Сережа и Прометей

18.03.2025

«Все искусство у людей от Прометея» – гласит вывеска на стенах сверкающего Ла Скала. И внизу приписка: “Эсхил”, а в скобках – “Plat. Prot. 320d—321e". Сережа скользит взглядом по буквам, но не понимает их смысл. Признаться честно, греческая мифология его никогда не интересовала.

Спокойствие холодного осеннего вечера трещало по швам от топота сотен налакированных пар обуви и цоканья высоких каблуков. Пару минут назад Piazza della Scala пустовала, и только несколько прохожих проходили по вымащенным дорожкам площади, потерянные и невидимые на фоне исторических красот Милана. Сейчас же возле памятника Леонардо да Винчи обрисовалась целая сороконожка из людей, надушенных и накрашенных по последнему писку моды – как они думали – и без умолку болтавших о предстоящей премьере. Сверху на них смотрела статуя художника, и во взгляде его читалась непомерная скука; казалось, была бы его воля – и он сошел бы с постамента. А его верные ученики – четыре преемника – в немом согласии подхватили бы волю мастера, зашагав рядом. Однако статуя могла лишь стоять и наблюдать за суетой, слушать малодушные сплетни и дурацкие сентиментальности, покуда двери известнейшего Миланского театра не откроются для его гостей – тысячной толпе, с предыханием ожидающей премьеры.

То была сенсация: театр решил поставить «Творение Прометея» авторства Сальваторе Вигано, чей опус последний раз был представлен в 820-х годах и больше не являл себя миру после смерти создателя. После объявления на ушах стояли все редакции, светские люди кричали и заранее репетировали, как будут хлопать и восхищаться – хотя ни разу не слышали ни о Прометее, ни о произведении Бетховена. Билеты были раскуплены за несколько минут; какая толпа стояла на кассе; как грызлись люди за билеты, забыв о так почитаемых ими же манерах. Сережа же получил билет по блату – он был главным творческим критиком в Corriere della Sera и вел целых две рубрики: театр и происшествия. Своим положением он был по-настоящему доволен; ему платили хорошую зарплату, он постоянно был в разъездах, а значит многое мог повидать, и начальник всё покупал за счет редакции. Билеты к нему попали таким же образом, когда Андрэ вручил ему их без возможности отказаться. А кто бы отказался после тех сцен, что он видел каждый день в театре возле кассы?

Сережа – журналист, и тут он, конечно, по служебному долгу; уложил волосы и щегольски оделся он тоже только для того, чтобы выглядеть презентабельно в глазах коллег из других редакций; и новый одеколон он купил, потому что старый надоел до тошноты. Цветы? А цветы – для актеров, что так стараются на сцене.

Нет, дело не в приме, что смотрит с плаката на него этими карими, красивыми глазками, начальник, честно.

Чудо, что Сережа не заснул под утомительный рассказ Андрэ о его женушке, о бухгалтерском вычете и политическом кризисе; пожалуй, стоит поблагодарить напудренных дам, что стояли рядом с ними, то и дело стреляя глазками в его сторону. Мужчину это забавляло, и в глубине души он смеялся над этими курносыми и красными от холода носиками, маленькими глазками и узенькими лбами – о, они не знали, кто его ждёт за красной занавеской после каждого выступления! Но позже, позже… Вот зашелестили чужие подолы; пора заходить