Дурочка

Был у них сад. Небольшой, опрятный и сказочный. Кто в него попадал — терялся. Не в том смысле, что дорогу назад отыскать уже не мог, а в ощущениях терялся, в чувствах. Каждый уголок сада был наполнен любовью. Возможно, именно поэтому его облюбовали птицы.

Лесных птиц тут было полно. Первым заливался соловей. Он прилетал на куст жасмина, что возле дома, и играл роль будильника. А следом за ним уже вовсю выглядывали из своих многочисленных гнезд и другие птицы. Щебет в саду с утра был такой, что если хозяева звонили по телефону с улицы, то непременно слышали в ответ недоуменное:

— Вы в птичнике каком-то, что ли?

Но нет, они жили не в птичнике, а в небольшом, личном Раю.

Ковром из мелких, сиреневых, белых и голубых цветов была украшена земля. Дорожки то и дело прорастали пучками сочной травы, на кончиках которой обожали качаться божьи коровки.

Пожалуй самым завораживающим зрелищем были кусты парковых роз — высоких, разноцветных. В центре — штамбовая, бордовая — настоящая царица сада!

А плетистые создавали множественные арки. И вызывающе-яркие, красные, и пышнотелые, розовые, и целомудренно-белые, и сочно-лимонные, всех и не перечислить. Их ласковые, нежные лепесточки на закате раскрывались таким разнообразием красок, что хозяева не могли налюбоваться и определиться: какого же всё-таки цвета эти розы.

— Персиковый, — утверждал муж.

— Влад, мне кажется, что ближе к оранжевому, — качала головой жена, бегая вокруг цветка с фотоаппаратом.

— Скажешь тоже, Вита! Пер-си-ко-вый! И точка. Ой, посмотри… а сейчас совсем светлый, почти желто-белый…

Были и другие любимицы, помимо роз. И у каждого жителя сада было своё уникальное имя. Яблони Мать-Кормилица, Сочная, Эльфийский лес, Пестрая. И ива Благодетельная, и вишня Белая Нежность, Первая Радость, и даже туя — Кошкин Дом, и каштан — Пальма. Много имен, много историй…

Благоухающие королевские лилии делили своё возвышенное королевство вместе с гигантскими хостами, гвоздиками, ромашками и пионами. Иногда к ним приезжали гости-однолетки — погостить на лето.

Шапки сирени нависали над беседкой, где так уютно было сидеть вечерами с зажженными свечами или фонариками, любоваться закатами, слушать кузнечиков и купаться в аромате сиреневого чуда.

Яблони, груши, вишни, терн, клены и каштаны, ели и березы — всего этого было в избытке. И даже красавец дубок — прилетел откуда-то и вырос. Его приютила осинка. Вокруг нее что только ни росло! И елочка из семечка, и рябина сладкая, и сосенка. Всех она сберегла и вырастила, как самая заботливая нянечка-кормилица.

***

Однажды случилась сильная гроза. Ветер повалил в округе множество деревьев. Эта участь постигла и яблоню — самую странную из садовых жителей. Ее яблоки всегда были кислыми и вяжущими. Как она по-научному называлась — никто уже не помнил, отчего дали ей «домашнее» имя — Дурочка.

Дурочке было уже много лет, больше ста, совсем старушка. Плодов ее никто никогда не ел, но рубить не рубили — как-никак она пользу приносила: от соседского дома закрывала своей раскидистой кроной.

— И что же делать? — ходил вокруг сломанного дерева Влад. — Придется пень выкорчевывать. Расчистим тут место. Смотри, Вит, сколько много всего тут можно сделать! И как сразу светло стало.

Но хозяйка была категорически против.

— Ты что, это же ее корни — вот здесь, в этой самой земле. Столько лет… Родная… Засохнет пень — вот тогда и… А пока не трогай.

Поспорили они, даже поругались слегка, но пень оставили. На следующий год пень этот обзавелся порослью.

— Это дичка. Была Дурочка кислая, так теперь еще Дурочкой Дикой станет. Пойду рубить, — решил Влад. Да не успел. Вита собой деревце загородила.

— Не трогай, дай ей время. Я с ней договорюсь.

— Вит, ну что за глупости! Как, интересно, ты с ней собираешься договариваться, яблоневым языком овладеешь?

— Договорюсь, — пообещала Вита, с любовью поглаживая молодые веточки. — Язык этот — универсальный, для всех единый — любовь.

Прошло еще несколько лет. Дикая Дурочка выросла, стала такой огромной, выше осины.

— Расчистить бы тут всё, энергию солнца пустить, — в очередной раз вздыхал Влад, с грустью наблюдая, как с каждым годом сад становится всё темнее и темнее. Но спорить с женским чутьем — себе дороже.

А между тем, не только деревья в саду ломались, но и дома цветы стали вянуть. Сразу после приема очередных гостей. Пышные драцены, которые придавали гостиной особый шарм, падали моментально, словно их грузом к земле тянуло. Не помогали даже опоры. Фикусы сбрасывали листья за одну ночь. Напасть коснулась и домашней любимицы — юкки. Этот цветок совсем зачах, никак после визита гостей оправиться не мог. Боролись за его жизнь несколько месяцев, но бесполезно, и летом он был выставлен на улицу. В последний раз пересадили цветок в самый красивый горшок, подкормили, полечили, как могли, и оставили на садовом комоде. Умирать.

— Пусть хоть настоящим солнцем полюбуется напоследок, — скорбела Вита. Со слезами на глазах она прощалась со своей красавицей, и целовала листья — последние два, и ствол гладила, просила прощения, что не смогла исцелить. Догадывалась, почему такой роскошный цветок заболел, но страшно было даже подумать на близкую родственницу. Ведь именно про этот цветок родственница сказала в свой последний визит:

— Что ты с ним делать будешь, Вит, когда этот веник до потолка дорастет? Обрежь! У меня-то юкка не прижилась. Не люблю их. Лучше купи себе фиалок на подоконник...

Вздохнула Вита, вспомнив злые слова и недобрый взгляд, да делать нечего, свершилось проклятье родственницы. А тут ее ребенок неподалеку играл — трехлетний малыш.

Отвернулась Вита буквально на пару минут, как маленький непоседа принялся все ящики комода вытаскивать, не подумав, что тот опрокинется. Так и произошло.

Вита закричала и рванула к ребенку, да было поздно: комод упал. Перепугалась она, тишина вокруг… Думала — всё, пришиб тяжелый комод ребенка, а там истинное чудо: умирающая юкка упала таким волшебным образом, что собой подперла комод с ящиками и так держала стволом ровно до того момента, пока мать не вытащила целого и невредимого ребенка. В эту же секунду ствол юкки переломился пополам, и тяжеленный комод рухнул на цветок, придавив своим весом.

— Ну ладно, — также вспомнив эту историю, подумал Влад, в очередной раз обходя Дурочку. — Вдруг и тебе какое-то геройство предначертано? Живи, раз уж выросла. Тут все такие. Сами прилетают и прибегают откуда-то, сами вырастают, где хотят и как хотят. Хозяйство бабы Яги, не иначе как, — хмыкнул Влад, оглядев питомцев: как представителей растительного, так и животного мира.

Кого здесь только не было! Настоящий зоопарк. Сюда все приходили, приползали и прилетали. Они откуда-то знали, что тут их никто не обидит, никто не прогонит, а напротив, накормят, вылечат и предложат остаться, если понравится.

— Тут ведьма с ведьмаком живут, — шептались соседи. — Только у них на участке птиц полно, а у нас нету, все деревья в жучках, приходится ядами поливать. Переманили гады всех птиц к себе! И это несмотря на то, что у них вечно куча диких кошек. И как это у них кошки птиц не ловят, интересно? Видели, как коши и птицы на одной ветке яблони сидят и не трогают друг друга?

— А голуби белые! Слышали, как они улетели из голубятни и у этой ведьмы на крыше поселились рядом с ласточками? Пришлось хозяину этих голубей унижаться, просить разрешение, чтобы залезть на крышу и словить своих голубей. Насильно птиц в голубятню возвращал, точно заговоренных.

— Да это еще что! У них ворон ворота охраняет. Стоит подойти, посмотреть в щелку, как этот черный поганец тут как тут! Пикирует прямо на голову. Пристрелю его когда-нибудь. Вредитель. Да он, зараза такая, у них на участке сидит, далеко никуда не отлетает.

— Лисица к ним из леса бегает, кормится. Много раз видела! Сдружилась с их собаками. Заразит еще, а там по цепной реакции пойдет… Надо отлов вызвать, пусть пристрелят уже эту лисицу. Они же опасные!

— Всегда и везде всей семьей вместе ходят. Как табором! Не надоело ли за столько лет? Противно даже. Неужели нет никаких интересов, кроме как по саду ползать и детей растить? Он — подкаблучник, а она на него притворно молится. Просто использует мужика, это же очевидно! Прям приторно. А он не видит в упор, гордится ею, носится с ней, как… как… Черт! Прям как не мужик! И еще выпендривается. Все люди как люди, только эти — белые вороны. Омерзительно!..

Продолжали так люди злыми языками трепать многие годы. Порой захаживали под разными предлогами в гости. То одно спросить, то другое, то за помощью... Вита на стол накрывала, если посиделки затягивались, хоть и видела, что люди приходили чаще из любопытства, а не по какой-то серьезной причине. Не с чистыми сердцами и помыслами они осматривали сад и дом, но лишь ради сбора новой информации. Всё реже Вита и Влад пускали к себе в гости, тропинка к ним почти заросла, но и это не спасало от злословия. Пуще прежнего ярились соседи. Не имея возможности получать новую пищу для сплетен, они фантазировали, выдавая желаемое за действительное.

Вита надеялась, что когда-нибудь их сердца оттают, хотела верить в лучшее. По-прежнему была приветлива, доброжелательна и открыта со знакомыми. На вопросы отвечала прямо, не юлила, но ответы не нравились, раздражали. Впрочем, как и всё, что было в доме у Влада и Виты, начиная от их детей и заканчивая деревьями. Соседи всё никак не могли угомониться, бесконечно советовали «проредить», удалить деревья.

— Зачем вам осины? Это же страшный сорняк! — возмущенно кривилась соседка, с презрением смотря на стройные осинки с балкона своего дома. — Они и мне мешают, тень на мой участок падает. А ваш девясил! Жуткий просто. Ромашки, как в фильмах ужасов, — огромные! А полынь-то, полынь вам зачем с крапивой?!! Фу, и даже клевер. Он весь вид портит. Дикость какая. Лучше бы газоном всё тут засадили, как цивилизованные люди, нежели эти заросли с разнотравьем разводили. Перекопайте и очистите свой участок от этих сорняков.

— Какие же это сорняки? Это наши друзья и целители. Да и красиво как! Знаете, все деревья между собой общаются, у каждого свой характер, «изюминка» и карма, — любила рассказывать гостям Вита. — Перерождения происходят по цепочке. Редко когда после человеческой жизни сразу в человеческом теле перерождаются. Часто промежуточное состояние бывает — в животном и растительном мирах.

— Ты в это веришь? — смеялась соседка.

— Конечно, — словно говорила о чем-то обыденном, удивлялась Вита. — Поэтому нельзя обижать ни животных, ни растения. Ведь нужно обладать очень чуткой душой, чтобы суметь понять: кто перед тобой в новом обличье. Вот, например, если каштан обидеть, то никакой другой каштан в мире больше не поможет: ни отварами, ни настойками, ни примочками. Обидчивые они. Так и с остальными деревьями, со всем растительным миром. Есть у них свой особенный интернет. И если к ним люди хорошо относятся, то в минуту опасности или в горе они всегда придут на помощь. Не словами, а образами. Главное, раскрыться им навстречу, не анализировать, а просто принимать отправляемые человеку «картинки». Они сами «распакуются» в нужные действия или дадут совет-ответ на вопрос — самый главный, который задает душа.

— Ну конечно! — не верила соседка и крутила у виска, мол, верят же люди во всякую чушь! — Деревья — это неодушевленные объекты живой природы, об этом известно еще со школьной скамьи.

— А тогда что такое Природа? Если она живая, то… — возражала Вита, но ее затыкали, поучали, оскорбляли.

— С людьми надо по-человечески обращаться, а не с деревьями разговаривать! Тьфу на них, снобы противные! — уже спустя полчаса шепталась соседка со своими приятелями. — Будто лучше остальных, красивее и умнее. Нет, конечно! Он — жутко меркантильный мужик, вон, сколько всего у них есть, а выставляет себя чуть ли не святым. А она, небось, из салонов не вылезает. Столько лет, а выглядит как школьница. Как законсервировалась. Наверняка подтяжки делает и кучу бабла вливает в свое модельное тело. Это же дураку понятно! Но я поучила ее уму-разуму, она не смогла даже ответить, каким таким органом дерево может общаться и что-то там передавать, если у него мозга нет! Да и лично мне какое дело до того, общаются между собой деревья или нет? Не применимо это к жизни. Мне бы доход себе сделать, мужика нормального найти, чтобы обеспечивал и в постели удовлетворял. Ну и тело красивое себе заиметь. Так это ж вкладываться надо! Деньги нужны… А не все эти философские размышления о деревьях. Делать, что ли, нечего?

— Не переживай, Вит, — успокаивал Влад жену, когда до нее долетали все эти сплетни: доброжелатели, не стесняясь, пересылали переписку и показывали истинное отношение к Вите и Владу. — Люди всегда завидуют тому, чего не имеют сами, и надумывают, ненавидят, критикуют тех, кто живет не так, как все остальные, не по правилам, принятым в социуме. Во всём у таких людей ищут изъяны, а если не находят выдающихся грехов, то обязательно придумают их, нарисуют своим воображением. Если ты помогаешь злобным завистникам, веришь в них, делаешь им добро, искренне, от всего сердца, то тебе этого никогда не простят.

И случилось так, что не выдержала защита, ведь иногда от ураганного ветра ломаются даже самые крепкие деревья…

Большую и дружную семью накрыло облаком тьмы.

Одна за другой последовали трагедии: несчастные случаи и смерти, от мала до велика, да и Вита сама чудом выжила, захворала. Не было конца и края горю и отчаянию, страхам и беспокойству, и никто не мог поддержать: ни словом, ни делом. Хотя бы просто потому, что люди вообще чужое горе редко понимают, что уж говорить об искреннем сочувствии. Чаще злорадствуют, судачат, делают какие-то выводы на основе сплетен и несуществующих, придуманных кем-то умозаключений, пропущенных через свой жизненный опыт и качества души. Ведь каждый судит по себе. Потому и слова сочувствия часто поверхностны и изменчивы, как краски на закате. Такая «дружба» и знакомства — быстротечны. Яркие однолетки, легкие отношения, оставляющие светлую печаль после увядания.

Дивные розы в саду перестали радовать глаз. А когда им некого радовать, они не живут, чахнут. Заброшенные, они быстро выродились и исчезли. Словно их и не было в саду. Погибли лилии, а также все остальные цветы и травы. И только деревья выстояли. Они сильнее цветов и не красотой помогают — не той, которая быстро проходящая. Корни их глубже и мудростью пропитаны.

— Вита, многое отсюда не видно. Не горюй, любимая. Смерть — всегда начало новой жизни. Поэтому не жалей об утрате, у каждого свой путь и своё предназначение, — как и прежде был рядом и держал ее за руку Влад.

Но Вита словно не слышала, оглушенная потерями и ударами судьбы. Даже самым могучим корням нужны мотивация и время для исцеления, иначе их просто съедят те, которые питаются корнями под землей: в царстве вечной Тьмы.

— Я больше не смогу быть такой же цветущей, как прежде, — горестно качала головой Вита. — Как сломанная яблоня, которая больше никогда не зацветет.

— Даже если так, то я буду любить тебя любой.

— А если я превращусь в старый, разбитый пень, раскуроченный ураганом? Всё равно будешь любить?

— Дурочка ты моя! Конечно же. А я? Если я стану старым, разрушенным невзгодами пнем, ты будешь любить меня?

— Да. И буду поливать тебя слезами благодарности.


***



Семь лет прошло с той грозы, когда сломало Дурочку. Тогда из пня выросла дикая поросль, обреченная по мнению ученых на лесное, бескультурное существование. Ведь всем известно, что окультуривает живую природу только человек и исключительно селекцией либо прививками.

В самый страшный момент, когда ничто уже не могло спасти хозяев сада от пропасти отчаяния, их дикое деревце расцвело пышным цветом. Благоухающим ароматом наполнилось всё пространство, заставив Виту очнуться от горя, подняться с постели и выйти в сад. Как будто яблоня звала ее, тянула к ней свои незримые ласковые руки.

Таких красивых цветов никто никогда на яблонях не видывал. Расплакалась от благодарности Вита, прижалась к стволу сердцем, обняла всей душой деревце и сразу поняла — исцелилась.

И вскоре усыпала Дурочка своими большими, сочными, сладкими яблоками — вовсе уже не дикими, кислыми и мелкими! — то место, где нашел последний приют прах родных, покинувших этот мир.

Никогда еще прежде не были эти яблоки такими… «окультуренными» и вкусными, никогда — за все прошедшие сто лет, включая те семь, проведенные ею во Тьме.

Говорила Дурочка с потомками через образы и сладкие плоды, но только с теми, кто мог понять это чудо воскрешения и преображения, и растворяла ласковыми ветвями любое горе и печали, показывая картины иного мира.