает кадету заветный пароль…
                Наступила пора судьбоносных решений.
                Ровно в полдень, за парком, увижу Ассоль…

                Одолею опасный участок забора
                И один, за пределами воинской части,
                Хоть часок попирую на гребне Фавора,
                Ограждая судьбу от грядущей напасти…

                Безграничные шири космических далей
                Соберутся в тот час на окраине парка…
                Вы подобного, думаю, не испытали,
                Отказавшись, увы, от такого подарка…

          На рискованные спецоперации, главным образом, в выходные дни, решались, в основном, бывалые смельчаки с семилетним сроком обучения (с пятого по одиннадцатый класс), считавшиеся “ветеранами”, “стариками”. Тон задавали дерзкие, отчаянные ребята, закалённые в жестоких драках мастера рукопашного боя, орлы-семилетчики из легендарного СВУ в “Орджо” (город Орджоникидзе, ныне Владикавказ), многим из которых уже исполнилось 18. Они прибыли к нам доучиваться, когда их “контору” почему-то расформировали. Эти крепкие, рослые парни с безупречной вправкой, в безукоризненно подогнанной форме, были для нас, “молодых”, реальным воплощением былинных героев.
          Врезался в память первый рейд в заповедный парк, показавшийся целой Вселенной. Со временем сей эпизод породил роскошную новеллу, созданную богатой фантазией пылкого кадета. Апогеем романтических приключений стала внезапная встреча недалеко от разросшейся клумбы, рядом с детской песочницей…
          Статная девочка, милая блондинка невысокого роста, в моём вкусе, неожиданно отделяется от группы говорливых, весёлых, смеющихся подружек. Смело идёт прямо ко мне. С жемчужной улыбкой, слегка зардевшись, непринуждённо бросает:
   -  Сможете честно ответить на два вопроса?
   -  Попробую.
   -  Вы в самоволке?
   -  Да.
   -  Кого сейчас больше боитесь: своего начальства или хулиганов?
   -  В данную минуту больше всего на свете боюсь потерять тебя…
          Сам не знаю, каким образом, без малейших раздумий, родился ответ…
          Моя реплика производит настоящий фурор. Юная собеседница заметно смущается. Секунд на 20 ныряет в глубокое молчание. О чём-то напряжённо размышляет. И затем нежным, бархатным, мелодичным голосом, с непередаваемой интонацией, трогательно, проникновенно подводит итог:
    - Вы меня изумили. Сразили наповал своим ответом. Вот с таким мальчиком, таким суворовцем подружилась бы с радостью…

                Мне пригрезилось: стану блестящим кадетом,
                Разнесу по пирам вековое вино,
                Познакомлюсь с Кариной тропическим летом
                И добуду в боях “золотое руно” …

                Вероятно, парнишка чего-то не понял.
                Угасает заката трагический блеск…
                Унеслись, будто ветер, буланые кони.
                И реальный сюжет превратился в гротеск…

                Идеал ускользал… Словно призрак, двоился…
                Уклоняясь от встреч, превращался в мираж…
                Феерический замок с реальностью слился…
                Романтической шхуне грозил абордаж…

                Я бы сгинул в пучине бытийного моря,
                Провалился в бездонность гламурного зева,
                Напоролся на риф с мегатоннами горя -
                Но меня защитила ПРЕЧИСТАЯ ДЕВА…

            Помню, с каким восхищением наша пятая рота смотрела на шестую летом 1970-го. Сколь искренне завидовала, зная, что кадеты из шестой активно снимаются в художественном фильме “Бег” по мотивам произведений Михаила Булгакова о Гражданской войне в России. Разве забыть, как мы жаждали оказаться рядом с ними?!.
          К сожалению, сюжетная линия кинокартины, созданной по заказу советских идеологов, полностью искажает историческую действительность. Белую Гвардию лживо показывают в уродливо-карикатурном, затравленном виде. Налицо явное желание всячески опорочить Белое Движение.
          И всё-таки – вопреки жесточайшей цензуре – сценарист, режиссёры,  операторы  смогли  отснять  несколько  очень глубоких,  трогательных, запоминающихся эпизодов. Все они надежно замаскированы в общем контексте киноленты и читаются внимательным, опытным взором как бы между строк. Самая яркая, незабвенная зарисовка – в середине первой серии, когда в огромном пустом зале какого-то шикарного, но заброшенного, дворца внезапно, чётко отбивая шаг, с лихой песней на устах, стройной грозной колонной, под белым знаменем появляются готовые к бою, бодрые  юнкера-артиллеристы. Вместе с ними – их храбрые офицеры, которые большую часть своего сознательного бытия прослужили ещё в той, дореволюционной, царской Армии…
         И вдруг унылый, безжизненный зал мгновенно преображается. Блеклое, мертвенное пространство сходу наполняется светом грядущих Побед,  пульсирующей энергией Белого Подвига, полнотой необъятной,  торжествующей Жизни. Ударный юнкерский батальон приносит с собой небывалый духовный Подъём. Безупречная слаженность действий вызывает неподдельный Восторг. От юных орлов в чёрных шинелях с алыми погонами исходит такая сила и Мощь, такой всесокрушающий Порыв, что, кажется, ещё минута, другая – и лживая, большевистская нечисть - гнусная орда неистово-осатанелых богоборцев - будет полностью, необратимо сметена на сто вёрст вокруг!..
          Бравые парни из 6-ой роты всецело вжились в свою роль. Отменно, с душой сыграли белых юнкеров. Мастерски - изнутри - показали их несломленный, героический дух; молодецкую лихость; строевую выучку; сплочённость; чёткое исполнение команд.
          Реальность той далёкой войны была совершенно иной. И об этом стоит хотя бы вкратце напомнить широкой аудитории. Юные витязи Белого Дела ни разу не срывали с себя погон. Не разбегались трусливо в разные стороны, как жалкие шакалы. Тем более, по приказу своих офицеров. Храбрые патриоты, полные мужества и отваги, стояли насмерть. Самоотверженно, жертвенно бились до самого конца, не щадя своих жизней.
          В жесточайших боях с красными прекрасно проявило себя Сергиевское артиллерийское училище, в январе 1920-го эвакуированное морем из Одессы в Крым и 27-го числа прибывшее в Севастополь. Юнкера этого училища носили алые с золотой обшивкой погоны. 28-го января они погрузились в эшелон и двинулись к фронту, на станцию Джанкой. В зимних сражениях на Крымском фронте (Юшунь, Карпова Балка, Армянск, Перекопский Вал)  отличились  десятки  юных воинов. Летом (июль), уже в Севастополе, Главнокомандующий Вооруженными Силами на Юге России – генерал-лейтенант Пётр Николаевич Врангель – лично наградил Георгиевскими крестами 40 доблестных героев, представленных к этой высокой награде за зимние подвиги. Отважные артиллеристы-сергиевцы оставались верны своему воинскому долгу до самого конца Белой Борьбы. Перед Великим Исходом врангелевской Армии – вплоть до 3-го ноября 1920-го - они ходили в караулы, выставляли заставы на Екатерининской улице, на Нахимовском проспекте и других направлениях. До конца прикрывали отход последних частей с Графской пристани. Самыми последними покинули родную землю Севастополя на корабле “Херсонес”.
         Таковы несомненные факты…
                “Слава светлому Воинству Крыма,
                Победившему тягостный плен,
                Тем, чьи очи не слепли от дыма,
                Тем, чья верность не знала измен…”

                (АЛЕКСЕЙ ГЕССЕН,
                1900-1925,
                Белый Воин, утончённый поэт, страдалец-эмигрант)

              Через полвека Володя Азаров, мой кадетский друг, с захватывающим энтузиазмом рассказывал:
    - Потрясающее лето 1970-го. Начало июля. Один из павильонов киностудии “Мосфильм”. Сьёмки идут полным ходом. Настроение у всех кадет великолепнейшее. Однако мы паримся в буквальном смысле этого слова. Нас снимают в шинелях, да ещё тяжёлые винтовки с длинными примкнутыми штыками… Обычную пряжку с пятиконечной звездой мы совсем позабыли. На наших кадетских ремнях красовались новые пряжки с двуглавыми императорскими орлами. На фуражках – царские кокарды. На алых погонах - дивная аббревиатура - НКК (Николаевский кадетский корпус).
    -  Потрясающе!.. Впервые об этом слышу…
    -  И в этой форме ходили по городу. Ездили в общественном транспорте. Спускались в метро. С энтузиазмом покоряли Первопрестольную.
    -  Феноменально!..
    -  Многие на нас взирали с немым изумлением.
    -  Представляю…
    - А мы были счастливы. Ощущали себя настоящими белыми кадетами. Каким-то таинственным образом становились участниками Белого Дела.  Буквально жили той Героической Эпохой. Нас как бы незримо осеняла великая, немеркнущая Белая Идея!
    -  Не сомневаюсь. Сам испытывал подобные чувства…
    - Иногда к нам подходили пожилые благородные люди. Долго, благоговейно созерцали царских орлов на нашей в высшей степени необычной форме. И потом, осторожно наклоняясь, с тихой радостью восклицали шёпотом, на ушко: “Красные ушли?!. Неужели дождались?!. НЕ ЧУДО ЛИ ЭТО?..  Наверно, потихоньку возвращаются старые, добрые времена!”
    -  Нам надо было бы родиться с тобой где-нибудь в 1902 или 1903!..
    - Тогда бы мы точно отправились с кадетами на Дон, биться с красным драконом, - благостно улыбается Володя…
      Летом 1970-го, проучившись два года  и  успешно  завершив  лагерный
период, возвращаемся перед отпуском в столицу и решаем в последний раз навестить заветный уголок - любимый лагерь в Московской области, недалеко от городка космонавтов.  Нас – всего трое.  И каждый, естественно, в военной форме…
          Как радостно сознавать, что мы – русские суворовцы! Точнее  говоря,
те самые царские, белые кадеты. А, значит, – цвет общества, элита нации, надежда Армии.  И не беда, что на внешнем уровне, везде – красная Совдепия. Необоримая Белая Империя – Святорусская Державность – живёт и побеждает глубоко внутри – в кадетских сердцах. Неизбежно наступит благоприятное время, и “наши люди” восстановят Православно-Самодержавную Монархию. Всё придёт в норму и вернётся “на круги своя”. Вот тогда-то мы действительно заживём, возрадуемся, возликуем!..
      Примерно, так  можно  было  бы  описать  наши  яркие, невыразимые в
словах мысли и  чувства…
     Приезжаем  днём  на  Ярославский  вокзал.  Удачно,  без тени ожидания
садимся на знакомую электричку. Прибываем на станцию “41-й километр”, если не ошибаюсь, на Монинском направлении.  С  удовольствием  проходим
по тихой лесной дороге привычную дистанцию и выбираемся к летнему лагерю МсСВУ, где теперь уже находятся курсанты ВИИЯ – наши сменщики. Легко знакомимся с весёлыми, дружными “французами”, “испанцами”, “немцами” – будущими разведчиками. Два-три часа проводим в теплой, сердечной беседе…
       А потом  –  ранним  вечером  –  через  душистое  поле  направляемся к 
ближайшей деревне, в знаменитую рощу, где собирается на танцы местная молодёжь. Это – дерзкая демонстрация на территории противника, в зоне “боевых действий”, и вместе с тем не только предельно рискованное мероприятие, но и явно самоубийственная акция, ибо московские кадеты давно враждуют с деревенской шпаной. Временами случаются жестокие, страшные драки…

                Разрубая стихирой Безмерность мерцающей Бездны,
                Прорываясь сквозь звёзды к Мирам неземных Идеалов,
                Обнимаю вселенские Глуби… Бои неизбежны…
                И надев галактический шлем, опускаю забрало…

                Я - космический странник в Безмерности злых Одиночеств.
                Я - стреноженный крейсер на рифах невидимой Брани.
                Но победа - блаженное чадо древнейших пророчеств -
                Зажигает рассвет на просторах рубиновой Рани…


                Одолев времена, сокрушив неподъёмные сроки,
                Загружаю прекрасные Миги в крутой Звездоплан.
                Расцветает надежда… Пирует заря на Востоке…
                ВСЕПРЕЧИСТАЯ ДЕВА сметает бытийный капкан…

           Говорят,  когда-то  на   границе  нашего  лагеря  собрались  чуть  ли  не
сотни человек с обеих сторон. Все заранее подготовились к роковой схватке. Однако вовремя прибежал дежурный офицер. Несколько раз выстрелил в воздух из табельного пистолета Макарова. Пригрозил открыть огонь на поражение по тем, кто начнёт драку. Таким образом удалось предотвратить жуткое побоище, для многих чреватое тяжёлыми увечьями и даже летальным исходом!..
          Спокойно, неспешно  шествуем  по длинным полутёмным аллеям столь
знакомой оживлённой рощи. Повсюду – множество деревенских парней, изумленно взирающих на трех щеголеватых, безстрашных суворовцев. Казалось бы, логически мысля, надо ужасаться, осознавая и видя реальную, грозную опасность. Но – как сие ни странно! – душа ликует и поёт, твердо зная, что Господь – рядом и всегда поможет…

                Армады строф, каскады рифм упорно,
                Из века в век зовут за Горизонт,
                Где румбы южных Гроз звучат задорно,
                Куда влекут Вертинский, Грин, Бальмонт…

                Ведь Там, под сенью Золотых Свечений,
                На острие провалов и Побед,
                Нас ждут эскадры чудных Приключений.
                Но вечный странник вдруг теряет след…

                О, сны Земли… Цветут метаморфозы
                На древе пышных грёз… Бросаю клич:
                “Очнись, кадет… Беги от сей Угрозы…
                Воспрянь - и сможешь Жизнь Небес постичь!”

                Благие души, с буйной плотью споря,
                Сквозь мглу ментальных пут прорубят Путь
                В долину райских кущ, где нету горя…
                И шашка не успеет полоснуть…

                Умчит заря ораву мрачных туч.
                Погожий день послужит нам примером…
                Спасённый юнкер - узник жгучих круч -
                В Полках Господних станет офицером…

       Наивная, детская Вера послужила неодолимой защитой. Не произошло
никаких эксцессов. Крохотный отряд из Москвы благополучно продолжил своё ностальгическое странствие. Наш предводитель – смелый, опытный кадет Пулторак, до московской “кадетки” проучившийся целый год в каком-то ПТУ (профессионально-техническое училище; в советское время - кузница кадров для “рабочего класса” и заводской шпаны), – сумел доходчиво объясниться с самыми влиятельными хулиганами. Они как-то сразу поняли, что мы прибыли сюда, дабы мирно попрощаться с безценной, кадетской Юностью, и не собираемся отбивать у них девчонок.  В результате
несложных, быстрых переговоров появилось джентльменское соглашение. И нас не тронули. Более того. Никто не бросил в нашу сторону ни одного косого взгляда!..
           Благоуханно, призывно дышит чудная, романтическая ночь. Мягкие волны лунного света таинственно заливают огромные кроны вековых лип. Лучезарные контуры Будущего трепетно проступают сквозь мерцающие хороводы задумчивых звёзд. Загадочно манит сверкающая танцплощадка под ласковой сенью могучих дубов и раскидистых акаций. Дивные мелодии нежно влекут в какую-то запредельную, грёзовую даль. Юные мечты – именно в эту минуту, прямо на глазах – как бы становятся сказочной Явью. Кажется, ты не в Подмосковье, не в летнем военном лагере, не в самоволке, а на четырехмачтовом барке “Крузенштерн”. Идешь под парусами вокруг света. Делаешь длительные остановки в экзотических странах. Ещё Миг – и наяву увидишь какие-нибудь Азорские или Гавайские острова, изумрудные джунгли Южной Америки, белопенные реки Западного Памира, исполинские кручи Гималаев, душистые саванны Африки, песчаные барханы Синая…
            И ещё больше… Неизмеримо больше!.. Ты проникнешь в суть времени. Победно одолеваешь его своенравное течение. Необратимо избежав старения, обретаешь вечную Молодость. Попадёшь в сердцевину Вселенной. Созерцаешь необозримые просторы внутреннего Космоса. Постигнешь все тайны Мироздания…

                Я искал Идеал - мою девочку-грёзу -
                На весенних балах и в завьюженной мгле,
                На курортах, в дворцах, не подвластных морозу,
                Но, должно быть, её уже нет на Земле…

                Перевалы галактик штурмуют герои.
                Ум объемлет Миры, как раскидистый кедр.
                Моя жизнь - прожигающий тьму астероид,
                Устремлённый в Безмерность космических недр…

                Пролетаю внутри мириады созвездий.
                Макрокосмос безмерен, как кварк или квант.
                Карлик будней бежит от разящих Возмездий
                В неотмирную сферу, где время - Гигант…

                Лунной ночью вдыхаю флюиды сирени,
                Притянув к себе Юность за звёздную нить.
                Эти россыпи Тайн из Иных Измерений
                Не объять, не раскрыть, не постичь, не вместить!..


                Я плыву через кроны мерцающих пиний,
                Над кольчугами скал, в Лучезарный Чертог.
                Сокрушая редуты бесовской гордыни,
                Потрясённой душе открывается БОГ…
          
         И невозможно представить, что это чудесное плавание когда-либо завершится у последнего причала… Напротив!.. Вполне естественно ни на йоту не сомневаться, что оно безконечно, как и мы сами. Как и наше стремительное, кумулятивное Бытие в этом громадном, необъятном, сногсшибательном Мире…
    В июле 1970-го, после военного лагеря ухожу, наконец, в долгожданный
отпуск. Попадаю по блату в старший отряд какого-то элитного пионерского лагеря от Минобороны. На скором поезде отправляюсь в солнечный Крым, на берег Чёрного моря, в Евпаторию.
     В  купе  знакомлюсь  со  стройной, красивой девушкой моего роста. Эта
обаятельная 19-летняя студентка из педагогического института – гимнастка и отличница – оказывается нашей вожатой. Узнав, что я – её “пионер”, не скрывает своего изумления. Под её опекой - 14-летние подростки, в основном, девочки. Только трём исполнилось 15. А тут перед ней – плотный, мускулистый кадет, которому через три месяца стукнет 18. Почти взрослый мужчина…
  - Как вы, Алёша, представляете себе отдых среди детей? – с мягкой иронией, Неумело пряча улыбку, проникновенным голосом вопрошает кареглазая москвичка. - И каким образом вам удалось к нам внедриться. Ведь это – очень непросто!
  - Моя главная задача – охранять милый пташек. Особенно, одну из них.
  -  Кого именно?
  -  Знойную креолку из Гондураса.
  -  А точнее?
  -  Вас, сеньорита.
  -  Ответ сногсшибательный! – заразительно смеется Оля, сверкая жемчугами белоснежных зубов. – Таких комплиментов я ещё не слышала. И всё-таки чем собираетесь заниматься?
   - Везу с собой любимое снаряжение: маску и трубку, ласты, нож  диверсанта. Уйду с головой в подводную охоту, чтобы отточить навыки боевого пловца. И, конечно же, в вашем лице буду беречь, как зеницу ока, моего юного, милого, очаровательного командира.
   - Чувствую,   впереди  -  “весёлый”  отдых! – умная  собеседница  одаривает
меня долгим, пристальным, изучающим взглядом. - Со спокойной жизнью придется распрощаться. Получу из-за вас ни один выговор… Но, вопреки всему, мы станем настоящими друзьями…
   - Иного и быть не может, - заверяю милую Ольгу.
   С  раннего  утра  до  позднего вечера  –  с  перерывами  на  завтрак,  обед,
полдник, ужин – я удалялся от лагеря на приличную дистанцию  и ликовал на тихом, безлюдном пляже. Нежился на горячем песке. Загорал и купался. Изучал морское дно. До “посинения” нырял за полыми, выпотрошенными солёным морем, уже полностью готовыми для коллекции, эффектными клешнями крабов. Замёрзший, но счастливый, еле выбирался на берег. Согревался, боксируя с тенью. Отрабатывал приёмы самозащиты без оружия. Разминался и делал пробежки. Созерцал роскошные закаты. Упивался блаженным Уединением и царственной Свободой.
   Перед отбоем, всласть налюбовавшись звёздными россыпями, задумчиво
подходил к огромному костру. Завороженно смотрел на высокое гудящее пламя. С нескрываемым удовольствием слушал, как почти медная от загара, неотразимая брюнетка - самая эффектная из лагерных девочек – специально для меня (мы знали об этом только вдвоём с ней!), потупив очи долу, с нежным румянцем на выразительном личике виртуозно исполняет на гитаре старинные цыганские романсы, зажигательные испанские мелодии…

                Грёзы о Несбывшемся…

        На следующий день, ровно в 8.30 утра, за шумным, весёлым завтраком в
огромной пионерской столовой с захватывающим видом на море, я время от времени окидываю беглым взглядом один из соседних столиков, где сидят девчонки. Нахожу мою милую, верную союзницу, Восхищённо любуюсь безупречно красивым ликом пятнадцатилетней гитаристки. Она отвечает полной взаимностью. Иногда наши взоры пересекаются, и тогда пространство озаряет незримая вспышка. Такие визуальные контакты говорят на порядок больше, чем самые изысканные, красноречивые, словесные признания. В эти Мгновенья мы одновременно покидаем неугомонную столовую. Невидимо переносимся с ней в какое-то особое, сугубо наше Измерение. Попадаем в чудесную Страну, не имеющую ни конца, ни края. Обретаем, лелеем дивный, нездешний Мир - вечно юный, цветущий, сверкающий мириадами сладостных Граней…

                Проникая в сознание царственным взором,
                Ты уводишь кадета в чарующий плен,
                Наполняешь грядущее светлым мажором,
                Поднимаешь Надежду с разбитых колен…

                Опуская глаза, я смотрю на тарелки.
                Но внутри воспаряю над шлемами гор.
                На часах бытия переводятся стрелки,
                Открывая для Чувства лазурный Простор…

                И когда золотисто-пурпурные чары
                Неземного заката коснутся струны,
                Ты раскроешь мне Тайну испанской гитары.
                И окажутся Явью чудесные сны!..

           В нежно-медвяных, кристально чистых очах сияет Восторг и Любовь. Вся изумительная внешность излучает благодарность, готовность пойти за мной в огонь и в воду. Ведь я дважды защитил её от заезжей шпаны - наглых молодых хамов из какого-то партийного клана в Симферополе. Притом, используя “высшие связи”, проделал сие со спокойным достоинством, как бы слегка небрежно, без малейшего напряжения. После этого не докучал излишним вниманием. Пару дней вроде бы даже не замечал вовсе. Лишь однажды, “случайно” встретив на вечернем пляже, у самого моря, одну, с чувством сказал всего несколько слов: “Отменно владеешь гитарой. Ещё лучше поёшь. Так держать, голубка!” И медленно двинулся дальше, вдоль берега…
           Всю ночь напролёт думал и грезил об этой стройной, загорелой, неотразимой “пионерке” с идеальной фигурой, утончённой грацией, душистой волной роскошных тёмно-каштановых волос…
           На рассвете украдкой, по-партизански, отправился на море. Сделал зарядку, хорошо размялся, отлично поплавал. Вдосталь налюбовался нежно- алой зарёй. Перед самым подъёмом незаметно вернулся в нашу пионерскую “келью”. Озорные мальчишки всё ещё спали. Хотел потихоньку заправить кровать и…обнаружил под одеялом три свежие, нежно благоухающие густо-бордовые розы, а под подушкой - маленькую записку с аккуратным, каллиграфическим почерком:
                Милый Алёша!

           Здесь мой киевский адрес, домашний телефон. Звони в любое время. Огромное спасибо за помощь. Всегда буду помнить те минуты…
           Мы почти не общаемся, но сердце чувствует, знает: я тебе очень нравлюсь. А ты…
           Ты вошёл в мою душу, как сказочный сон. И это - навеки…

                Крым. Евпатория. 22 июля 1970 года.
                Благодарная Мила (только твоя!)

             Нахожусь под мощнейшим впечатлением. Все думы - лишь о ней одной. Дневное время пролетает молниеносно. За ужином неприметно передаю моему нежному другу сложенный вчетверо листок бумаги с ответным посланием:
                Милая Мила!

            Сердечно благодарю за чудные дары. У меня просто нет слов. Розы и письмо - настоящие шедевры. Думал о них весь день, летая где-то высоко-высоко над Землёй. Я и сейчас в открытом Космосе!..
             Жду тебя на нашем месте ровно в 24.00. Возьми с собой гитару.

                Крым. Евпатория. Ранний вечер. 22 июля 1970 года.
                Твой Алёша.
             Ночная встреча превзошла все мои ожидания!..
             В 23.45 я уже был в нужной точке. В 23. 57 появилась нетленная фея. Мы удобно расположились на деревянном топчане у самой воды. В блаженном безмолвии любовались звёздным небом. Взявшись за руки, долго гуляли по безлюдному берегу. С восторгом купались в таинственно влекущем море под лунным сиянием. Романтически согревались у крохотного уютного костерка. По очереди, едва слышно, играли на гитаре. Пели свои собственные песни. Парили на крыльях Блаженства. Всё то, что тогда происходило, может передать лишь Поэзия в высшем смысле этого слова…
                Эти юные странники встретились тайно
                Под ночное фламенко мерцающих грёз.
                Чудо-ночь укрывала Любовь идеально,
                Отсекая Её от злодейских угроз…
 
                Они плыли вдвоём в изменённом пространстве,
                Одолев энтропию, разлад, суету.
                И мистерия Нежности в звёздном убранстве
                Ради них оставалась всегда на посту…

    -  Алёша!.. Ты только взгляни - что над нами. Целый океан звёзд. И каких!..
    - Лампады ГОСПОДНИ… Алмазы космических тайн… Загадочные плеяды кормчих созвездий… Вот чётко видна Большая медведица. Прямо в зените -  Трон Кассиопеи. А поодаль - мой любимый Пояс Ориона…
    - Небывалая, ослепительная Красота! - восторгается милая девочка и прекрасная невеста в одном лице.
    - Поэты, барды, менестрели, художники, влюблённые всех времён неизменно восхищались звёздным небом… Лучшие умы человечества воспевают сию Несказанность…
    -   Хочется всматриваться в неё, любоваться ей безконечно.
    - Именно так… Ибо вся природа, весь необъятный Космос - непревзойдённые шедевры всемогущего БОГА, сотворившего Небо, Землю, всё вокруг, нас с тобой…
                Но проникнуть ли нам в неземные Анналы -
                Сокровенную глубь неземного Дворца?..
                Иероглифы звёзд посылают Сигналы,
                Сберегая для нас шифрограммы ТВОРЦА…

                И мы жаждем прорваться за грани земного,
                Упорхнуть, воспарить в запредельную НОВЬ,
                Постигая безмерную Сладость ИНОГО,
                Созерцая внутри КРАСОТУ и ЛЮБОВЬ…
               
    -  Лучше не скажешь… Ты крещёный?
    -  Конечно.
    -  Я тоже, - нежно роняет пленительная собеседница. - Мне очень нравится Киево-Печерская Лавра. Часто бываю там. Потихоньку молюсь у мощей преподобных Отцов.
    -  Умница…
    -  Ты был в Киеве?
    -  Пока нет. Но в скором будущем непременно буду. Ведь там, в чудном тереме, живёт королева моего сердца.
    -  Как же здорово, что мы оба - верующие! - пылко восклицает Мила и, переполненная восторгом, крепко сжимая мою руку трепетными пальчиками, с заразительным пафосом берёт победный, триумфальный аккорд. - Какая радость - быть вместе, понимать друг друга с полуслова!..
    -  И на уровне тончайших энергий - мгновенно, с филигранной точностью - улавливать движения наших душ, должным образом реагируя на это.
    -  Да, да, мой единственный витязь. Ты читаешь мои мысли… Царишь в моём сердце…
    -   Взаимно, услада души моей…
          Каждое её слово, движение, прикосновение щедро дарило важнейшие коды доступа к неведомым шифрам Вселенной. Властно манило в сверкающую Безконечность. Нежно влекло на пир Красоты. Пленяло чарующей Новью. Согревало сладостным Теплом. Излучало упругую живоносную Энергию. Несло в себе дивную Тайну. Отверзало сокровенные горизонты глубинного Бытия. Заливало трепетной Радостью восторженное сердце юного витязя. Делало его смелым, сильным, могучим. Сулило головокружительные Перспективы в блаженном, нескончаемом “Завтра” …
          Только раз в метафизических глубях духа - грозной кометой - блеснула кумулятивная мысль: “Неужели сие Диво когда-нибудь пройдёт, исчезнет, канет в небытие?!”
    -  Ты - моё Вдохновение. Рядом с тобой не могу не творить. Дарю тебе новую песню. Она родилась прямо тут. В наши чудные Миги, Минуты. Под трепетными дланями пряного бриза.
     -  Дерзай, Алёшенька… Я вся - Внимание…
     -  Поверь, моя ласточка: 

                Искал тебя в долине роз,
                В горах, на острие Экстрима,
                Под мощный рокот летних гроз.
                И вот нашёл на пляже Крыма…

                Мы - два луча одной Звезды -
                Парим сквозь Глубь безмерной Дали.
                Летим в небесные Сады,
                Пронзая толщу звёздной Шали…

                Размах мерцающих Миров
                Влечёт к Себе, сметая бренность.
                Сулит влюблённым вечный Кров.
                Возносит дух в Неизреченность…

                Всё то, что было, будет Вновь.
                Царит над морем Первозданность.
                Пирует вечная ЛЮБОВЬ.
                Сердца объемлет Несказанность…

                Мы пьём нетленное Вино
                Из кубка неизбывной Ночи.
                Отныне ты и я - ОДНО.
                ЛЮБОВЬ Безсмертие пророчит…
               
                И пусть волос твоих Каскад,
                Как вешний дождь, меня омоет,
                Когда июльский Звездопад
                Плащом восторга ночь накроет…

    -  Браво… Брависсимо!..
    -  Понравилось?..
    -  Ещё как…
    -  Рад… Бальзам на душу…
    -  Сегодня же - ты продиктуешь - запишу слова этой песни в мой дневник, - в сияющих очах Милы трогательно поблёскивают слезинки Умиления, крохотные бриллианты сладчайшего Чувства. - Вместе подберём мотив. Положим чудесный текст на музыку.
     -  Решено, серенада Гранады… Так и сделаем…
     - Я вот подумала: вокруг нас - мириады загадок, нераскрытых тайн. На белом свете живут миллиарды людей. С некоторыми из них мы пересекаемся. Одни, причём, с первого взгляда, вызывают симпатию. Другие нам безразличны. Третьи - явно антипатичны… И в этом сокрыта некая непостижимая Таинственность… Помню, ты посмотрел на меня в первый раз. Сразу же почувствовала твой взгляд. Что-то внутри сдвинулось, встрепенулось. Оглянулась и…
    -  Сходу сразила Алёшу наповал, - с улыбкой вклиниваюсь в монолог очаровательной киевлянки. - Всю мою душу, всё естество вдруг нежно, целительно обожгло какое-то сладостное, живоносное Пламя.
    - Со мной было то же самое, - радостно добавляет прекрасная десятиклассница с внешностью кинозвезды, чем-то неуловимо похожей на юную Лолиту Торрес - блистающую жемчужину Аргентины.
    -  Ты сама - герцогиня Мистерий, запредельная Тайна… Смотрю на тебя… Неотрывно любуюсь тобой и…

                Прощай, Земля… Взмываю в Вышину,
                Нырнув в Бездонность чернобровой Тайны…
                Вот так бы ЖИТЬ, объяв душой Весну,
                Лелея в сердце Образ Идеальный!..

                А на Земле ликует Пир времён.
                Корветы лет в Грядущее нырнули…
                Чертог поэта Грёзой озарён.
                Так где же я?!. Должно быть, мы уснули…

                Но нет… Фиеста духа - данность, Явь.
                Навек ушло бытийное ненастье…
                Буруны века одолеем вплавь.
                И встретим наш Триумф в квадриге Счастья…

    -  Хотелось бы неустанно слушать твои стихи всю оставшуюся жизнь, - вдохновенный лик обворожительной школьницы красноречиво говорит сам за себя. - Впрочем, в известном смысле, так и будет… 
          С явной неохотой, медленно, крайне осторожно - дабы никому не попасться на глаза - возвращаемся в ночной лагерь. Всеми фибрами души, каждой клеточкой тела жаждем продлить нетленные, неповторимые Мгновенья нашей потрясающей Взаимности, глубинной Соотнесённости, обоюдной Открытости. На углу спального корпуса, среди зыбких теней, делаем остановку. Лучезарная сеньорита о чём-то спрашивает, но блаженный гранд уже восхищен на Пиршество Жизни:

                В лунной неге я пил этот сладостный голос,
                Как Бордо из Парижа… Хрустальный бокал               
                Отражал своим звоном венчальное соло
                На гавайской гитаре сквозь свадебный зал…
               
                Нас влекла за собой Каравелла феерий.
                И мы ринулись к звёздам под клич соловьёв.
                Распахнулись внутри лучезарные двери.
                Кубок Счастья наполнен до самых краёв…

                Дивно плыть по Мистериям лунных аллей,
                Созерцая разлёт тополиного пуха,
                Становясь с каждым Мигом богаче, светлей,
                Умножая ЛЮБОВЬ в ЕДИНЕНИИ ДУХА…

                Наша чудная Встреча воспета Шекспиром.
                Гумилёв посвятил ей свои “Жемчуга”.
                Воздвигаем фужеры с лучистым Эфиром.
                Как же эта Голубка мила, дорога!..

          В незабвенные кадетские годы, терпеливо одолевая пространство-время, я радостно шёл по житейскому морю под алыми парусами сказочных Иллюзий. Постоянно ожидал чудесное Явление личного, небывалого, всеобъемлющего Счастья. Ничего не знал о страшной, безудержной пандемии воинствующего зла, заливающего мутными, грязными волнами агонизирующую планету. Не имел никакого понятия о жуткой геополитической Катастрофе, сразившей Имперскую Россию в феврале-марте 1917-го и добившей её в октябре того же года. Пребывал в блаженном неведении относительно великого трагизма самого нашего существования в этом падшем, многоскорбном мире. Неизменно находился в приподнятом настроении. Беззаботно жил, не встречая ни малейшего намёка на тоску-печаль…
          Лишь теперь, с высоты прожитых лет, в ином веке, ином тысячелетии начинаешь   по-настоящему   постигать  глубочайший  смысл  великолепного
афоризма, автор которого - наимудрейший муж ветхозаветных времён:

                “ВО МНОГОЙ МУДРОСТИ МНОГО ПЕЧАЛИ.”
                И КТО УМНОЖАЕТ ПОЗНАНИЯ УМНОЖАЕТ СКОРБЬ.   
                (ЦАРЬ СОЛОМОН,
                Библия, Ветхий Завет, Экклезиаст, 18, 1)   
          Впрочем, знаменательное изречение Соломона - (дивный парадокс!) - ничуть не противоречит святоотеческой мудрости, точно определяющей один из важнейших законов духовной жизни:

                “КОРЕНЬ ВСЕХ БЕД - НЕВЕДЕНИЕ!”

          Как ни странно, несмотря на нехватку времени, удавалось много читать. Особенно - в увольнениях, штудируя домашнюю библиотеку. Раз за разом пытался подступиться к немецкой классической философии Канта и Гегеля. Часто погружался с головой в творения французских классиков: Шатобриана, Гюго, Мопассана, Жорж Санд. Моим любимым писателем стал Оноре де Бальзак. Его блистательные романы и новеллы - “Герцогиня де Ланже”; “Феррагус, предводитель деворантов”; “Гапсек”, “Шагреневая кожа” и другие - произвели неизгладимое впечатление. Навсегда врезались в память.
          Не осталась без внимания и английская литература. Больше всего нравился Вильям Шекспир. Превосходные сонеты, страстные драмы пробуждали, развивали творческую мысль. В первую очередь - несравненный “Гамлет”. Поэтому главный монолог этого персонажа “Быть или не быть…” в переводе Лозинского знал наизусть.
          Немалое внимание оказал на меня прекрасный испанский писатель Мигель де Сервантес Сааведра (1547-1616) – набожный католик и боевой офицер, тонкий лирик и бытийный разведчик, идеальный семьянин и благородный идальго. Литературные герои Сервантеса не могли оставить равнодушным кадетское сердце. А легендарный Дон Кихот Ламанчский со своими приключениями чем-то неуловимо напоминал мои собственные душевные искания.
          Вечерами, на самоподготовке, утешался романтическим творчеством Жоржи Амаду. Маститый прозаик из Португалии мастерски описывал бурную жизнь в портовых городах на побережье Атлантического океана. Появлялся портал в совершенно иную реальность. Стены учебной аудитории таинственно раздвигались. Асфальтовый плац за окном исчезал. Взору души открывалась захватывающая картина: россыпи ярких бериллов, топазов, аметистов, призывно мерцающих над водной гладью и сонными причалами. Шумная таверна под сенью высоких пальм. Разудалое застолье с терпким красным вином. Пёстрая задорная ватага изрядно подгулявших матросов, только что вернувших из дальнего, опасного плавания. И двое ревнивых, разъярённых конкурентов, уже готовых к схватке на ножах из-за жгучей, неотразимой шатенки…
          Временами осторожно закрывал читанный-перечитанный томик даровитого португальца. Расстёгивал ворот тёплой гимнастёрки. Чуть-чуть отодвигался от соседа по столу. Откладывал в сторону лежащие передо мной учебники. Вытягивал ноги, принимая удобную позу. Тихо, плавно окунался в блаженную полудрёму. Самозабвенно пускался в рискованные, нескончаемые путешествия по разным странам, материкам, континентам. И - главное! - там и сям спасал от коварных злодеев юных красавиц, начинающих кинозвёзд - самых изысканных, утончённых метисок, креолок, мулаток, блондинок, квартеронок…
          На казарме у меня бережно хранился солидный фолиант М. Ю. Лермонтова, с плотной зелёной обложкой, из четырёхтомного собрания сочинений. Иногда, будучи дневальным, стоя в длинном коридоре у тумбочки, я украдкой буквально нырял в эту книгу. Наслаждался дивной лирикой часами. Некоторые стихотворения, пронизанные тяжёлой печалью, как-то сразу западали в душу. С удовольствием заучивал их наизусть. Как известно, в лермонтовской поэзии более чем достаточно безысходного пессимизма. Тем не менее, кадет Алексей Алексеевич Козырев одолевал день за днём под триумфальными знамёнами какого-то неслыханного, космического Ликования…
          И всё же изредка ударные легионы чёрной меланхолии переходили в мощное контрнаступление…         
          Живу красочными, неотступными мечтами о грядущих странствиях, приключениях, подвигах. Но всё чаще впадаю в некую странную, затаённую грусть. Утешаюсь грёзами, музыкой, Поэзией. Временами реанимирую в услужливой памяти чудные картины лучезарного детства – лермонтовские места: города Кисловодск, Пятигорск, гору Машук, знаменитый провал. С восторгом улетаю к далёкому, недосягаемому горизонту, где в манящей лазоревой дымке призывно блистают белоснежно-алмазные вершины могучих хребтов – неприступные редуты Кавказа, столь мастерски воспетые доблестным воином-поэтом…
           Михаил Юрьевич – боевой офицер лейб-гвардии гусарского полка Русской Императорской Армии, бытийный разведчик и глубокий мыслитель, блистательный лирик и виртуозный мастер психологического анализа, изумительный стилист и замечательный прозаик, любимый поэт моей кадетской юности и крайне трагическая личность…
          Имея за печами 17 лет, я и представить не мог, в какую чудовищную, убийственную западню угодил бедный Лермонтов. Уже в зрелом возрасте мы стали тщательно, детально изучать творчество Михаила Юрьевича и сделали ряд печальных открытий. К великому прискорбию, ещё в ранней юности гениальный лирик вошёл в необратимый бытийный штопор. Судя по всему, отпал от Церкви Христовой. Низринулся в тёмную пучину сатанинской духовности. И, скорее всего, мало-помалу, постепенно вышел на прямой контакт с падшими, отверженными духами - коварными, безпощадными, злейшими бесами. Об этом красноречиво свидетельствуют многие лермонтовские произведения, имеющие какую-то особую, притягательную силу, и, разумеется, его зловещий шедевр - сильнейшая поэма “Демон”, в которой автор предлагает читателю свою собственную демонологию. Сие крайне опасное сочинение может легко пленить, омрачить, повредить множество неокрепших душ, не знакомых с православной аскетикой, не имеющих опыта ментальных боёв на поле невидимой брани…
           Ещё одни яркий пример - большое и якобы сатирическое стихотворение “Пир Асмодея”, где приводятся три развёрнутых монолога трёх демонов, которые отчитываются перед своим командующим о проделанной работе и достигнутых успехах. Здесь стоит отметить следующее. Возможно, поэт и планировал написать сатиру на злобу дня. Но, вполне вероятно, что сама мысль о подобной сатире исходила от сатаны. Легионы ада не признают никакой сатиры. Работают серьёзно и без шуток. Без сна и отдыха. Денно и нощно решают гибельные задачи, поставленные властелином вечного мрака…
         В поэме “Измаил-Бей” (часть вторая) коварные исчадия ада тоже не забыты:
                “Ужасна ты, гора Шайтан (дьявол – А. Я. К.) …
                Тебя злой дух, гласит преданье,
                Построил дерзостной рукой,
                Чтоб хоть на миг своё изгнанье
                Забыть меж небом и землёй…”

         Вся четырёхактная драма “Маскарад”, запрещённая цензурой (как и “Демон”!), – это наглый, циничный парад самых разнузданных страстей и пороков, через которые действуют злые духи. Причём, автор отлично сие понимает. И сам неоднократно указывает на тёмную силу. В первом акте (сцена первая) Казарин, один из лермонтовских персонажей, так характеризует главного героя – Арбенина и другого персонажа – Адама Петровича Штриха: 

                “Глядит ягнёночком, – а право, тот же зверь…
                Пусть Ангелом и притворится.
                Да чёрт-то всё в душе сидит.
                И ты, мой друг, хоть перед ним ребёнок,
                А и в тебе сидит чертёнок”.

          Можно было бы продолжить перечень подобных примеров. Все они не случайны. Являются звеньями одной цепи. Выстраиваются в определённую закономерность. Формируют авторский метод подхода к восприятию и анализу окружающей действительности…
          Училищное начальство поддерживало тесные, дружеские отношения с сотрудниками знаменитой “Бородинской панорамы”, расположенной поблизости, на Кутузовском проспекте. Мы с ребятами неоднократно созерцали сие монументальное произведение искусства. Бывали и в легендарной избе, где после Бородинского сражения проходил Совет на Филях во главе с Кутузовым.
           С “Панорамой” контактировали дальние родственники Пушкина и Лермонтова. Эти замечательные люди активно занимались генеалогией - наукой о родственных связях. Отлично знали историю. Вовлекали в сферу своих интересов и наших кадет. Меня особенно увлекла Великая Отечественная война 1812-года.
          Значительно позднее, тщательно изучая эпоху наполеоновских войн, пришёл к неожиданному выводу: подлинную роль М. И. Кутузова в бурных событиях того времени ещё предстоит по-настоящему выявить, ибо он, к великому сожалению, был весьма крупным масоном международного уровня. А ведь мировое масонство, как известно, было и остаётся самым лютым врагом Святого Православия и нашей России. Самый яркий масонский псевдоним Михаила Илларионовича - “Зеленеющий лавр”. Об этом прекрасно знают все современные историки, исследующие соответствующий период…
          Возникает множество острейших вопросов по Бородинскому бою, на которые очень трудно найти адекватные ответы. Приведём лишь три примера.
        Почему при равных силах, вопреки всей логике военной науки, наступающие французы потеряли почти вдвое меньше убитыми и ранеными, чем русские войска, находящиеся в обороне, то есть в заведомо более выгодных условиях?!.
         По чьему приказу наши резервы постоянно находились под убийственным огнём французской артиллерии?!. Следуя здравому смыслу, достаточно было бы отвести их на 100 метров назад и таким образом легко избежать безумно-безсмысленных потерь.
         Из-за чего смертельно раненый генерал Багратион, враждовавший с генералом Барклаем де Толли, теряя сознание, всё-таки успел воскликнуть:

       “Найдите Барклая… Только он ещё может спасти положение!..”

         В кадетскую пору у меня не было богатого словарного запаса, ёмкого понятийного аппарата, чтобы ярко и полно выразить своё мироощущение, восторги настоящего, видение грядущего. Пылкое сердце нежно согревала смутная надежда: в будущем всё как-нибудь прояснится, определится, разрешится само собой, как только мои широкие плечи украсят лейтенантские погоны, и я стану кадровым офицером военной разведки. Причём, как сие ни парадоксально, творческая мысль юного романтика создавала, лелеяла пленительные образы захватывающей офицерской службы отнюдь не в советской, а именно в царской Армии. Вероятно, в значительной степени этому поспособствовал незабвенный Павел Терентьевич Яковлев - мой горячо любимый дед по материнкой линии. Ещё во младенческие годы мне очень нравилось задушевно общаться с ним.  Когда мы оставались вдвоём, он осторожно открывал ветхий, видавший виды сундук. Бережно извлекал со дна старинные, дореволюционные снимки. С трепетным благоговением показывал свой фотопортрет в роскошной гусарской форме, с шашкой на боку. Вырезал из дерева игрушечные мечи, ностальгически вспоминая о старых, добрых временах. Регулярно гулял со мной, катая на санках по заснеженным бульварам, рядом со Старой Божедомкой. И, самое главное, буквально завораживал живыми, интереснейшими рассказами о своём боевом прошлом в гвардейском полку, Первой мировой войне, лихих кавалерийских атаках, отважных разведывательных рейдах в глубокие тылы австро-венгерских войск. Позднее вдохновенное, окрыляющее творчество боевых офицеров - Куприна и Краснова - окончательно, необратимо превратили кадета Алёшу в  пламенного поборника, ревнителя Имперской России. И в сокровенных недрах своего юного духа он как бы стал тайным слугой, верным воином Его Величества Государя Императора, Всероссийского Самодержца, Помазанника Божия…
          Радостный, окрыляющий декабрь 1970 года. Фили - один из окраинных районов занесённой снегом Москвы. Добротные корпуса родного МсСВУ, расположенного рядом с изящным, величественным, чудом уцелевшим храмом в честь Покрова Пресвятой Богородицы…
          Эта дивная картина, как живая, и поныне стоит перед моими глазами…
          Переполненный актовый зал, погружённый в напряжённую, звонкую тишину, как бы начинает мало-помалу приходить в себя. На большом экране незаметно исчезают последние цветные кадры с титрами. Наконец, темноту изгоняет яркий электрический свет. Множество кадет с разных курсов устремляется к выходу. Среди них и мы, уважаемые “старики”, будущие выпускники из пятой роты…
            Судя по всему, новый художественный фильм “Белое солнце пустыни” произвёл настоящий фурор (мог ли я тогда предположить, что через пять с половиной лет, успешно окончив Западный факультет ВИИЯ, став элитным офицером военной разведки, отправлюсь служить в ту самую далёкую Среднюю Азию с её горными громадами, жгучими пустынями, а значительно позднее увижу раскалённые пески Синая, зыбучие барханы Сахары?!). Почти каждый находится под сильным впечатлением. Кое-кто, верно уловив мотив, точно запомнив слова, уже негромко, но с чувством, весьма трогательно выводит:

                “Ваше благородие, госпожа Удача.
                Для кого ты - добрая, для кого иначе…
                Девять граммов в сердце, постой, не зови.
                Не везёт мне в смерти - повезёт в любви…”

         Вскоре эта песня, специально написанная для кинофильма, становится самой популярной в советском Союзе. Все наши училищные гитаристы, в том числе и мы с Володей Азаровым, при каждом удобном случае задушевно её исполняем. С каждым новым днём открываем в словах и мелодии всё новые, глубинные смыслы…
           Везде звучат юные, задорные голоса. Струятся весёлые шутки, улыбки, смех. Там и сям вспыхивают оживлённые разговоры. Не остаётся в стороне и наш третий взвод…
    -  Слушай сюда, Алексей, - бодро начинает Олег Федосов, мой друг из Орла. - Теперь ты будешь восточным человеком. Будем звать тебя Саид (киногерой из “Белого солнца пустыни”).
    -  Чему бывать - того не миновать, - отвечаю в таком же тоне. 
    -  Решено, станешь Саидом, - добавляет Миша Сотников из Ростова - высокий худой кадет по кличке “Нанду”, ставший впоследствии широкоплечим богатырём.
    - Уютный домик, зелёный сад, экзотические павлины, лазурное небо, синеющая морская гладь, - мечтательно вспоминает романтические кино-эпизоды Боря Караулов, задумчивый москвич. - Вот бы оказаться прямо сейчас где-нибудь в тропиках, под пальмами, на берегу океана и вдоволь поплавать…
    -  Ишь, чего захотел, - притворно ворчит кто-то из-за моей спины.
    -  Увы, - с лёгкой грустью продолжает Борис, - нам не добраться даже до Чёрного моря, не говоря о Каспийском.
    - Зато можно вволю наплаваться в самом центре столицы, - все взоры мгновенно обращаются на Олега. - Причём, на свежем воздухе, под зимнем небом.
    -  Это где же?! - моему удивлению нет предела.
    -  А сам разве не знаешь?
    -  Понятия не имею.
    -  Ну, ты даёшь… Ясное дело - в бассейне “Москва”. Побывай там.
    -  Было бы интересно.
    -  Не пожалеешь.
    -  Вход свободный?
    -  Билет стоит сущие копейки. Пойдёшь в форме - пропустят и так.
    -  Отлично.
    - Но должен предупредить, - в голосе Федосова отчётливо звучат интонации опытного заговорщика, маститого конспиратора, - об этом бассейне ходят зловещие слухи. Говорят, он какой-то странный, загадочный, непредсказуемый. В нём нередко - при таинственных обстоятельствах - тонут
люди. А то и вовсе пропадают. Я лично уверен: все эти разговоры - не байки, а сущая правда. Поэтому будь всегда начеку.
    - Благодарю за братскую заботу, - смело подвожу итог необычной, интригующей беседе. - Предупреждён - значит вооружён!.. Таков непреложный девиз истинного разведчика…
          Поздним вечером, после отбоя, лёжа на солдатской койке в нашей казарме, неспешно размышляю о событиях прошедшего дня, новом кинофильме и блаженном отдыхе в Крыму минувшим летом. Ярко вспоминаются мои далёкие заплывы, погружения в глубину, подводная охота. Всё чаще мысли начинают возвращаться к знаменитому столичному бассейну, где я ещё ни разу не был…

                В небе - звёздная тога душистого лета.
                Бриллианты продеты в ночную парчу.
                Судьбоносные встречи и грёзы кадета.
                Ему ныне - 17. И всё по плечу…

         Учебная неделя проходит в томительном ожидании. Желанная суббота приближается слишком медленно, буквально черепашьими шагами. Когда же
грянет мой звёздный час?!
          И вот, наконец, я на свободе с увольнительной запиской в боковом кармане шинели. Иду, верней, парю по зимней столице, как в сказочном сне. Восторженная душа отстранённо фиксирует объёмные, многомерные картины…
          Яркий, праздничный день. Захватывающая, пронзительная чистота какого-то обновлённого, доселе неведомого пространства-времени. Голубые просторы бездонных небес над зимним мегаполисом. Живописные дворики, скверы, бульвары Старой Москвы. Раскидистые кроны могучих дубов, покрытые белоснежным инеем. Солидное двухэтажное здание бывшего женского монастыря на улице Дурова (до революции - Божедомка). Большая светлая комната - настоящая монашеская келья - с полутораметровыми стенами из крепчайшего кирпича. Оконные стёкла, расписанные морозными  узорами. Горячая печь и чарующий уют домашней атмосферы. Заветный уголок наверху, с восточной стороны. Намоленные иконы 19-го века. Трепетный огонёк серебристой лампады. Безценные часы блаженного отдыха в суточном увольнении с субботы на воскресение…
           Нежусь в мягком, удобном кресле, под образами. С упоением ныряю в пленительный мир томных грёз. Пылкое воображение рисует судьбоносную встречу с прекрасной незнакомкой, где-то в районе Кропоткинской, на подходе к бассейну. Одновременно, в расслабляющей полудрёме, веду неспешную, доверительную беседу с дядей. И вдруг всю хрустальную сферу наивных, юношеских иллюзий, будто удар казачьей шашки, разрубает предельно жёсткий приговор, мгновенно перенося меня из настоящего и будущего в минувшее:
                “ЛЕНИН - БЕС!”
                (ИГОРЬ ПАВЛОВИЧ ЯКОВЛЕВ,
                младший дядя по материнской линии,
                глубоко верующий христианин-исповедник,
                ревнитель православного благочестия)

             Подобное заявление в 70-е годы, да ещё сделанное с небывалой духовной силой, пронзает мозг значительно круче, чем гром среди ясного неба. Совершенно не зная новейшей истории, но безусловно доверяя мудрому дяде, каким-то шестым чувством, чисто интуитивно, необъяснимо понимаю, что он прав. В этой простейшей дядиной формуле, состоящей всего из двух слов, заключено универсальное противоядие против опаснейшей мысленной заразы. И оно оказывает мне неоценимую помощь. Поэтому значительно позднее, уже в ВИИЯ, так называемый исторический и диалектический материализм, обязательный для изучения во всех советских ВУЗ-х, в том числе и военных, воспринимается мной как бред сивой кобылы. И не более того. Таким образом, ещё в те далёкие годы мой пытливый ум был надёжно защищён от коварного марксистско-ленинского лжеучения. Тем временем мой удивительный родственник, словно читая мои мысли, решительно продолжает:
    -  Ты ведь веришь в Бога?
    -  Разумеется… Ещё с пелёнок… О чём тебе хорошо известно…
    - Не вздумай купаться в жуткой яме!.. Это - грех, оскорбляющий Господа… Там раньше стоял изумительный храм.
    - Не может быть, - в моём сознании сия информация как-то не укладывается.
    -  Да-да… Безбожные коммунисты его взорвали…
    -  Зачем?
    -  Дабы порадовать своего хозяина, дьявола…
    -  Никогда бы не подумал…
    -  В бассейн не ходи… Можешь утонуть…
    -  Глупости… Я же отменно плаваю…
    - Тут дело не в умении плавать, а совсем в другом. Повзрослеешь - поймёшь…
    -  Ничего со мной не случится… Увидишь…
    -  Бедняга… Что с тобой делать?!. Всё равно не послушаешь дядю… буду молиться…
           В густых сумерках, надев отлично подогнанную, эффектную чёрную форму с алыми погонами, петлицами, лампасами, оправляюсь в вечерний рейд к загадочному бассейну. Быстро пересекаю трамвайные пути. Неторопливо одолеваю знакомый бульвар. Минут через 15 выхожу к Садовому кольцу. Сажусь в троллейбус Б и еду до остановки “Парк культуры”. Оттуда с удовольствием двигаюсь пешком. До цели остаётся метров 300. И тут меня неожиданно останавливает некая благообразная дама преклонного возраста:
    -  Как тебя зовут, милок?
    - Раб Божий Алексий, - отвечаю будто на автопилоте, как научила когда-то моя бабушка-подвижница.
    -  Похвально… Быть Рабом Божиим - высокая честь.
    -  Наверно…
    -  Куда путь держишь, если не секрет?
    -  В бассейн “Москва” …  Хочу порезвится на свежем воздухе.
    -  Видишь ли, голубчик: воздух над этой ямой отнюдь не свежий. А плавать там не стоит.
    -  Почему?!
    -  В Священном Писании сказано: “Не искушай Господа Бога твоего”.
    -  Спасибо за совет, но… Я всё-таки попробую.
    -  Напрасно, - огорчается благочестивая старушка и…тихо растворяется в ближайшем переулке…
           Не помню, где и как покупаю билет. Машинально прохожу мимо пожилого вахтёра. Незаметно для себя оказываюсь в раздевалке. Куда-то рассеянно складываю гимнастёрку, брюки, полушерстяное нижнее бельё. Остаюсь в одних плавках. Напряжённое сознание плазменной молнией многократно прожигает одна и та же фраза:

                “ТРИ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ ОТ РАЗНЫХ ЛЮДЕЙ -
                ЭТО УЖЕ НЕ ШУТКА!”

           Волевым усилием беру себя в руки. Отсекаю, отбрасываю тревожные мысли. Настраиваюсь на бодрую, окрыляющую волну…
            25-30 шагов по какому-то переходу, и я оказываюсь в просторном помещении с обычным потолком  и  полупрозрачными стенками из толстого стекла по бокам и спереди. За ними смутно просматривается широкая гладь с большими дымящимися клубами белёсых испарений. Чтобы попасть туда, надо спуститься по ступенькам в воду почти по грудь и нырнуть под облицованный светлым мрамором помост, шириной, примерно, в полтора метра или чуть больше. Для меня, отличного пловца и любителя подводной охоты, это, конечно, не препятствие. Три-четыре гребка руками, толчка ногами - и ты уже за помостом, на той стороне, в тёплых водах таинственного бассейна…
           Но почему же моё вещее сердце не покидает стойкое предчувствие какой-то близкой опасности, неотвратимо нависающей угрозы?!
           Дерзновенно спускаюсь к помосту. Полной грудью делаю большущий вдох. Теперь у меня внутри почти минутный запас воздуха. Задержав дыхание, сильно оттолкнувшись от пола, храбро ныряю под каменную плиту и…
            Невероятно, но факт. Оказавшись под роковым помостом, делая мощные, отчаянные гребки всеми конечностями, почему-то остаюсь на одном месте, словно связанный какой-то неведомой, незримой силой. Всем своим существом рвусь вперёд и не могу продвинуться ни на один сантиметр. Так продолжается довольно долго. Может быть, полминуты…
            Кажется, безпомощное тело зависло над зияющей бездной. Мгновенье, другое - и оно сгинешь в её адском зеве. Душу охватывает жутчайшая паника, порождающая леденящий ужас…

 “НЕУЖЕЛИ ЭТО - КОНЕЦ?!” - содрогается агонизирующий рассудок. -               
                И через считанные секунды, курам на смех,
                Я БЕЗДАРНО УТОНУ В ЭТОЙ МЕЛКОЙ ЛУЖЕ?!”

           Изменённое время замедляет свой бег, останавливается, застывает. Собрав воедино последние крохи мужества, перестаю трепыхаться. Обретаю некий Покой. Как бы замираю. Мгновенно совершается радикальная переоценка жизненных ценностей. Приходит абсолютная ясность в понимании текущего момента. Прозревающая душа рвётся к Творцу в обжигающем, покаянно-молитвенном вопле:

                “БОЖЕ, СПАСИ МЕНЯ! ВСЁ ПОНЯТНО!
                БОЛЬШЕ СЮДА НЕ ПРИДУ!”

           Не прошло и секунды, а я уже выныриваю по другую сторону помоста. Потрясённо озираюсь по сторонам. Вижу в воде беззаботных юношей, девушек, детей, мужчин и женщин среднего возраста. Они с ликованием наслаждаются жизнью. Но я-то уже несомненно знаю: всё веселье, вся безудержная эйфория этих советских граждан может кануть вкупе с ними в небытие за один миг, если Господь попустит…
           И тотчас сам себе даю мысленную команду:

                “НАЗАД!.. В РАЗДЕВАЛКУ!..
                И СРАЗУ ДОМОЙ!”

           На обратном пути всё идёт на одном дыхании. Нет никаких сложностей, задержек, ловушек. Под коварным настилом плыву мощно, легко, свободно, словно боевая торпеда. Выныриваю у самых ступенек. Как ошпаренный, выскакиваю из воды, бросаюсь в раздевалку. Минуты за три, будто по тревоге, одеваюсь и пулей вылетаю под открытое вечернее небо, в оживлённую, предновогоднюю Москву…
           Направляясь по бульвару к новому Арбату, постепенно привожу свои чувства и мысли в порядок. Неотступно размышляю о драме в бассейне. Прихожу к однозначному, несомненному выводу: кадет Алексей Козырев, по Милости Божией, чудом избежал смерти. То, что случилось, - громоподобный сигнал Свыше и руководство к действию. Нужно немедленно исполнить горячую просьбу любимой бабушки, Пелагии Григорьевны Яковлевой (в девичестве - Новичкова): пойти в церковь, крепко помолиться Богу, исповедоваться, причаститься Святых Христовых Тайн. Настало время серьёзно взяться за изучение Христианства. Ведь мои духовные знания по-прежнему остаются на уровне шестилетнего младенца. Пора восполнить сей нелепый пробел в кругозоре, беря пример с благочестивых предков. Таких, как мой двоюродный дедушка по материнский линии, иеросхимонах Валериан (Яковлев), до революции - богомудрый насельник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, позднее - отважный старец-исповедник) …
           Чтобы внести полную ясность в наше повествование, совершим экскурс в историю. К лету 1941-го, в сердцевине Москвы, на месте взорванного 5-го декабря 1931-го великолепного храма Христа Спасителя, уже был вырыт огромный котлован, глубиной чуть ли не в 30 метров. Полным ходом шли строительные работы. Здесь собирались воздвигнуть гигантский небоскрёб – Дворец Советов (420 м) и увенчать его 100-метровым идолом одержимого садиста: ВИЛа – Ленина. Циклопический истукан демоноподобного ВИЛа – давящий, мертвящий символ архитектурного сатанизма – должен был горделиво вздыматься, господствовать над пленённой, поруганной Москвой, лишённой всех храмов.
          Строительство было заморожено после 22 июня 1941-го, с началом страшной войны. Чаша долготерпения Господня переполнилась. На обезумевшую страну - за безбожие, богоотступничество, богоборчество - обрушилась Божественное Возмездие: разящая мощь немецкого Вермахта!..
          Значительно позднее, в 1960-м, вместо угрюмого, заброшенного котлована появился зловещий бассейн “Москва”.
          ВИЛ – знаменательное сокращение - Владимир Ильич Ленин. Здесь видна прямая аналогия с древнеязыческим лжебогом, имя которого – Вил. В Вавилоне почитали Вила как верховное божество солнца и света. Ветхозаветный пророк Даниил сокрушил медный идол Вила и его мерзкий храм (Библия, книга пророка Даниила, 14, 3-22). Ритуальный мавзолей на Красной площади в Москве – языческое капище, один к одному похожее на магический зиккурат в древней Месопотамии. Зиккураты были мощнейшим психотронным оружием древности. В зиккуратах накапливалась особая, чёрная, бесовская энергия разрушения и смерти. Чем больше людей находилось возле зиккурата или проходило через него – тем больше адской энергии собиралось в нём. Вспомним советское время, массовую некрофилию - поклонение трупу на государственном уровне и длиннейшие, нескончаемые очереди, тянущиеся к мавзолею, как щупальца гигантского, дьявольского спрута…
            Навсегда врезалось в сердечную память потрясающее свидетельство благообразного, убеленного сединами подвижника и безстрашного исповедника. В начале 30-х годов 20-го века будущий схииеродиакон Алексий (Тепляков) был свидетелем массового богоборчества, целенаправленно, всемерно насаждаемого атеистическим государством. Сей рассудительны муж детально описывал ритуальные миллионные шествия воинствующих безбожников с разных сторон Москвы к центру столицы, на Красную площадь, к сатанинскому мавзолею…
            Липкое, смрадное, вспученное тулово гигантского многоглавого дракона, слепленного из потных человеческих тел, упрямо протискивается вперёд, к центральным кварталам, заполняя собой огромные пространства пленённого, изгаженного города. По необозримому людскому морю еле-еле двигаются, точней, едва ползут странные грузовики, обшитые досками и фанерой, похожие на фантастические корабли. На “палубах” - с напрестольными крестами, иконами, кадилами в руках - жутко дёргаются, кривляются, извиваются отпетые изверги и дегенераты с окаменевшими сердцами. Неистово беснуются, гнусно кощунствуют отвратительные уроды, напялившие на себя богослужебные облачения священников. Повсюду распевают похабные частушки бывшие каторжники, матёрые уголовники, мелкая шпана. В орущих, клубящихся толпах виднеется множество богохульников в чёрных одеждах с рогатыми капюшонами на голове. Они старательно, усердно изображают своих друзей, гнусных демонов. Наверно, именно такие пропащие типы, оболваненные злобствующими фарисеями и книжниками, без малого 2000 лет назад, в древнем Иерусалиме, стояли перед Понтием Пилатом и, дерзко, нагло указывая на безгрешного Богочеловека Иисуса Христа, без устали ревели:
                “РАСПНИ ЕГО!.. РАСПНИ!..”

           Кажется, сегодня, здесь, в некогда боголюбивой Москве, на триумфальный парад лютых гонителей христиан вышла вся преисподняя во главе с дьяволом и легионами злых, нечистых духов. Генеральная репетиция перед воцарением коллективного антихриста во всемирном масштабе. Зрелище - не для слабонервных. Давящее, завораживающее, поистине апокалиптическое. И самое убийственное состоит в том, что всё сие совершается в той стране, которая когда-то была благословляемой Богом Империей, Православно-Самодержавной Россией…
           Будущий схимник, стоя в отдалении на тротуаре, в изумлении созерцая массовое безумие осатанелых богоборцев, раз за разом восклицает:

              “УМУ НЕПОСТИЖИМО - КАК ГОСПОДЬ ЭТО ТЕРПИТ.      
                ЕЩЁ МИГ -
                И МОСКВА ПРОВАЛИТСЯ СКВОЗЬ ЗЕМЛЮ!”
                (СХИИЕРОДИАКОН АЛЕКСИЙ (ТЕПЛЯКОВ)

            Внутри оккультного мавзолея, в специальном саркофаге, до сих пор – увы! – бережно хранится мумия ВИЛа – инфернальные антимощи подлого безбожника, гнусного предателя, немецкого шпиона, безжалостного террориста, кровавого маньяка и неистового богоборца, люто ненавидевшего Христа, Святое Православие, Царскую власть, Православно-Самодержавную, монархическую Россию и русский народ. В древности у этих губительных мумий-антимощей было специальное имя – терафимы. Эти страшные мумифицированные трупы считались самыми сильными идолами, подле которых обитали полчища злейших, безпощадных демонов. Вокруг терафимов устраивались жуткие сатанинские оргии с вычитыванием заклинательных формул для вызова бесовских князей и человеческими жертвоприношениями.
         Славная декабрьская ночь. За моими плечами уже 18. Чарующая, незабываемая пора. Стремительно бегущие потоки предконечных времён обтекают меня стороной. Не имеют надо мной никакой власти. Я живу где-то выше, над ними, в своём личном метавременном Измерении, на лоне непреходящей, вечной Юности…
      Будучи  в  суточном  увольнении,  бодро  иду  домой  вдоль знаменитой
когда-то Старой Божедомки, воспетой ещё Гиляровским, по безлюдному району Москвы…
      На мне  -  безупречно сидящая чёрная зимняя форма с алыми погонами,
петлицами, лампасами. Она смотрится великолепно. “Юнкерская” фуражка с лихо выгнутой тульей и малюсеньким, ушитым козырьком. Ослепительно сияющая металлическая пряжка на широком ремне, эффектно охватывающим мастерски приталенную, укороченную шинель. Традиционно роскошные “клеша” придают бывалому кадету особый шик и блеск…
      Вокруг ни души. Под ногами весело хрустит вчерашний снег. Сильное,
молодое тело почти утратило свой вес и кажется невесомым. На сердце – прозрачно, легко, неотмирно. Двигаюсь по родным местам. Наслаждаюсь чудной, совершенной Гармонией с окружающей действительностью. Самозабвенно упиваюсь нетленной Юностью. Реально ощущаю, всецело вживаюсь в своё личное, незыблемое Безсмертие… 
          Проходя мимо старинного двухэтажного здания, замечаю на противоположной стороне абсолютно пустынной улицы двух крепких одетых в штатское молодцов, стоящих у открытого подъезда. Внезапно в сознании, как молния, вспыхивает мысль-приказ: “Перейди улицу, пройди рядом с ними и покажи, что кадеты никого не боятся!”
  Тотчас, ничуть не раздумывая, следую этому категорическому внушению.
Поравнявшись с парнями, чем-то похожими на уголовников, мгновенно охватываю их цепким взглядом и мысленно фиксирую: они постарше меня года на два-три и явно сильнее, случись что – в рукопашной этих крепышей не одолеть!..
          Мои действия полностью ломают все привычные, устоявшиеся нормы, штампы, стандарты поведения в аналогичных ситуациях. Мой страннейший “противоракетный манёвр” можно было бы как-то понять, объяснить, если б, например, я перешёл безлюдную улицу с трамвайными путями, подошёл к незнакомцам и попросил у них папиросу или, скажем, позаимствовал спички, чтобы прикурить сигарету. Но ничего подобного не произошло. Никакие разумные объяснения моему непонятному поступку не находились. Кроме, пожалуй, одного единственного: не в меру смелый суворовец молча бросает дерзкий вызов вероятному противнику или же с непонятной целью ярко демонстрирует какую-то сугубую кадетскую удаль. Всё это, конечно, не могло остаться незамеченным. Молодые люди, причём, весьма крутые и, судя по всему, уже отслужившие в Армии, обратили самое пристальное внимание на мою “дембельскую” форму, строевую выправку, спортивную подтянутость. Надо полагать, оценили их по достоинству. Быстро сделали соответствующие выводы. Один из крутых парней преграждает мне дорогу и вежливо просит:
    -   Слушай, брат, отдай нам честь.
          Эта необычная, удивительная просьба, исходящая от людей в штатском, открывает какие-то неведомые, сокрытые доселе смыслы. Вводит в какое-то новое – чисто армейское – измерение происходящего. В этой просьбе таится щемящая тоска. В ней явственно чувствуется ещё не изжитая, мучительная ностальгия по нереализованным, утраченным возможностям, связанным с воинской службой и, возможно, несостоявшейся учёбой в каком-нибудь военном ВУЗе. Но разбираться во всём этом уже нет никакого времени…
          Отдание    воинской    чести  -  особый   ритуал,   имеющий   огромную,
интереснейшую историю. Она уходит корнями в далёкое прошлое. В высшей степени красноречиво - на языке ярких символов - свидетельствует о высоком достоинстве воинского служения. И стоящие рядом “полуночные странники” прекрасно это знают…
- Суворовцы отдают честь только тем, кто в военной форме, – говорю
ровным, спокойным голосом и при этом думаю: “Ещё миг, другой - и начнётся!” Трезво оцениваю обстановку, чтобы принять единственно верное решение, выбрать одно из двух: принимать бой или нет.
          О-о-ч-ч-чень серьёзные “сидельцы” корректно проверяют меня на прочность. Им самим крайне интересно, что же будет дальше. Они явно умеют обращаться с оружием. Будучи отменными уличными психологами, отлично понимают: ни о каком отступлении с моей стороны не может быть и речи. А ведь где-то рядом, буквально за ближайшим углом, в старинном особняке, находится иранское посольство. Оно круглосуточно и бдительно охраняется. Достаточно пробежать к нему 30-40 метров – и ты будешь в полной безопасности. Но для настоящего кадета такой вариант невозможен по определению…
            Нужно отметить важный, мало того, важнейший момент. Уже в первые мгновенья нашего контакта эти двое чётко сознают: несмотря на явную слабость своей позиции, отважный кадет готов к бою. Причём, к бою с любым исходом. И сия полнейшая готовность - вопреки всему -  биться до конца (если схватка неизбежна), неколебимая решимость сильного духом воина вызывает у моих соперников даже некую симпатию. Об этом можно догадаться по выражению их волевых, жёстких лиц, всё-таки чуть-чуть смягчённых определённым благорасположением к странному кадету.
          А на моём лике легко читается множество богатейших оттенков самых разных чувств. Кроме одного. Во всей моей наружности не обнаруживается никаких признаков испуга, ни малейших следов страха. И это нравится крутым парням. Пробуждает заметное одобрение и, мягко говоря, большое недоумение, близкое к неподдельному изумлению…
          Одно дело – пассивная, глухая защита.  Другое – активная оборона с неожиданными вылазками в стан врага. Совсем иное – встречная баталия и сокрушительные контрудары…
          И всё же мудрые стратеги ещё в седой древности учили:

        “НАИЛУЧШИЙ БОЙ ТОТ, КОТОРОГО УДАЛОСЬ ИЗБЕЖАТЬ!”

          Избежать, безо всякого ущерба для себя, своих родных и близких, своего Отечества….
           Сколько раз моя милая бабушка – приснопамятная Пелагия Григорьевна Яковлева (в девичестве – Новичкова), передавшая мне ещё во младенчестве Православную Веру, – призывала горячо любимого внука:
         “Алёшенька!.. Не ходи один по ночам. Я так за тебя волнуюсь.  Просто места себе не нахожу и… Встаю на молитву!..”
           В юности наивный Алёша железно верил: если он никого не обижает, то и его никто не обидит. Об этом позаботится Всевышний. Так было, есть, будет всегда!
           И много раз приходилось убеждаться в непреложной истинности евангельских слов:
                “ПО ВЕРЕ ВАШЕЙ ДА БУДЕТ ВАМ”

           Судьбоносный  эпизод  разворачивается  молниеносно  и одномоментно, как в замедленной съёмке. Где-то далеко-далеко, на периферии сознания едва уловимо пульсируют невесёлые мысли: “Неужели будет жестокая, безпощадная драка?!.  Но одному двух здоровяков никак не  осилить!..
           Даже если я незаметно, мгновенным, отточенным до автоматизма движением расстегну пряжку на армейском ремне, молниеносно намотаю его на руку и первым нанесу по кому-нибудь разящий удар этим самым ремнём, на конце которого – металлическая пряжка с острыми краями, то второй – сразу видно: опытный рукопашник! – успеет за эту секунду меня прикончить…”
           Вместе с тем – и сие весьма странно! – начинает казаться, что я не один. Некое шестое чувство – вещая интуиция – на тончайшем уровне ясно подсказывает, явно успокаивает: перевес на моей стороне. Ибо именно со мной – здесь и сейчас – высшая Сила и небесная Правда…
           По всей видимости, это ощущают и мои противники. Кто-то Незримый – Таинственный и Всемогущий – невидимо связывает, сковывает их. Блокирует накопившуюся злобу, агрессивность. Не нарушая свободной воли  человека,   властно  воздействует  на  души,   помогая  изменить  направление
мыслей в нужную, благую сторону…
           Моё нетипичное поведение, спокойная реакция, демонстративная безмятежность, а, главное, Благой и Совершенный Промысел Божий сокрушают прежний и, как позже выяснилось, воистину адский бытийный сценарий… 
    -  Понимаешь, мы, в общем, и сами военные. Только что отслужили. Прошли через дисбат (дисциплинарный батальон, на войне – штрафной), – добавляет другой, лезет за пазуху, достают оттуда вчетверо сложенный лист белой бумаги, очевидно, какую-то справку об освобождении и…неожиданно эффектно вытягивается передо мной, принимая положение по стойке “смирно”; тем самым отдавая мне честь, как это делают солдаты и офицеры без головного убора.
            Я рефлекторно, автоматически делаю почти то же самое, приложив раскрытую ладонь правой руки к меховой шапке.
            Ребята облегчённо вздыхают, добродушно улыбаются. Их настроение прямо на глазах меняется на диаметрально противоположное. Возникает чувство, что они только что сбросили со своих плеч какую-то страшную, неподъёмную ношу. От жуткого, прессующего, рокового напряжения, повисшего в воздухе, не остаётся никаких следов. Создаётся стойкое впечатление: самое страшное уже позади!
    -  Как же холодно! - бросает, поёживаясь от мороза, мощный качок с бумагой за пазухой. - Давай зайдём в подъезд. Поговорим в тепле. Погреемся
у батареи…
       В знак согласия наклоняю голову и молча,   без тени волнения, первым
шагаю в зияющую черноту незнакомого, зловещего подъезда. Суровые парни за моей спиной проделывают то же самое и располагаются напротив. В мрачном, едва освещённом пространстве бывшие дисбатовцы украдкой, стараясь не афишировать своё внимание, но, тем не менее, пристально, во все
глаза рассматривают меня со всех сторон, под разными углами как нечто совершенно диковинное.
    -  И ты не боишься?! – потрясенно восклицает растерянный, ошарашенный
уголовник, облокотившись на перила.
     - Так чего же бояться? – с искренней, простодушной улыбкой отвечаю
вопросом на вопрос и тем самым сражаю наповал бывалых солдат…
     -  Как самочувствие?
     -  Нормально.
    -   Курить-то будешь, братан? – мой  собеседник  дружелюбно  протягивает
пачку сигарет.
    -   Спасибо, не курю.
    -   Ну, тогда хоть возьми шоколадную конфету.
    -   Благодарю.
    - А знаешь, мы так настрадались в проклятом дисбате! – с горечью признаётся второй. – Незадолго до встречи с тобой твёрдо решили: “Попишем первого, на ком будет военная форма! Пришьём – и баста!” Вдруг появляешься ты. Сам подходишь к нам… Хочешь, покажу финку?..
    -  …
    - Не веришь?! – “милый юноша” лезет рукой куда-то за пояс, под расстёгнутое пальто…
    -  Можно не показывать… Охотно верю…
    -  Да, братан… А ведь это здорово, что всё вот так хорошо закончилось…
    -  Конечно…
    -  Давай, проводим тебя до дома. Места тут, как видишь, глухие. Всякое по
ночам бывает…
     -  Не безпокойтесь, – благостно улыбаясь, успокаиваю собеседников. –
Я и сам отлично доберусь…
          В течение краткой, но весьма ёмкой, беседы открываются поразительные вещи. Оказывается, “блатные элементы” способны на  благородные поступки. Этим “изгоям общества”, свойственна определённая внимательность, наблюдательность, даже душевная чуткость. Под налётом внешней ожесточённости таится образ Божий, путь несколько затемнённый, однако ещё способный – при наличии доброй воли – омыться, очиститься и просиять, как солнце!..
    Уверенно, с царственным спокойствием завершаю необычный разговор.
Полнейшей невозмутимостью окончательно добиваю изумлённых ребят. Попрощавшись, неспешно выбираюсь на свежий воздух и мирно продолжаю свой путь…
     Даже если бы целые века я неустанно работал над собой и непрерывно
закалял  свою волю в каком-нибудь элитнейшем  спецназе, – то не смог бы  явить  и  тысячную долю той сверхестественной выдержки, хладнокровия, мужества, которые тогда даровал мне Господь. Именно этим объясняется моё неколебимое,  неземное  безстрашие.  Всемощная  Божественная  Благодать  –  действуя  невидимо,  но более, чем ощутимо, для окружающих! – была моим неодолимым щитом,  надмирным мечом.  И вконец ошеломлённые, ничего не понимающие, “злостные нарушители воинской дисциплины” физически чувствовали сие всем своим существом!..
          Уже потом, через несколько десятилетий, пришло, наконец, понимание того, что случилось в ту незабвенную, морозную ночь. По Милости Божией, буквально чудом я избежал тогда смертельной опасности. Успешно прошёл по острейшему лезвию между молотом и наковальней. Удачно нашёл единственный выход – его мгновенно подсказал Сам Бог! – из поистине безвыходного положения…
          Тщательный анализ давней ночной встречи позволяет сделать следующее предположение. Ярые враги рода человеческого – злейшие, безжалостные демоны, имеющие гигантский, многовековой опыт борьбы с добром, разработали целую спецоперацию, укоренив в умах бывших дисбатовцев роковую мысль об убийстве. Если бы я не подошёл к ним, тем самым заостряя всё внимание на себе, они бы могли вообще меня не заметить.
          И под нож попал бы какой-нибудь другой военный. Однако сама наша встреча, дальнейшая беседа радикально изменили весь расклад. Несчастные  страдальцы – потенциальные убийцы – как-то успокоились, умиротворились. Побороли дьявольское желание лишить кого-то жизни. Избавились от смертельного искушения. Настроились на совершенно иную волну. И, думаю, вспомнили о Боге…
          Как бы то ни было, но те “отбросы социума” – на самом же деле благоразумные разбойники – покажутся светоносными Херувимами на фоне современных отморозков самых разных мастей. Всё познаётся в сравнении. И сие несомненно...
           Наконец, подхожу к старинному двухэтажному угловому дому 15/2 (его уже давным-давно нет!) на пересечении Божедомки и Самарского (названия улицы и переулка - дореволюционные). Вот и родное, заветное “гнёздышко”. Здесь прошли счастливейшие младенческие годы и раннее детство, безвозвратно канувшие в прошлое.
          Вокруг - густая пушистая тишина ночной столицы. На сердце радостно, безмятежно. Впереди - блаженная Молодость, вечная Жизнь…
          Однажды вечером, на самоподготовке, перед зимними каникулами, в учебном классе 3-го взвода 5-ой роты совершилось нечто поразительное…
          Медленно, но верно, дело шло к желанному ужину. Все смешные истории были уже поведаны. Бронебойные анекдоты - в том числе политические, про кошмарного Ленина - с подкупающим мастерством рассказаны. И мы весело, легкомысленно “валяли дурака”.
          Внезапно находчивый юноша из Орла, любознательный кадет Леонов, во всеуслышание заявляет, что может, нажимая на сонную артерию, погрузить любого в глубочайший сон и…тотчас разбудить. Наши ребята с явным энтузиазмом воспринимают сие заманчивое предложение. И вот начинается увлекательный и…крайне рискованный психологический эксперимент.
          В самом центре заинтригованной притихшей аудитории каждый поочерёдно садится на стул. Сзади к нему подходит массовик-затейник. С видом опытного мага осторожно берёт руками за шею. Тщательно что-то нащупывает. Виртуозно делает неуловимое движение и…
          Сидящий странно склоняет голову набок. Слегка сползает вниз. Замирает на три-четыре секунды в нелепой позе, полностью оцепенев. Затем вздрагивает. Пробуждается. Лихорадочно протирает глаза. И что-то невнятно, безпомощно бормочет, постепенно приходя в себя…
          Наступает моя очередь. Аккуратно присаживаюсь на краюшек стула. Настороженно опускаю веки. Ощущаю холодные пальцы на шее. Где-то слева, чуть ниже трахеи и…
           Как бы проваливаюсь в небытие. Времени больше нет. И меня, впрочем, тоже.
            С диким ужасом осознаю себя в предельно сжатом пространстве, из которого невозможно выбраться. Жуткая агония нарастает. Кажется, она будет длиться вечно. Должно быть, нечто подобное испытывает младенческая душа, пытаясь покинуть материнскую утробу, корчась, изнемогая в жутких муках рождения…
          С непередаваемым чувством безмерного облегчения, словно вынырнув из ада, возвращаюсь в реальность. Ясно вижу вокруг задорных, смеющихся парней. Однако мне уже не до смеха. Ибо только что побывал там, за чертогами Жизни, среди мрака зияющей пропасти, в челюстях давящей тьмы, откуда мог не вернуться. И всё-таки, по Милости Божией, вернулся. Живым и здоровым…
           Случившееся ещё предстоит по-настоящему осмыслить…

                Я заглянул в глаза лилово-чёрной бездны,
                Мгновенно испытав Безмерность вечных Мук…
                За гранью наших лет рыданья безполезны.
                Рабов греха сожрёт напалмовый Самум…

                Поверь: безсмертный Миг придёт без Опозданья.
                Но право быть ЖИВЫМ ты должен заслужить.
                О, ЖИЗНЬ!.. Весь сонм Миров, все тайны Мирозданья,
                Вся полнота ЛЮБВИ вот в этом слове - “ЖИТЬ!”

          Первые январские дни 1971-го. Близится мой звёздный час. Вечером - долгожданный новогодний бал в ЦДСА…
          Бодро, чуть пьянея от лёгкого мороза и предстоящей феерии, иду от Старой Божедомки - сквозь плотные вихри колючей метели - к старинному парку, с трёх сторон обрамляющему трёхэтажный дворцовый комплекс. Справа мрачно вздымается давящая серая громадина – центральная военная гостиница. Раньше, до середины 30-ых годов, на этом месте красовалась величественная церковь. Но одержимые богоборцы взорвали её. Безследно исчез живописный, трогательный пейзаж с чудным храмом на господствующей высоте. Вместо былой красоты уродливо громоздятся угрюмые, серые монолиты военной гостиницы. Впереди безжизненно белеет перл мертвящей, люциферической архитектуры – любимое детище безбожного Кагановича – театр советской Армии, построенный на погосте. Нелепый, претенциозный объект воздвигнут в виде своеобразной оккультной пирамиды из трёх высоких ярусов. Каждый имеет форму пятиконечной звезды. Сия пентаграмма в камне - важнейший символ чёрной магии.
  А вот и нарядные заиндевелые пихты, бдительно охраняющие добротный,
чудом уцелевший дворцовый комплекс 18-го века, бывшую усадьбу графа Салтыкова. В 1777-ом салтыковскую недвижимость взяли в казну и разместили в дворцовом комплексе Инвалидный дом для офицеров и солдат с домовой церковью. В 1802-ом, по инициативе императрицы Марии Феодоровны, матери правящего тогда императора Александра Первого, здесь открыли Московское училище ордена святой Екатерины, позднее переименованное в Московский Екатерининский институт благородных девиц. Ныне, в январе 1971-го, архитектурный ансамбль (стили барокко, ампир) представлен знаменитым ЦДСА, хорошо знакомым ещё с раннего детства…
   У парадного входа тщательно очищаю от снега шапку, шинель, ботинки.
Аккуратно достаю из блокнота пригласительный билет. Вместе с группой оживлённых девчонок пересекаю линию контроля и попадаю в иную эпоху…
           Широкие кожаные диваны, большие настенные картины с изображением батальных сцен в просторных светлых коридорах. Радужный блеск ёлочных игрушек и хрустальных украшений на антикварных люстрах. Весёлая хаотическая толчея в сверкающих залах с паркетными полами и мраморными колоннами. Кажется, меня окружают ожившие, радостные, юные герои из захватывающих книг Куприна – счастливы гимназистки, кадеты, юнкера…
      Выпадая из времени, тотчас ныряю в зажигательные мотивы грядущей
Весны. Под ритм аргентинского танго смело бросаюсь в буруны победного бала. Созерцательно переплываю из зала в зал, тщетно выискивая мою девочку-Грёзу. Никак не могу отделаться от навязчивой мысли, что кто-то упорно следует за мной по пятам и…боится сделать решающий шаг…

                Увольнение - пик Бытия с триумфальным Парадом
                Лучезарных надежд - отверзает заоблачный Мир:
                Леденящая вьюга разъята сиреневым садом.
                И кадетские грёзы влекут на блистательный Пир…

                Я поднял паруса на фрегате прекрасных Мгновений,
                Убегая от шквала капризно-бунтарских минут.
                Направляю эскадру во фьорды Иных Измерений,
                Где мечту не задушит безвременья каверзный спрут…

                Саркофаги веков утаились на скорбном погосте.
                Но тарантулы страха не смогут меня побороть.
                Обновится весь Космос. Воскреснут могильные кости.
                Богоносные души войдут в светоносную плоть…
               
                Наша жизнь на Земле, как улыбка зари, эфемерна.
                В нашем бренном становище дерзко царит быстротечность.
                А реальность на Небе прекрасна, нетленна, безмерна.
                Только Там хронология Жизни - сама Безконечность…

          Снова возвращаюсь в Колонный зал. Пленительные танцы в самом разгаре. Передо мной - лёгкое, воздушное коловращение счастливой молодёжи. Безкрайнее море светлых, окрыляющих эмоций.
          Трогательно струится, льётся, фонтанирует моя любимая музыкальная композиция “Вишнёвый сад”. Сладостная полифония симфонического оркестра, победный мажор аккордеона, блистательное соло на трубе, безупречная игра виртуозного ударника распахивают незримые врата в крутое Ретро. Отверзают сокровенный Портал в душистый Май. Воскрешают чарующий аромат белопенной, ни с чем не сравнимой Сирени. Возносят в идиллические сферы заоблачных Феерий….
          Лучезарная Юность блаженна, прекрасна, удивительна. Она воистину нескончаема. Эта цветущая Весна непреходящего Бытия и есть подлинное Безсмертие. Именно таким было тогда моё восприятие окружающей действительности.
          Всё естество наполнено живительной силой, пульсирующей творческой энергией. Мне по плечу любые задачи. Переживаю небывалый духовный подъём. Настроение - жажду объять, прижать к сердцу Вселенную, расцеловать всё необъятное Мироздание…
           Приподнятое, радостное настроение почти неотступно было со мной все три года учёбы в МсСВУ. Лишь ближе к лету 1971-го один неприятный момент слегка потревожил моё олимпийское спокойствие. Неугомонный, самолюбивый “Кузя”, помня о нашем внутреннем противостоянии, написал мне поистине “блестящую” характеристику. В ней сплошь и рядом подчёркивалось: “не может”, “не хочет”, “не соответствует”, “не способен”, “не вникает”,  “не осознал”,  “не усвоил”, “не подходит”, “не годен”.  С такой
характеристикой не взяли бы даже в Бутырскую тюрьму, не говоря уже о ВИИЯ.
          Однако, по Милости Божией, сей бренный, скорбный мир - не без добрых людей. Близкий знакомый отца - серьёзный полковник - взялся помочь, исправить положение дел. Однажды он пригласил меня в свой служебный кабинет. Усадил за письменный стол. С многозначительной улыбкой сказал:
        “Перед тобой лежат образцы отличных характеристик. Внимательно просмотри их. И напиши себе такую же”.
          После этих слов стало ясно: одиозная писанина капитана N. благополучно удалена из моего личного дела и, скорее всего, уничтожена. Путь в элитный военный ВУЗ снова открылся. Душевное равновесие полностью восстановилось…
          Но где я?!.
          Что происходит?..
          На дворе - пряный сентябрь 2025-го. Вокруг лесная глухомань…
          Сколько же воды утекло с тех пор!..
          Ныне, уже в ином веке, ином тысячелетии, как только слышу голос верного сотаинника или где-то звучит фамилия Азаров, в метафизическом измерении сердца сразу же является бравый 17-летний кадет - юный былинный русский воин - перед которым, как и без малого 60 лет назад, открыты все военные ВУЗы страны, весь дольний мир, всё безпредельное Мироздание.
           И тотчас молодею сам на 55 лет. Становлюсь восторженным сверстником Владимира. С ликованием созерцаю ту чудесную Пору. Недра окрылённого духа наполняет какая-то особенная, пасхальная, вечно-юная Радость.
           И моя душа - будто райская птица - легко, невесомо - сквозь порталы громокипящих времён - упоительно воспаряет в незабвенные годы кадетского Счастья…
          Настоящее и будущее плавно перетекает в прошлое. Возвратность времени становится восхитительной Явью. Дорогой друг лучезарной Юности - Владимир Алексеевич Азаров - стройный, крепкий, семнадцатилетний - заразительно улыбаясь, в который раз подходит ко мне в лихо укороченной шинели, как и подобает бывалому кадету - “старику”. И мы вновь, довольные
и счастливые, полные самых радужных Надежд, едем через всю Москву заниматься боксом в наш любимый спортивный зал на далёкой окраине…
           Оживают рождественские гирлянды блаженных Мгновений. Лабиринты эпох пронизывает, насыщает романтический блюз. Из анналов Минувшего сладостно льётся то ли студенческая, о ли кадетская песня, которую в наши звёздные часы мы вдохновенно распевали на разные лады, нередко меняя те или иные слова. Но глубинный смысл всегда оставался неизменным, светоносным, нетленным:

                Этот зимний сад ожил, как весной.
                Это для тебя. Для тебя одной
                Расцветёт сирень, запоёт Земля.
                И придёт ЛЮБОВЬ, милая моя…

          Теперь ясно: нам был дарован Свыше потрясающий БЛАГОДАТНЫЙ АВАНС. Хотя мы не могли тогда мыслить в таких категориях. Даже не знали самого слова “БЛАГОДАТЬ”. Но факт остаётся фактом: непрерывная погоня за ускользающим Идеалом и мифическим Счастьем, неустанно-туманные поиски смутно ощущаемой ИСТИНЫ реально дарили настоящее Счастье как неизбывное Блаженство полнокровного, многогранного, ярчайшего БЫТИЯ
           Депрессивная скука, тоска и печаль, хандра и уныние, апатичное безразличие, мертвящее равнодушие были совершенно неведомы в нашей среде. Всю размеренную повседневность - от подъёма до отбоя - бравые, рисковые кадеты наполняли пульсирующей творческой энергией. Каждое “завтра” сулило каскады интереснейших событий, фейерверки судьбоносных встреч, гейзеры славных деяний. Манило нежными Тайнами, чарующими Открытиями, дивными прорывами к новым бытийным горизонтам…
          Сама жизнь представлялась неизменно юной, всегда расцветающей, нескончаемой, вечной…
          Скорби и беды, томления и ломки, эфемерность и бренность падшего, агонизирующего мира ушли за пределы сознания. Как бы сгинули навеки. Канули в небытие…
          Казалось, каждый из нас, тайно верующих, час за часом, день за днём неотрывно пил живоносный, неиссякаемый БАЛЬЗАМ НЕОТМИРНОГО ОПТИМИЗМА - ЭЛИКСИР БЕЗСМЕРТИЯ. Впрочем, так оно и было на самом деле. Ибо правая, спасительная Вера в БОГОЧЕЛОВЕКА ИИСУСА ХРИСТА и есть, метафорически выражаясь, тот самый НЕТЛЕННЫЙ НАПИТОК, отверзающий ГОРНИЙ ГРАД - НЕБЕСНЫЙ ИЕРУСАЛИМ, где в чудном море НЕПРИСТУПНОГО СВЕТА вечно правит ЦАРЬ Царей и ГОСПОДЬ Господствующих - ПРЕСВЯТАЯ ТРОИЦА: ТРИЕДИНЫЙ БОГ!..

               
                К Азарову!

                Хочу, нырнув в глухую ночь,
                В разгар зимы, под хохот вьюги,
                Сердечный холод превозмочь
                И…вспомнить о далёком друге;
                Услышать в звонкой тишине,
                Под ветра свист и вой метели,
                Слова, летящие ко мне,
                Знакомый голос из-за двери;
                Вернуть, объять былые дни,
                Подняв бокал с крутым Арни…
         

   

                ***
                Не объять, не вместить эти тайные смыслы
                Очарованных прерий, медвяных саванн…
                В дерзновенных мечтаниях - дым коромыслом.
                В ясноокое Утро плывёт караван…

                Раздвигаю метровые стены… Казарма
                Растворяется, словно нелепый фантом…
                Окунаюсь в лагуну сугубого шарма
                Ностальгии… А повесть - совсем не о том…

                За сиреневой заводью - пики ограды.
                Нас с ВОЛОДЕЙ АЗАРОВЫМ нежит Весна.
                Сквозь кадетское сердце - мажор Серенады.
                Разве это ни Чудо?.. Но где же Она?!.

                Африканские девы в стихах Гумилёва,
                Озорные шатенки - воспел их Бальмонт
                И улыбки креолок на молниях слова -
                Потрясающий выбор… Воспряньте, виконт!..

                Так вернётся ли То, что мы здесь пережили,
                Как ярчайшая Вспышка сверхновой Звезды?..
                Отрезают от прошлого Бездны - не мили.
                Седовласый паломник застыл у воды…

           Конец 60-ых и начало 70-ых 20-го века. Сверкающая эпоха дивных, завораживающих Парадоксов. Феерический мир героических фантазий, восхитительных грёз, наивно-радостных надежд, полностью изгоняющих уныло-атеистическую реальность ядерной сверхдержавы…
           Казарменные здания и хозяйственные пристройки на окраине нашего мегаполиса как бы таинственно воплощаются в могучий авианесущий крейсер, лихо рассекающий необозримые просторы морей и океанов. Простая кирпичная пятиэтажка оказывается красавцем-линкором, легко одолевающим    необъятные   мегапространства   неприступных   галактик   и
метагалактик…
          Монотонная и нудная, на первый взгляд, жизнь и учёба в казарменной атмосфере мало-помалу превращается в интереснейшее, многогранное Бытие, денно и нощно озаряемое блистающим Ореолом самой возвышенной, неугасимой Романтики. Несмотря на тотальное внешнее господство безбожно-коммунистической идеологии, в сокровенных недрах кадетского духа живёт и побеждает - подчеркнём сие ещё раз! - необоримая Вера во всемогущего ХРИСТА СПАСИТЕЛЯ - совершенного БОГА и совершенного ЧЕЛОВЕКА в одном ЛИЦЕ, одной ИПОСТАСИ. И, казалось бы, невозможное делается Возможным. МсСВУ на Филях, под сенью давным-давно закрытого Покровского храма, неприметно становится как бы преддверием Эдема. Трансформируется в чарующий Путь к распахнутым вратам весенне-лазурного РАЯ. Воспринимается как таинственное Плато, мистический Плацдарм для решающего Броска и Прорыва из скорбного пространства-времени в надмирно-метафизическую, светоносно-блаженную ВЕЧНОСТЬ…
         Наша нерушимая Дружба, поборовшая необоримое время, трогательно отличается неизменным Единомыслием, неколебимым Единодушием. Наши оценки минувшей поры и текущего Момента почти полностью совпадают. Лучезарно-кадетская Юность - ВЕСНА ТОРЖЕСТВУЮЩЕЙ ЖИЗНИ! - до сих пор победно расцветает, триумфально пирует в наших бодрых, нестареющих сердцах, за всё благодарящих ВСЕВЫШНЕГО…
            
                “Отцвели уж давно хризантемы в саду…” И печальной,
                Упоительно-дивной элегией льётся мой тост…
                Где же Жемчуг кадетской Феерии - Замок хрустальный?..
                Часовой улетевших времён заступает на Пост…

                Выходные клеша… И на чёрном - крутые лампасы
                Нежно-алого цвета… Белее снегов - гимнастёрка…
                Поднимаю фиал на краю изумрудной террасы…
                Из лазурной дали смельчаку салютует Майорка…
             
                В эпицентре иллюзий бушуют жестокие Битвы.
                На кладбище фантазий не стоит напрасно рыдать.
                Вакханалия тьмы прожигается плазмой Молитвы.
                И редуты гламура крушит Святорусская Рать…
      
                Романтический бриг, ускользнув от дредноутов Смуты,
                Уходил в Кругосветку… Анархия нам не указ…
                Я лелеял, как Грёзу, безсмертные эти Минуты.
                Перед внутренним взором вздымался могучий Дарваз…

                Разрубая доспехи на тулове вздыбленной эры,
                Хронофаги столетий не слышат убийственный рёв.
                Эта ночь отверзает лишь нам те незримые Сферы,
                Где блистает в своих “Жемчугах” Николай Гумилёв…

                Одолев гравитацию, взмыв за предел стратосфер,
                Воспаряем над чёрными дырами антиматерий.
                Испарились угрюмые рыла гламурных галер.
                В несказанные Недра Вселенной распахнуты Двери…

                Апогей Жития… В эту ночь я уже не усну…
                Из младенческих лет пробивается запах мимозы.
                Ностальгия души распахнула святую Весну.
                С заалевшим тюльпаном беседуют белые розы…

                Да была ли глухих лихолетий свинцовая Хмарь?
                Неужели мы бились с клубками неистовых фурий?!.
                Улыбаются путнику кормчие звёзды, как встарь.
                Изнутри разливаются Волны прозрачной Лазури…

                Меланхолия века ушла, будто каверзный тать.
                Вырывается узник из пасти житейского морга.
                Неизбывная РАДОСТЬ души - не постичь, не объять.
                И ныряю в лазурные Глуби на крыльях Восторга…

                В этот сладостный Час я с тобой, на крылах Созерцаний,
                Рассекаю пространство и время вдали от Кремля.
                Хороводы бериллов мерцают в алмазном тумане.
                И под ними куда-то плывёт голубая Земля…

                Изумлённо, над Космосом, в межгалактических безднах,
                Мы парим по параболе духа к Нетленным Мирам.
                Запредельные Тайны… О них размышлял ещё Ездра.
                Почему же ты вспомнил подрывы, Герат и Баграм?!

                Прорываясь в Эфир, - (лжеистория брови нахмурит!), -
                Вижу алые пятна на золоте царских погон.
                И Миры затихают в предчувствии плазменной Бури.
                И подъемлет Секиру отсроченный Армагеддон!..

       Конец зимы 1971-го.  Чудный предвесенний субботний вечер.  Только 
что выпавший, чистейший снег весело хрустит под ногами. В отменном  настроении радостно шествую по излюбленным районам Старой Москвы. Маршрут привычен: Садовое кольцо – улица Горького (бывшая Тверская) – Манежная площадь – Александровский сад – Исторический музей – Красная площадь – собор Василия Блаженного (Покровский).      
       На мне – любимая зимняя форма:  специально  подобранная, с изящно
вогнутым верхом меховая шапка - “пирожок”, аккуратно приталенная и  подрезанная  шинель,  неизменные  “клеша”,  почти  закрывающие  носки ботинок, до блеска начищенная обувь. На чёрном фоне великолепно смотрятся алые погоны, петлицы, лампасы. На широком ремне, надетом поверх укороченной шинели, ослепительно сияет поясная пряжка, идеально отшлифованная бархоткой. Всё – по последнему слову кадетской моды.  Молодцеватая походка, чёткость движений, военная выправка – на пять с плюсом.
      Вспоминается   мемориальная   доска  на  одном из старинных зданий в
центре города и, примерно, такая надпись:
  “Здесь,  в октябре 1917-го,  красная  гвардия  и  революционные  солдаты
вели ожесточенные бои с юнкерами”.
    В который раз пытаюсь глубинно осмыслить эту информацию…
    Доблестные  юнкера  и  славные кадеты московских корпусов защищали
с оружием в руках Москву и Кремль.
    От кого?.. От большевиков…
    Но ведь мы, московские суворовцы 70-ых, будущие курсанты и офицеры
советской Армии, искренне и несомненно считаем себя – как сие ни парадоксально! – полноправными, полномочными преемниками тех самых кадет и юнкеров. Преемниками не по букве, а по духу…
- Значит,   если   бы   мы   каким-то   чудесным  образом  перенеслись  в  то
бурлящее время, то непременно оказались бы на стороне белогвардейцев?! – огненной кометой в изумлённом сознании проносится кумулятивный вопрос.
- Наверняка, - безошибочно   отвечает   спокойная совесть. –  Попали  бы  в 
стан Белых Героев и бились бы с красными до последней капли крови.
- Но тогда получается, что между революционными солдатами, курсантами
и контрреволюционными юнкерами,  кадетами;  красными  и  белыми  офицерами; Белой Россией и красной Совдепией, в которой мы ныне живём и учимся,  разверзлась  страшная,  непроходимая,  бездонная пропасть! – продолжается  напряжённейший внутренний диалог. – И мы томимся в  захваченной стране, в духовном плену, ибо красные победили!..
-  Совершенно верно. Такова логика жизни. 
-  Но где же Белая Гвардия? Как её найти? Что делать в данный момент?!.
-  Белые – в далекой эмиграции. Те, кто здесь, – в  глубочайшем  подполье. 
          И мне надо выбирать, с кем я, - делаю правильный вывод. – Но пока следует затаиться и ждать… Чисто внешне – для взводного офицера-воспитателя и училищного начальства - быть таким, как все. А внутри – совсем другой коленкор. И никакого раздвоения личности!.. Досконально освою конспирацию и конспирологию. Сделаюсь идеологическим нелегалом в порабощённой Отчизне. Заполню зияющие пустоты в кругозоре. Пробьюсь, ПРОРВУСЬ к подлинной истории закабалённой Родины. Впитаю в себя Героику Белой Борьбы в её православном, самодержавно-монархическом Измерении: за Веру, Царя и Отечество.
          Правильные, спасительные выводы сделаны. Пусть всё идёт своим чередом. ВСЕВЫШНИЙ укажет дальнейший путь…
          Одно из ярчайших воспоминаний - Пасха 1971-го…
          Накануне, перед суточным увольнением, группа дружных кадет -  явно по наитию Свыше - спонтанно решила по-своему отметить церковный праздник, имея о нём весьма смутные представления. Бросила смелый, дерзкий вызов богоборческой политике государственного атеизма. Величайшее Чудо: дьявольские гонения на ЦЕРКОВЬ ХРИСТОВУ так и не смогли до конца вытравить семена Правой Веры, когда-то запавшей в умы и сердца. Сатанинские шабаши бесноватых большевиков оказались безсильны перед генетической памятью верующих поколений.
           Крепкие ребята из 3-го взвода 5-й роты - без любимой формы, в гражданке, чтобы особо “не светиться”, - собралась к 24:00 у православного храма на Таганке, где жил до поступления в МсСВУ наш однокашник, сын генерал-полковника, заводила атлетического сложения - Малыхин.  Ясно помню боевую задачу, которую парни поставили сами себе:

                ЗАЩИТИТЬ КРЕСТНЫЙ ХОД
                ОТ ВОЗМОЖНОГО НАПАДЕНИЯ
                ПОЛУПЬЯНОЙ ШПАНЫ!

          В старинном, намоленном храме чинно, торжественно шла пасхальная служба. А мы, стоя снаружи, явственно ощущали свою причастность ко всему происходящему внутри. Были этому очень рады. Долго тусовались на пустынной улице. Весело о чём-то беседовали. Строили туманные планы на будущее. И почему-то не хотели расходиться, охваченные каким-то особенным, приподнятым Настроением…
          В недрах души сладостно звучало:

                ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!

          И космическим, вселенским отзывом:

                ВОИСТИНУ ВОСКРЕСЕ!

          Незабвенны те пьянящие московские вечера в конце мая и начале июня, когда со жгучим чувством необратимой утраты мы прощались с родным училищем и одновременно грезили о будущей офицерской службе, выполнении особых спецзаданий правительства и захватывающих приключениях где-нибудь в джунглях Конго или сельве Бразилии, в Испании или Мексике...
          Слава БОГУ за всё.
          Несмотря на долгую жизнь вне церковной ограды, в высшей степени романтическую настроенность, непрерывные поиски той самой Единственной, Ненаглядной, Несравненной, - мы, с Божией Помощью, устояли. Сохранили душевное равновесие. Не угодили в медовую ловушку. Не опрокинулись - пошло, позорно - в блудную бездну. Грязные лапы гнусного разврата, убийственного порока не коснулись - хвала ТВОРЦУ - нашего тела, нашей души. Карты, вино, женщины - пакостная, заразная триада - не имела со мной ничего общего. Именно поэтому удавалось постоянно пребывать в блаженном состоянии духовного подъёма. Без тени малейшего уныния. Была наивная уверенность: то же самое чувствуют все остальные. Даже мысли не возникало, что на деле всё обстоит совершенно  иначе. Ибо мирный дух, глубинный покой, душевная просветлённость есть явный дар Свыше, доступный очень немногим…
          Если бы любого из нас спросили, почему суворовцы называют себя кадетами, каждый, не раздумывая, сказал бы:
        “Так повелось. Это классно. Такова традиция. И мы ей не изменим!”
          Мне всегда хотелось найти полный, исчерпывающий ответ на данный вопрос. Сие совершилось уже на склоне лет, после долгой приключенческой жизни и глубинного погружения в прошлое по ходу интереснейшего творческого процесса.
          Заветное слово “кадет” содержит, таит в себе громадный бытийный пласт, совершенно неведомый большинству современных юношей. Ясно показывает нравственное богатство, духовное величие Имперской России. Призывает к верности, преданности Государю Императору, Всероссийскому Самодержцу, Помазаннику Божию. Открывает глубочайший смысл победного клича “За Веру, Царя и Отечество”. Демонстрирует честь, мужество, отвагу, доблесть юных витязей минувшего. Воспевает героику Белой Борьбы. Напоминает о славных боевых деяниях благородной молодёжи в Гражданскую войну (1917-1922). Обнажает величайшую Трагедию братоубийственной Смуты. Призывает к самым возвышенным, нетленным Идеалам.
           Поясним нашу мысль. Были мудрые мальчишки, которые впоследствии выбрали духовный путь. Успешно подвизались во Славу Божию. Например, святитель Иоанн (Максимович), Шанхайский и Сан-Францисский Чудотворец (1896 - 1966, РПЦЗ) - выдающийся архипастырь, прозорливец и богослов, гигант духа и великий молитвенник за Россию, в своё время окончил Полтавский кадетский корпус. Сей дивный муж прославлен и причислен к лику общецерковных святых Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 24-го июня 2008-го. День памяти 19-го июня (2-го июля).
          Интуитивно, на уровне генетической памяти, в лабиринтах подсознания мы, неформальные суворовцы - тайно верующие кадеты конца 60-х - начала 70-х годов 20-го века (были и такие!) всё сие как бы предчувствовали, предощущали. Но только через несколько десятилетий, в постсоветский период появились потрясающие мемуары харизматических ветеранов, озаривших ярким светом затронутую нами тему. Вот лишь некоторые авторы, их неувядающие шедевры: Виктор Ларионов и “Последние юнкера”; генерал Туркул и “Дроздовцы в огне”; архиепископ Брюссельский и Бельгийский Василий (Кривошеин, 1900-1985), лично знавший преподобного Силуана Афонского, и необыкновенная, интереснейшая одиссея будущего владыки “Спасённый Богом” …
          Наконец, долгожданный Прорыв на самый первый, столь многообещающий Перевал Бытия - успешное завершение трёхлетней учёбы. Каждый из нас получил не только аттестат зрелости, среднее образование отменного качества, спортивные навыки, начальную военную подготовку, отличные знания в рамках КМБ (курс молодого бойца), но и удостоверение военного переводчика по английскому языку, а также право поступать без экзаменов в любое высшее военное училище с четырёхлетним сроком обучения. Завидный удел…
          В военные академии и ВВУЗы на правах военных академий – где  учатся пять лет  –  кому-то придётся  сдавать экзамены на общих основаниях. В случае конкурса, при равных оценках, в первую очередь примут наших парней. Кадеты-выпускники, уже в новой курсантской форме, разъедутся по всей необъятной стране. Их встретят романтические, интереснейшие города с богатейшей историей: Санкт-Петербург, Вильнюс, Рига, Киев, Рязань, Кострома, Севастополь. Желающие могут оказаться совсем далеко от  столицы и попасть, например, в Баку, Самарканд, Ташкент, Новосибирск, Благовещенск или Уссурийск…
          Символический поход в московский Кремль. Фотосессии возле древних соборов, царь-пушки, колокольни Ивана Великого. Групповые снимки - ротный и взводный - на добрую память. Завораживающий ажиотаж в гуще всех этих мероприятий, овеянных нарастающей Грустью неизбежной Разлуки с чем-то невыразимо Дорогим…
          Как и прежде, по традиции, глубокой ночью, будто разведчик в глубоком тылу противника, какой-то безстрашный выпускник осторожно и умело покидает казарменную спальню. Виртуозно выбирается за пределы корпуса, умело прячась от опытного офицера - дежурного по училищу. Шаг за шагом, мимо безлюдного плаца, пробирается к санчасти. Приближается вплотную к мрачному объекту, который в зловещем безмолвии вздымается в жуткую темень, словно буравя, пронзая насквозь предгрозовое небо, объятое тучами. По железным скобам, безо всякой страховки, дерзновенно поднимается к самому краю высоченной фабричной трубы из красного кирпича. Победно водружает там “прощальный флаг” - большое белое полотенце. По Милости Божией, имея железную волю, стальные нервы, стоическую выдержу, редкое самообладание, благополучно спускается на асфальт, ежесекундно рискуя сорваться вниз с головокружительной высоты и разбиться насмерть.
          Рано утром - для снятия “флага” - вызывают пожарную машину с длинной выдвижной лестницей.  Но кое-кто из смелых кадет уже сумел стать
счастливым свидетелем ежегодной ночной акции. И всё училище знает: она прошла вполне успешно…
          Остаюсь один в пустом классе. Долго, неотрывно созерцаю групповое фото, на оборотной стороне которого аккуратно расписались все кадеты нашего взвода. Делаю последние записи в “дембельский альбом” - общую тетрадь для дневниковых пометок, собственных стихов, кадетских песен разных лет.
           Почему-то ностальгически бередит память детская лирика славных парней из пятой роты и наивное творчество безымянных, неизвестных авторов. Пламенные слова, взмывающие из пылкого сердца; бесхитростные, но такие проникновенные строки, - трогают, умиляют до слёз:

                “Рыжие окна
                Сонных домов горят…
                Может, помогут
                Найти они мне тебя…

                Ищешь ты в книжках
                Чистой любви…
                Ну и глупышка:
                Я здесь - позови…”


                “Лето пахнет грозами, розами, пионами.
                Время же кадетское мчится всё быстрей…
                Разлетелись мальчики с алыми погонами.
                Упорхнули, милые, от родных дверей…”   


                “Если не попал в Московский округ -
                Собирай свой тощий чемодан,
                Поцелуй мамашу, обними папашу
                И бери билет на Магадан…

                Лет через пятнадцать ты вернёшься,
                А в руках всё тот же чемодан…
                И лишь для мамаши кисло улыбнёшься:
                На погонах званье - капитан…”

          И “отдельным номером” - словно мистический бросок в иное, громокипящее, совершенно неведомое Житие, рывок в заоблачные небеса - заводная песня американского лётчика, виртуозно сбитого каким-то воздушным асом на Вьетнамской войне и сумевшего выжить. Автор или авторы слов и музыки этого шедевра мне неизвестны. Сей популярнейший в армейской среде хит мастерски исполняли кадетские, курсантские, солдатские рок-группы в самых разных военных училищах и академиях, частях и гарнизонах советского Союза. Причём, отдельные исполнители выдавали такое гитарное соло, такой потрясающий вокал, что им, несомненно, позавидовали бы даже такие молодёжные кумиры, корифеи зарубежной эстрады, как Элвис Пресли, Пол Маккартни, Джон Леннон, Том Джонс и другие…
          Талантливый парень из второго взвода нашей роты, выступая с этим хитом в переполненном училищном клубе, сумел реально погрузить нас в атмосферу воздушного боя. Мы сами как бы очутились высоко над Землёй, в истерзанных небесах воюющего Вьетнама, среди кровавых сполохов, ракетных разрывов. Аудитория была полностью захвачена происходящей Мистерией…
          К сожалению, от полного текста этой замечательной песни, пронизанной лучистым Мажором, в “дембельском альбоме” моей памяти остались лишь обрывки:

                “Мой Фантом, большой и быстрый,
                В небе, голубом и чистом,
                С рёвом набирает высоту…

                Так скажите, кто же меня сбил?!.
                Ли-си-цын Володя это был…”    

          Выпускной вечер, точнее, прощальный банкет в конце июня 1971-го. Пульсирующий, блистающий, многогранный пласт юношеской жизни остаётся где-то за спиной. Как бы далеко позади, внизу. Всё тает, растворяется в грёзовом мареве. Времена, даты, этапы, сроки смещаются, спрессовываясь в одну точку. В уютно-маленьком зале старинного ресторана, под потрясающие песни, романсы в стиле крутого ретро, кадеты нашего взвода, одетые в гражданку, поднимают завершающие тосты. Трогательно прощаются друг с другом. Взаимно клянутся в вечной дружбе. Обмениваются домашними адресами. Собираются регулярно переписываться. По возможности, периодически встречаться. И, должно быть, сами того не сознавая, расстаются уже навсегда…
          Незаметно выхожу в соседний шикарно-праздничный зал. Окидываю сверкающее пространство цепким взором. На какой-то миг замираю на месте. Вижу себя на стыке манящих разнонаправленных эпох. Перед мысленным взором - бриллиантовой стрелой - молниеносно проносятся ярчайшие картины, судьбоносные эпизоды кадетской эпопеи. Пытаюсь увековечить во взыскательной памяти сей пограничный, вневременной Момент, объемлющий спелые грозди седых веков, вмещающий размах тысячелетий. До боли сжимаю в правой руке заветный значок - нагрудный “краб”. Глаза непроизвольно увлажняются. Щемящее чувство пронзает взволнованное сердце необоримого идеалиста, несокрушимого романтика: кадетская пора - лучшие годы лучезарно-неповторимой Юности - безвозвратно уходят в небытие…

                Ухожу в изумительный мир через хрупкое детство,
                Уводя караван по следам ностальгических Тайн.
                Сквозь пурпурные Зори минувших империй Наследство
                Увлекает в сады Дастиджуна под пение майн…

                Пусть кадет легендарной поры, “очарованный странник”,
                Резидент из Грядущего, рыцарь плаща и кинжала,
                Одинокий поэт, лучезарной Феерии данник
                Продолжает подъём к Перевалу… Но времени мало…


                Не постичь сокровенные смыслы вселенских Загадок.
                Стратегический код Бытия остаётся за кадром.
                Романтический вечер у моря пленительно сладок.
                Улыбаются звёзды, воспетые радостным бардом…

                На испанской гитаре ликуют задорные струны.
                Черноокую фею ласкают накаты мажора.
                Неужели пройдёт безмятежно счастливая Юность,
                Будто лунная тень, ускользнувшая в сонные горы?!.

           И тотчас - одномоментно - вне рассудочных понятий и отвлечённых категорий совершается глубинный ПРОРЫВ в сокровенные недра прозревающего духа. Приходит светоносное утешение Свыше, разбивая в пух и прах бредовое безбожие советского официоза: ЖИЗНЬ в онтологическом, сущностном значении этого слова - с громадной заглавной буквы - как блаженное, безсмертное БЫТИЕ с БОГОМ и в БОГЕ - со ХРИСТОМ и во ХРИСТЕ - никуда, никогда от меня не уйдёт. Пребудет со мной и во мне ВЕЧНО, озаряя нетленной ЛЮБОВЬЮ…


                Побрели после кросса - безумно усталые.
                Галеоны мечты обращаются вспять…
                Впереди приключения ждут небывалые.
                Но пришла Ностальгия… Её не объять…

                Истребляю тарантулов сплина сонетами.
                Направляю поэму в крутой Перелёт…
                Мы ведь были когда-то лихими кадетами.
                Это чудное Время во мне не умрёт…

                Наша чёрная форма - лезгинка с кинжалами.
                Гимнастёрки ушитые. Брюки клеша…
                Разгоняем шпану за чужими кварталами.
                Восторгается, грезит, пирует душа…

                Разливается песня “Москва златоглавая”.
                Приголубил братишек “Славянский базар” …
                Убывают кадеты… Рванулся за славой я.
                На Голанских высотах взревела Гроза…

                Неприметно ушли “гимназистки румяные”.
                Будто пули, мелькнули сезоны, года…
                Угасают, прощаются зори багряные.
                А в Сочельник вовек не погаснет Звезда…


                Упустил я, быть может, деяния важные,
                Оседлав астероид в броске за Звездой…
                Приютили кадета Герои отважные.
                Выхожу на поверку - как встарь - Молодой…

                Триумфально вернётся к нам время Державное
                Сквозь порталы Иных, запредельных Времён...
                И тогда мы начнём ЖИТИЕ наше Славное,
                Созерцая полотнища Царских Знамён!..


       Примечания: Вертинский - популярнейший бард, широко известный ещё с дореволюционных времён 20-го века;
                Сугран - живописный каньон и одноименная река на                Центральном Памире; 
                Зуров – талантливейший, но почти неизвестный писатель-
эмигрант, высоко ценимый Буниным. Юношей воевал с красными на Северо-западном фронте. Написал изумительную по трагической красоте лирическую повесть “Кадеты”;
                Фавор - гора в Галилее; без малого 2000 лет назад, незадолго до Своих крестных страданий, Богочеловек Иисус Христос, Искупитель и Спаситель падшего мира, преобразился на Фаворе перед тремя Своими учениками, явив им Свою Божественную Славу;
                нанду - экзотический страус;
                хронофаг (греч.) - пожиратель времени;
                Дарваз (Дарвазский хребет) - часть горной системы в Южном Таджикистане (Западный Памир) и Северном Афганистане;
                Арни - красное сухое вино;
                фиеста (исп.) -праздник;
                “Жемчуга” - сборник стихов смелого путешественника, боевого офицера-разведчика, блистательного поэта Серебряного века Николая Гумилёва, расстрелянного большевиками;
                Асмодей - один из главных бесов;
                Бальмонт - знаменитый поэт Серебряного века;
                Ездра - древнееврейский мыслитель, автор исторических книг Ветхого Завета;   
                самум (араб.) - песчаная буря в пустыне;               
                Герат, Баграм - города в Афганистане;
                Армагеддон (Откровение святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова, глава 16, стих 16) - величайшая битва в конце времён;   
                Дастиджун - горный заповедник в приграничной зоне Юго-Западного Таджикистана, на подступах к Северному Афганистану.
                “Славянский базар” - старинный и, по-моему, ещё дореволюционный ресторан в центре Старой Москвы, вблизи Красной площади; летом 1971-го кадеты 3-го взвода 5-й роты отпраздновали свой выпуск из МсСВУ в “Славянском базаре”;
                на Голанских высотах (Ближний Восток), в разгар Октябрьской арабо-израильской войны (1973), шли безпрецедентные по масштабам танковые бои;
                каждый выпускник суворовских училищ получал специальный металлический нагрудный знак в виде обрамлённой венком пятиконечной звезды, в сердцевине которой был лик Александра Васильевича Суворова;
                онтология - наука о бытии.


                Россия. Средняя полоса. Хутор П.

                Сентябрь-октябрь 2025-го.

                Алексей Яковлев-Козырев (Союз писателей России)