5. Ветер в глазах - Контроль

«Как это происходит?» — обычно этот вопрос цеплялся за всё подряд, но сейчас он прошёл мимо, почти не задев. Впервые за долгое время я почувствовал странную ясность: дрожь ушла, страх словно сел на заднее сиденье, а я точно понимал, где опасно, а где можно спрятаться.
Я развернулся и поднял поддон, тот самый, что уронил. «Использую как зеркало», — мелькнула мысль. Подойти к двери вслепую я не хотел.
Когда повернулся к выходу, в нос ударил резкий запах: ржавчина, влажные старые ворота, что-то сладкое, пряное, незнакомое. Ветер пробивался через осколки стекла, шипел, как разъярённая кошка. Оранжевый свет с улицы плясал по столам, цеплялся за всё металлическое, а прилавок отражал стук листвы о железные шторы, что закрывали вход.
В поддоне никого не было. Пусто. Тихо. И это означало: прямо у двери точно никого нет.
«Тогда зачем я держу эту дурацкую штуку?»
«А и правда…» — ответил я себе и положил поддон на прилавок. Получилось громко, неприятно, словно провели вилкой по тарелке.
Я знал, что за прилавком лежит пекарь, и понимал: если увижу его прямо сейчас, могу снова упасть в ту яму, откуда еле вылез. А Денис в таком состоянии просто пропадёт. Если тот парень действительно был сын отчима… возможно, он нас ищет. Его.
— Иди сюда… — мысль дёрнулась к пекарю, но сразу оборвалась.
Не знаю, откуда во мне столько хладнокровия. Оно даже чужим казалось — как будто я наблюдал за самим собой со стороны. Снял куртку, потом толстовку. Помнил, где именно он лежит, и бросил туда куртку, чтобы хотя бы лицо прикрыть. Только после этого смог подойти к прилавку и накинуть толстовку ему на спину.
На столе увидел клеёнку — обычную, гладкую, такую же, как в детдоме под простыни. Дёрнул её — со стола покатились запаянные зубочистки и пластиковая стойка с рекламой: «Купите 4 булочки — 5-я в подарок».
«Булочки…» — промелькнуло, и снова всплыло воспоминание, как я спрашивал его, зачем он «разукрашивает» тесто.
«Классический дурень», — улыбка мелькнула на секунду.
— Что случилось? Ты в порядке? — Денис появился в тот момент, когда я полностью накрыл пекаря клеёнкой.
— Да… вот… булочника нашего, — выдавил я. Храбрился, пытался вставить хоть каплю юмора, но не получилось.
— Короче… накрыл его.
— Что делать будем? — Денис смотрел на плакат, я тоже повернулся.
Вывеска на стене, обрамлённая в рамочку из колосьев пшеницы, гласила: «Здоровье детей в правильном примере родителей». Внутри вспыхнула злость и чувство обиды — кулак невольно сжался.
— Там никого нет, — я показал на дверь. — Предлагаю позвонить взрослым. Пусть станут нам примером…
— Братик… — сказал он почти шепотом, с хрипом уставшего, измотанного взрослого.
Он обнял меня, и снова накатила растерянность. С одной стороны мы в относительной безопасности, с другой — тут лежит пекарь, неизвестно, встретим ли мы хулиганов на улице. В голове осталась только одна команда: «Бери телефон, звони Волку».
— А где телефон? — Денис смотрел на меня, пожимая плечами. — Ты прикалываешься? Ты его забрал у меня и выбежал сюда!
— Я… не помню… — его взгляд опустился, будто я Елена Анатольевна и вот-вот влеплю ему двойку.
И тут я вспомнил, что у него тоже есть телефон. В конце концов, их нам выдали одновременно. Я начал хлопать по его карманам, но он меня опередил: достал устройство из заднего кармана и протянул мне.
— Только он не работает… — голос всё ещё тихий, а в глазах — чувство вины. — Там деньги кончились.
— Как они кончились? — Я не понимал, потому что у меня никогда не кончались.
— Ну… роблокс… — он прямо посмотрел мне в глаза. — Купил там баксы.
Сначала я хотел разозлиться. Должен был. И всё же… почему я смеюсь? Наверное, потому что это просто… Денис. И только он мог так всё испортить и одновременно вызвать у меня смех.
Я подошёл к двери и постарался заглянуть на улицу через железяки. Чего именно ожидал? Не знаю. Просто была маленькая надежда: может, там есть взрослые, которые смогут помочь.
— А! Вот он! — Денис рванул к углу, радостно, с гордостью и одновременно дрожью, как у машинки в прачечной, и замахал моим телефоном. — Я же в этот угол забрался, когда с ним говорил!
— Отлично! — во мне проснулась надежда, и я ощущал, как что-то огромное и тяжёлое словно скинулось с моих плеч. — Давай его сюда!

Нажал на иконку с трубкой, выбрал последний номер и позвонил. «Только бы он был рядом… я уже не могу», — пронеслось в голове, сердце стучало. «Что не могу? Куда я денусь?» — внутренний я тут же возразил: «Ха! Словно Главкон спорит с Сократом». И странно — в этой мысли появилось лёгкое облегчение, наверное, потому что я люблю Платона.
— Дядь Миша! — мой голос дрожал даже для меня самого. — Мы в пекарне, тут взрослый… он лежит.
— Мы вас уже ищем. Какая именно пекарня? Можете выйти на улицу?
— Там же… — я подумал, что наверняка эти хулиганы, и если мы поднимем «шторы»… — Там же опасно!
— Нет, их уже поймали. Откройте и сядьте снаружи, я уже у школы. — Он замялся, был слышен ветер, спутник шума, и лёгкое потрескивание, словно микрофон сломался.
— Хорошо. — Я ударил по кнопке справа от двери — уже открываем.
Я посмотрел на Дениса, а внутри всё ещё боролись желания: сказать ему спрятаться или убедить, что всё хорошо. Только сейчас заметил, как широко раскрыты его глаза — словно он увидел пришельца и не может ничего сказать.
— Денис, иди на кухню, спрячься. Я первым выйду, — казалось, в этом нет ничего особенного, просто осторожность. — Хорошо?
— Ладно, но если там что-то есть — беги, — сказал он, словно в часовне помолился богу.
Я подождал, пока он убежит на кухню, поднялись железяки, и я вышел на улицу, где меня встретил спокойный, размеренный городской воздух. Напряжение? Да, оно было, но только от того, что движения вокруг почти не было. Даже немногие машины, что медленно ехали по дороге, успокаивали.
Я смотрел глазами не того, кто сидел на уроке несколько часов назад. Нет. Я смотрел на всё с изумлением и вопросом: как? Как этот мир может быть просто хорошим и спокойным, когда наш ад ещё даже не закончился? Хруст стекла под ботинками — единственное напоминание о том, что здесь произошло.
«А, что… получается, он упал — из-за меня?» — в голове снова его лицо, морщины и стеклянные глаза. А дальше словно в киноплёнке: вот он смеётся, умыл мне лицо, показал, что только мне в голову может прийти «покрасить» булочки; вот он останавливает меня, не давая побежать к Денису; вот эта ручка печи… Я дрожу, и всё же встречаю это слезами с мыслью: «Я сильный».
Мне не хотелось идти туда, даже открывать дверь, снова слышать колокольчик, хруст стекла под ногами, идиотский плакат. Нет. Я просто повернулся и крикнул, чтобы Денис выходил. А ветер наполнял мою грусть, словно убаюкивая и шепча: «Всё позади».
Слёзы уже были правильными — тёплыми, нужными. И странно: в этот момент я даже любил себя. Я злился, мне хотелось, чтобы мир остановился немедленно и почувствовал всё, что чувствую я. Запах рябины, и эта голодная птица, что клюёт её через дорогу… Почему мне кажется, что это прожевали меня? Нет — даже не прожевали, а выплюнули. Словно вот эта апельсиновая рябь под деревом — и есть я.
— Да… — Денис вышел, сопровождаемый звоном колокольчика, хлопком двери и таким же непониманием чужого спокойствия, как у меня. — Ку… куда теперь?
— Ждём, — я повернулся к нему, как будто хотел увидеть в нём взрослого и самому снова стать маленьким, чтобы позволить себе психануть как ребёнок. — Ты как?
— Как курица в печи. Где они? — он явно начал приходить в себя, натягивая на лицо прежнюю наглость и уверенность, деловито осматриваясь. — Где наш волчара?
— Идёт, вон, — я показал на какого-то взрослого вдалеке. Самому почему-то стало тревожно. — Наверное, он.
Я только хотел подумать, что делать дальше, когда Денис уже сорвался с места. Ноги сами понесли меня за ним. Холодный ветер ударил в лицо, и я поймал себя на том, что рад ему. Никакой ржавчины, никакой сладости — только чистая, свежая холодность.