04 03. Разбор полётов

Рядовой Сакен Сеитахметов декабрь 1984 года на горе Бомвардар высота 3125.


       В 1976 году я учился в шестом классе советской общеобразовательной школы, мозгов к тому времени у меня наросло ещё не великое множество, но кое-какая память в башке завелась. В тот год Александр Градский впервые исполнил знаменитую песню композитора Александры Пахмутовой на стихи поэта Николаая Добронравова «Как молоды мы были». Бессмертные слова из этой песни «ничто на Земле не проходит бесследно» я вспомнил сразу после плотного, обильного завтрака, выжранного из мятой консервной банки 18 сентября 1984 года, схватился одной рукой за армейский головной убор, другой за булькающий живот, и стремглав побежал к разрушенному дувалу. Не прошла бесследно для моего организма разгрузочно-диетическая терапия в течении трёх суток на Пятнадцатом посту по системе подполковника Кошкина. В то время я уже теоретически знал методику «из пике не надо выходить резко, надо выходить плавно», а на практике по детско-раздолбайской привычке считал свою жизнь бесконечной, а здоровье всемогущим. После трёхдневной голодовки «на сухую» мне следовало начать прием пищи с небольшой порции тёплого супца, через часок-другой повторить с добавлением сухарей и нехрен было жрать, как не в себя, картошку с комбижиром, да ещё и полноценный обед после неё. Кое-как мой организм выдержал данное издевательство, но после завтрака «от пуза» он сказал жесткое «хватит!» и пришлось мне бежать в неудобной позе к разрушенному дувалу, маневрировать там «на цырлах», как балерун, между желтыми лужами свежих солдатских «мин». Очевидно, не мне одному не прошла бесследно разгрузочно-диетическая терапия подполковника Кошкина.
       Пока я страдал без штанов в руинах огромного дувала, Рогачев поставил Седьмой роте задачу заняться личным оружием, боеприпасами и прочими предметами, необходимыми для прогулок на свежем воздухе. Мой пулемёт напрашивался на основательную чистку ударно-спускового механизма, а для этого требовалось организовать полную разборку. Сам делать таковую я был не обучен, зато знал, кто обучен. Сержантам в «учебках» прививали способность к полной разборке, я это знал и направился к сержанту Сане Манчинскому с ручным пулемётом в руках. Саня - земляк, отказать не должен. Он и не отказал. В ущерб своей отдыхающей смене. В тот день он стоял в наряде дежурным по роте, сразу после завтрака ему полагалась отдыхающая смена, разрешалось отдыхать лёжа (спать) с 10 утра до 12-ти часов дня. Однако, вместо сна Саня, как старший боевой товарищ, как сержант, и как земляк, уселся рядом со мной возле пулемёта и принялся подсказывать какую деталь и в какой последовательности положено выковыривать из ствольной коробки при осуществлении полной разборки.
       Очень усердно я старался всё понять, запомнить и отпустить Саню с должности наставника на нары, где он смог бы лечь с открытым ртом, или с закрытыми глазами, это уже по личному выбору. Как я ни пыжился, всё одно, минут тридцать из Саниного сна, таки, забрал. Полчаса из двух часов – это много. Человек не спал всю ночь, охранял наш мирный сон, а теперь тратил бесценные минуты своего отдыха на моё обучение. Вот это, я понимаю, сержант Советской Армии.
       По завершении обучения Саня убедился, что я правильно всё собрал, что затвор передёргивается и осуществляется спуск, после этого ушел в свой взвод, завалился на боковую.
       Для пущего закрепления полученных навыков, я ещё три раза полностью разобрал, затем собрал свой вычищенный пулемёт, проверил как замечательно он щелкает механизмом спуска, поставил перед собой на сошку, сидел на плащ-палатке, смотрел и гордился сам собою. От прилива гордости моё настроение заметно приподнялось.
       В приподнятом состоянии долго находиться мне не позволило начальство и затеяло в нашей роте построение. Причем, не просто обыденное, серое никчемное, каких на дню проводят сто. В этот раз было устроено чуть ли не торжественное прохождение перед трибуной с Брежневым. Правда, трибуны у нас в Рухе ещё не построили, а Брежнев пару лет тому назад оставил этот мир без себя, но всё остальное было сделано, как при почётном карауле. Нас построили в каре во внутреннем дворике, в центре построения, при полном параде, предстали Рогачёв, Замполит и Старцев. Рогачёв на правах ИО командира роты с особым пристрастием заровнял-засмирнял строй, затем приступил к «разбору полётов». Основной вопрос состоял в том, почему душманы расстреливали старшего лейтенанта Ахундова безнаказанно? Третий взвод занимал соседнюю высотку, то есть, удобную позицию, позволяющую умерить воинственный пыл противника, но с неё, почему-то, никто не произвел ни одного выстрела по душманам. Почему?
       В ответ Рогачёву, как говорится в песне, «немая была тишина».
       Третий взвод Старцева пошел на тот боевой выход без самого Старцева.  Лично Кэп (командир полка) Кошкин поставил командиру третьего взвода отдельную задачу стратегической важности - приказал взять с собой несколько бойцов, оседлать БТР, резко на нём метнуться в Джабаль-ус-Сарадж и родить там рядового Кошеля в рекордно короткие сроки.
       Служил в нашей Седьмой роте один выдающийся разгильдяй по имени Олег по фамилии Кошель. Выдавался он из общего строя своей невероятной способностью сваливать из расположения роты в неопознанную сторону. Порой возникало ощущение, будто он превращался в бестелесного херувима и растворялся в пучине земной атмосферы прямо на глазах у своих боевых товарищей. Только-только, мгновение тому назад, Кошель был «бар», а теперь хоба-на, Кошель стал «ёк», за это его так и прозвали - Кошелёк. Насколько Андрюха Орлов поражал способностью бесконечно балаболить, настолько Олежка Кошель радовал население нашего батальона умением растворяться в пространстве и времени на глазах изумлённой толпы. Именно в этом заключалась яркая, лучезарная и неповторимая индивидуальность солдата.
Проделывал эти фокусы Олежка не от злого умысла, не от природной вредности, наоборот, всё проистекало от исключительной одарённости бойца. Вокруг него распростёрся удивительный, разнообразный мир, в котором можно было сделать немерено открытий чудных, поэтому первооткрыватель чудесного мира выписался из госпиталя и немедленно занялся постижением этого огромного пространства. После получения документов в госпитале он поехал в расположение своей части, ехал-ехал и никак доехать не смог. Вокруг оказалось настолько много интересного, что мальчугану пришлось отвлекаться. То он с земляками поехал прокатиться в колонне до Пули-Хумрей. Там нашлись ещё земляки, с ними лучезарный «постигальщик» мира прокатился в Джабаль-ус-Сарадж. По пути, в интересах научного анализа структуры внутреннего потребительского рынка Демократической Республики Афганистан, пришлось продать то-сё из военного имущества, купить немножко чарза. С целью медицинских открытий в области пульмонологии пришлось забить косяк и не один.
В ожидании возвращения бойца из госпиталя, Кэп немного приморился и решил послать кого-нибудь за Кошелем, ведь талантливый мальчуган никогда не сможет доехать до своей части самостоятельно. В качестве «посыльного» Кэп выбрал Старцева, потому что у него не забалуешь.
       Старцев внимательно выслушал боевую задачу по скоростным «родам» Кшеля, для усердного её выполнения взял с собой Тимофеева, Фомина и Манчинского, запрыгнул на БТР и поехал за яркой индивидуальностью в Джабаль. Не догнал, конечно же. Личность уже куда-то свинтила с очередной колонной и даже записки, падла неблагодарная, не оставила.
       Через несколько дней вернулся Старцев в Руху, не солоно хлебавши, а ему все давай сообщать, мол, в горах произошел бой, душманы стреляли, а Третий взвод повёл себя как-то странно. В результате бой превратился в избиение, а Старцев теперь должен это разгребать. Причём всем было ясно, как Божий день, что если бы в том бою принял участие Старцев, то всей случившейся херни не произошло бы. Но, теперь херню назад не вернуть, людей не воскресить, а Кэп навряд ли соизволит признать тупым своё решение отправить в горы взвод без командира. А хренля там, погуляют три дня на трёхтысячнике, жрать «захочют» - сами придут домой, командир им нафиг не нужен! Поэтому Старцеву приказали разгребать наваленное Кэпом безобразие, искать виноватых, найти, а коли найти не представится возможным, то назначить оных и за одно придумать выход из созданной Кэпом ситуации. Вернее, из нежданно-негаданно самой-по-себе сложившейся ситуации. Кто же позволит заподозрить в тупорылии целого подполковника!
       Поэтому Седьмую роту застроили с особым пристрастием, нагнали на солдат жути, а затем предоставили слово старшему лейтенанту Старцеву, как будто он был самый при делах.
       Старцев, облаченный чуть ли не в парадку, начал злым голосом задавать вопросы своим бойцам: – «Ты где был? На какой позиции, где она находилась? А ты где был, когда душманы начали стрелять по Первому взводу?» Потихоньку-полегоньку выяснил, что, собственно на горке, на самой удобной позиции, в момент начала стрельбы находились три земляка, призванные из Казахстана: Сакен, Саттар и рядовой Десенбаев.
       Названных троих бойцов вывели из строя, поставили в шеренгу и принялись задавать следующую порцию вопросов. К первому обратились к Сакену Сеитахметову:
- Ты почему не стрелял в душманов?
- Приказ не было. – Ответил Сакен.
- Ты что, долбоёб? Тут в наших ***рят, а у тебя «приказ не было»?
- Э, сто раз же говорил «приказ болмаса, не стрелять деп».
- Ёб твою мать, Сеитахметов! Ты, сука, до дембеля! Вы все втроём, суки, до самого дембеля будете теперь ***рить в головном дозоре! Там узнаете, что такое плечо товарища!
       В ходе «торжественного собрания» несложно было понять, и я понял - теперь в головном дозоре будут ходить Сакен, Саттар и Десенбаев, а значит не я. Для меня это хорошо, моя личная шкура будет целее, но, блин, я не считаю себя самым шкурником в нашем подъезде, поэтому интересуюсь насчёт пострелять без приказа. Нам, в самом деле, постоянно, раз за разом, вбивали в головы одно и то же: «Без приказа не стрелять», «Без приказа не стрелять никогда», «Без приказа не стрелять ни при каких условиях», «Вы тут в чужой стране и не ваше дело, с вами те, кто думают за вас, поэтому без приказа не стрелять». Всегда, везде, на любом инструктаже, на каждом строевом смотре, перед любым выходом в горы нам втемяшивали одно и то же: «Без приказа не стрелять». Когда нагрянул бой, душманы первыми выстрелами вывели из строя Ахундова, а Старцев с нормальными сержантами в это время гонялся в Джабале за самоисчезающим Кошелем. Команду на открытия огня в бою подать оказалось некому. В этом Сакен виноват? Или это Кэп Кошкин отправил Старцева в противоположном от места боя направлении?
       Полтора года рядовой Сеитахметов прослужил в Кундузе на хлебзаводе. Чем он там занимался? Тесто месил и дрожжи разводил, иногда брагульник баламутил. Какие действия вы хотели увидеть от него в бою, жонглирование скалкой и булками? Седьмая рота успела повоевать семь несчастных дней с пятого сентября по двенадцатое! Личного боевого опыта у Сакена за такой срок появиться не могло, он умел лишь выполнять команды, а команда звучала чётко: - «Без приказа не стрелять».
       Рядовой Сеитахметов мне - не брат родной, я не испытывал к нему тёплых чувств, особенно, после некоторых разногласий, возникших по поводу чистки пулемёта. Не являюсь я и адвокатом Сакена, однако, хочу понять: «Без приказа не стрелять» или «Без приказа стрелять»? Хочу, чтобы один раз, коротко и понятно мне сказали - стрелять или не стрелять? Так, как выступили на этом построении, так я не понял. Фраза: - «Ты что, долбоёб?» не прояснила для меня порядок открытия огня, поэтому я не знаю, как поступил бы на месте Сакена. Хочется верить, что я такой, «кия-кия» и порешил бы всех душманов, одной левой. Проникся бы в ситуацию, вступил в бой и извёл бы всех врагов штыком, как говорится, и прикладом. Однако, в этом предложении содержится одно очень важное слово - «бы». Теперь, когда бой закончился, вступила в силу старинная армейская поговорка «после пожара и хер – насос», теперь, после боя, я уверен, что стрелял бы. Но это не факт. После пожара можно хоть на головешки сцать, хоть окружающим в уши.
       Рядового Сакена Сеитахметова назначили виноватым в гибели пяти советских военнослужащих в районе кишлака Чимальварда в ущелье Панджшер провинции Парван 12 сентября 1984 года. Его перед строем назвали трусом, гадом, матюгали неприличными словами. Он больше ничего не отвечал. Его чмырили перед всеми, а он молча смотрел в строй своего взвода на тех солдат, кто точно так же не произвёл ни одного выстрела по душманам. Но они не смотрели в глаза Сакену, смотрели ему под ноги, я специально обратил внимание на эти взгляды. Мне перед Сакеном было не стыдно, в тот день наш взвод находился на горе Мала, поэтому я мог себе позволить смотреть в лицо Сакену, а пацаны из его взвода не могли.